— Зачем он приходил? — опускается на стул, на котором только что сидел Миша.

— Я так и не поняла, если честно, — растерянно отвечаю. — Извинился.

— За что?

— За детские обиды.

Яр слегка смеется.

— Ну вот, я же говорил, что наступит день, и он сам к тебе придет, а ты не верила.

— Он пришел, когда мне это уже не нужно.

— Ты уверена? — его бровь ползет вверх.

— Уверена, — отвечаю, немного помедлив.

Яр издает саркастичный смешок и пускается в рассказ о своей недавней поездке на Байкал. Я хотела с ним, но не получилось из-за учебы. Два препода неожиданно задали писать рефераты по их предметам на 25 страниц каждый.

Друг в таких красках все рассказывает, что уже через несколько минут я напрочь забываю о Мишином приходе. Мы много смеемся, как это у нас с Яром обычно бывает, и планируем, куда рванем на майских праздниках. Через час в больнице заканчивается приемное время, и Ярослава просят покинуть палату. Приятель уходит, оставив меня в прекрасном расположении духа. Надеюсь, через несколько дней мне все-таки разрешат выписаться. Ну правда ведь я чувствую себя хорошо, если не считать боли в левой части тела. Но отлежаться с ушибами я и дома могу.

Я достаю из прикроватной тумбы планшет, поудобнее устраиваюсь на больничной койке и включаю первую серию нового сериала с любимым актером. У меня хорошее настроение, уже через пару недель я закрою сессию третьего модуля, и начнутся каникулы. Поеду с мамой, отчимом и Костей (это брат Лизы по матери, если кто забыл — примечание автора) на неделю в Красную поляну. Кататься на лыжах после ДТП вряд ли смогу, но все же побывать в горах приятно.

— Елизавета Самойлова? — в палату заглядывает незнакомая медсестра.

— Да, — ставлю сериал на паузу.

— Это вам прислали, — она заходит ко мне с букетом благоухающих нежно-розовых роз. Мои любимые цветы.

Я удивленно беру их в руки.

— Вазу я вам сейчас принесу. — Девушка удаляется.

Я недоуменно смотрю на букет и замечаю среди бутонов маленькую записку. Беру ее в руки и с замиранием в сердце читаю:

«Всегда была только ты».

Миша приходит меня навестить на следующий день, как и обещал. Признаться честно, я не восприняла его слова всерьез, думала, он это специально перед Яром говорит, поэтому когда в дверь раздается короткий стук, а затем возникает Миша, я сильно удивляюсь.

— Привет, — тихо говорит и проходит ко мне. — Как твое самочувствие?

— Привет, нормально.

Миша садится на тот же стул и снова смотрит на меня с болью и тоской в глазах. Я же начинаю чувствовать себя очень неловко. Вообще, это уже не смешно. Чего он ко мне ходит? Его букет (хоть в записке и не было подписи, я все равно уверена, что цветы от Миши) благоухает в вазе на прикроватной тумбе. От этого становится еще неуютнее. Может, мне следовало выкинуть цветы?

А то похоже, что я поставила их возле кровати, чтобы любоваться и нюхать. На самом деле так оно и есть, цветы действительно шикарные, но я бы не хотела, чтобы Миша об этом знал.

— Спасибо за букет, — прерываю неловкую паузу. — Он ведь от тебя? Там не было подписи…

— От меня, — поднимает вверх уголки губ и тянется взять меня за руку, но я вовремя успеваю ее одернуть.

И замолчали. Тишина становится настолько гнетущей, что я уже чуть ли не молюсь, чтобы в палату кто-нибудь зашел. Хоть медсестра. Кто угодно — но только не находиться в этом неловком молчании с Мишей и не чувствовать на себе его взгляд.

— Когда тебя выписывают? — прерывает тишину.

— Надеюсь, что уже через несколько дней.

— Хорошо… Ты точно не сильно пострадала?

— Точно, — коротко отвечаю. — Со мной все в порядке.

— Как у тебя дела в институте? — вдруг спрашивает.

Этот неожиданный вопрос заставляет меня все-таки посмотреть на Мишу. С чего вдруг он интересуется моими делами в учебе? Он же наверняка даже не знает, где я учусь.

— Нормально, — пожимаю плечами.

