Внимательно смотрю на уставшего отца и вдруг понимаю, что он оставил жену и родного ребенка ради другой женщины и приемного ребенка. Я знаю, насколько сильно он любит Лизу и как всегда старался дать ей по максимуму самое лучшее, но он не воспитывал ее, как меня. Все-таки для Лизы он был воскресным папой. Наверное, это тяжело, когда твой любимый ребенок растет не на твоих глазах.

После ужина я ухожу в свою комнату и внимательно ее осматриваю, решая, что взять с собой в съемную квартиру. Я никогда не страдал тягой к большому количеству шмоток, но сейчас понимаю, что у меня их действительно много. Достаю из кладовки чемодан и начинаю закидывать в него вещи, уже не разбирая, какие из них были куплены мною, а какие мамой.

В дверь раздается тихий стук.

— Да? — оборачиваюсь.

В проеме появляется мать. Бросает удивленный взгляд на меня и на чемодан.

— Я решил снять квартиру, — отвечаю на ее немой вопрос.

— Зачем? — тут же пугается. — Миша, это твой дом.

— Я знаю, мам. — Улыбаюсь ей. — Я хочу снять квартиру не потому что вы меня усыновили.

— А почему?

— Потому что мне скоро 25 лет и пора бы уже пожить самому.

— Глупости какие, — злится. — Зачем тебе куда-то съезжать? Или вы с Виолеттой решили вместе жить? Так она может переехать к нам, квартира огромная, места всем хватит.

Упоминание о совместном проживании с Виолеттой тут же пугает меня.

— Нет, мам, мы с Ветой не планируем вместе жить, — спешу ее заверить. — Я один буду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тогда тем более не понимаю, зачем тебе съезжать.

Я перешагиваю через чемодан и подхожу к матери.

— Мам, — обнимаю ее. — Ты во сколько лет начала одна жить?

— В 18.

— Ну а мне скоро 25.

— Я поехала учиться в другую страну! — спорит.

— И что? Я никуда не исчезаю, буду часто к вам приезжать. Да и все свои вещи не буду с собой забирать. Половина тут останется.

Родительница грустно вздыхает.

— Для меня ты навсегда останешься ребенком.

Я смеюсь ей в затылок.

— Не спорю с этим. Но пора бы уже как-то и самому.

— Давай мы тогда купим тебе квартиру?

— Не надо. — Тихо отвечаю. — Я сам на нее заработаю.

Через неделю я снимаю стильную однушку на 25 этаже новостройки недалеко от моего клуба. Она отделана в стиле лофт и оснащена всей необходимой техникой. Виолетта ожидаемо заводит разговор о совместном проживании, но я тут же его пресекаю. При всем моем хорошем отношении к ней, вместе жить — это лишнее. Достаточно того, что мы каждый день видимся в институте, и она остается у меня пару раз в неделю. Вета бесконечно прекрасна, но переводить наши отношения на новый уровень я не хочу.

Идет время, жизнь возвращается в привычное русло, и вроде бы все хорошо, но мне как будто чего-то не хватает. Даже не чего-то, а кого-то. Мне не хватает одного конкретного человека.

Так уже бывало раньше, когда я долго ее не видел. В глубине души начинал скучать по нашим перепалкам, по ее вампирским серым глазам. По ее запаху.

Ее запах — это отдельная тема. Самая настоящая нирвана для меня.

Иногда я зависаю на рабочем месте, думая о ней. По миллионному кругу прогоняю в памяти наш поцелуй и ее признание в любви. Сомневаюсь, было ли оно искренним. В сотый раз открываю ящик стола и достаю пакетик с ее прядью волос. Наркотический запах уже выветрился, но от осознания того, что это именно ее прядь, кожа покрывается мурашками.

В какой-то момент меня уже просто начинает ломать. Она мерещится мне в каждой встречной блондинке. Целую Виолетту, а представляю Лизу. Это самое ужасное, что только может быть. Раньше такого не было. Никогда я раньше не представлял на месте своих девушек Лизу. Даже мыслей таких не было.