О том, как обстоят его дела в учебе, я решаю не спрашивать. Во-первых, это не мое дело, а во-вторых, мне неинтересно.

Миша с видом побитой собаки сидит у меня еще минут 20 и пытается как-то завязать разговор, который у нас не клеится. Вечером он снова присылает мне букет цветов. На этот раз вообще без какой-либо записки, но я и так знаю, что розы от него.

Он навещает меня и на следующий день, и мы снова преимущественно молчим. Я стараюсь смотреть куда угодно, но только не на него. Миша же наоборот не сводит с меня глаз.

Неожиданно я понимаю, что нам с Мишей совершенно не о чем разговаривать. Мы всю жизнь воевали и, наверное, никогда не общались, как нормальные люди. Поэтому сейчас, когда для войны уже не осталось ни сил, ни желания вдруг выясняется, что а по-другому-то мы не умеем. Вот он сидит возле меня и не знает, с чего начать разговор. И я тоже не знаю, что нейтрального и вежливого ему сказать.

Я могу на него наорать и потребовать, чтобы он убирался. Миша может схватить меня за шею и впечатать в стену. А просто поговорить мы не можем. Не умеем.

Миша приходит ко мне в больницу каждый день, пока меня не выписывают, и каждый день присылает цветы. В итоге под конец моего пребывания в палате она оказывается полностью заставлена благоухающими розами.

— Лиза, от кого столько цветов? — лукаво интересуется мама.

— Да так, от одного знакомого, — расплывчато отвечаю.

— Ой, ну не скромничай! — лучезарно улыбается. — Признавайся давай: кто он?

Я закидываю в спортивную сумку последние вещи и застегиваю ее.

— Мам, хватит. Пойдем уже.

— И ты не заберешь всю эту красоту? — она обводит руками многочисленные букеты.

— Нет, они мне не нужны.

Мама негодующе качает головой, мол, это преступление — бросать такие цветы, но, к счастью, больше не произносит ни слова. Прихрамывая на левую ногу, выхожу с родительницей из больницы и еду к ним с отчимом домой. Мать настояла на том, чтобы после выписки я еще какое-то время пожила у них под наблюдением. В глубине души я рада. Почему-то у меня есть опасения, что Миша начнет приходить ко мне домой. А если я не открою ему дверь, то он ее просто выбьет.

Когда Мишу останавливала закрытая дверь? Никогда.

Причем, закрытая дверь как физически, так и образно. Сейчас он упорно пытается взломать ту дверь, что я захлопнула за ним в своей душе на Новый год.

Миша пишет мне каждый день. Обязательно желает мне доброго утра и спокойной ночи, а также присылает сообщения в течение дня. Это ничего не значащие смски, но я не отвечаю даже на них. Я не включаю специально гордость и не пытаюсь набить себе цену, но просто… Я не знаю, что ему отвечать. И самое главное — я не знаю, для чего ему отвечать.

Моя мечта быть с Мишей теперь уже кажется мне детской и наивной. Ну вот как мы с ним будем, если все вокруг думают, что у нас один отец? Когда я хотела быть с Мишей, я почему-то думала, что вот однажды он узнает правду о своем усыновлении, и все вокруг тоже узнают, и мы с ним каким-то чудом начнем встречаться. Но на деле оказалось, что о Мишином усыновлении из посторонних людей по-прежнему никто не знает. Эта тайна так и осталась только внутри семьи.

И вот как это все будет выглядеть со стороны?

Идет время, а Миша не прекращает присылать мне сообщения. Я их все читаю, от некоторых у меня сжимается сердце, но я силой заставляю себя закрывать мессенджер. Наш с ним диалог, который всегда был пустым, теперь превратился в его сплошной монолог. Я все жду, когда же Миша перестанет писать мне, но он все не перестает и не перестает.

Иногда он пишет какие-то воспоминания из детства:

«Сегодня в супермаркете видел сцену, как девочка лет пяти со слезами выпрашивала у мамы киндер, и сразу вспомнил, как ты их в детстве любила. Это я воровал твои игрушки из киндеров. Прости, я был мелкий дурак»

«Ты слышала, что Дисней переснимает Русалочку? В детстве ты меня так ею изнасиловала, что я до сих пор помню некоторые диалоги из этого мультика»