А сейчас вдруг совершенно четко осознаю: хочу ее до умопомрачения. Вообще, это очень странные чувства. Слово «любовь» в своем классическом понимании к ним вряд ли применимо. Это какой-то больной микс из одержимости, зависимости и потребности в одном конкретном человеке. В итоге все выливается в безысходность и отчаяние: когда и с этим человеком быть не можешь, и без него плохо.

Ломает. Как же меня ломает.

В конечном счете это все перерастает в агрессию. Я срываюсь на Виолетте, я срываюсь на подчиненных в клубе. Ору, бью предметы, пытаясь выместить скапливающуюся злость, но ни черта не помогает. Это все доходит до такой критической точки, что у меня остается только один путь — на ринг.

Я начинаю выступать на своих же боях без правил. Бью кому-то морды, кто-то бьет морду мне. А я с каждым ударом пытаюсь вытравить из себя больное влечение к ней. Ведь его не должно быть. Она дочь человека, который меня вырастил, который стал мне настоящим отцом. Я не могу, не должен испытывать к ней такую тягу.

Ринг помогает. Жестокие бои без правил хорошо выпускают из меня пар и прочищают мозги. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что я наконец-то взял себя в руки. Даже выбрасываю прядь Лизиных волос. Нефиг, как дебил, залипать на нее.

Отношения с Виолеттой трещат по швам из-за моего поведения. Ей надоело, что я постоянно психую, срываю на ней зло. А сейчас еще и в бои подался, все время хожу с побитой мордой. Вета хорошая девушка и не заслужила всего этого. Чувствую себя последней сволочью и последним мудаком.

А еще боюсь, что если потеряю ее, то окончательно поеду крышей по Лизе. Вета для меня, как спасательный круг. Я наконец-то перестал представлять в постели на ее месте Лизу. Специально долго всматриваюсь в ее карие глаза и черные волосы, глажу загорелую кожу.

— Вета, прости меня, — говорю девушке. Она игнорировала меня несколько дней после того, как я в очередной раз наорал на нее ни за что.

Молчит, отводит глаза в сторону.

— У нас давно не было свиданий, — притягиваю ее к себе за талию. — Давай сходим куда-нибудь?

Не отвечает.

Сжимаю ее в своих руках и зарываюсь лицом в густые темные волосы. Глубоко вдыхаю сладкий запах. Вот так хорошо.

С Виолеттой тихо и спокойно. Никаких эмоциональных качель, никакой больной одержимости. Все просто и понятно. Разве не так должно быть в нормальных здоровых отношениях?

— Вета, ты нужна мне, — шепчу ей на ухо.

И это чистая правда. Потому что если ее не будет, я окончательно сорвусь в пропасть по имени Лиза. Ненароком убью кого-нибудь на ринге. А Вета приземляет меня, помогает помнить, что я вроде как нормальный человек, а не больной псих.

Хотя последнее мне сейчас больше подходит.

Ну и Виолетта просто не заслужила такого отношения к себе. После всего того, что она для меня сделала, я совершенно точно не имею никакого права так ее обижать.

— Миша, что происходит? — наконец-то подает голос. — Я уже вообще ничего не понимаю.

— Я кретин. Прости меня.

Она тяжело вздыхает и к моему великому счастью в очередной раз меня прощает.

Неделя до Нового года. Традиционно мы отмечаем его с семьей в Золотом ручье. Заранее узнав через Иру, что Лиза уезжает в Испанию навестить своего деда-министра, я приглашаю Виолетту отметить праздник с моей семьей.

Я уже две недели не дрался на ринге и больше не тянет. Даже лицо зажило. Лизина прядь покоится где-то на московской свалке, и я наконец-то перестал сжимать ее в руках, как последний придурок. Ну и на месте темной головы Виолетты мне больше не мерещится светлая Лизина.

Хочется верить, что вот теперь жизнь наладилась.

За несколько дней до Нового года в Москве валит сильнейший снег, который заметает все дороги. Я по своей дурацкой привычке отложил покупку подарков на самый последний момент, а именно на 31 декабря, поэтому в Золотой ручей мы с Виолеттой едем очень поздно, рискуя опоздать на бой курантов. Из-за снегопада по дорогам не проехать, и на выезде из Москвы образовалась огромная пробка.

Вета нервно ерзает на пассажирском сиденье и томно вздыхает.