***

Я распахнула глаза, прогоняя мучительные воспоминания. Троллейбус стоял на нужной мне остановке. Я дёрнулась с места и успела выскочить в закрывающиеся двери. Если опоздаю, Лариса, наш администратор, по головке не погладит. Она меня и так не особо жалует.

– Воронова! Снова опаздываешь. У тебя три минуты, – строгий голос начальницы раздался за спиной, когда я переодевалась в форму – белый верх, чёрный низ и плотный льняной фартук.

– Простите, Лариса Викторовна! Справлюсь за две, – бросила я через плечо, застёгивая блузку. Чуть тронула ресницы тушью, причесала брови и размазала румяна по щекам. Вот так – хоть на человека похожа, а не на загнанную лошадь.

– Что на этот раз? Разрядился телефон? Пробки? Моё терпение не безгранично, запомни.

Лариса подошла ближе, пронизывая меня испепеляющим взглядом. От неё исходил сладкий приторный аромат, от которого хотелось поморщиться. Я с трудом сохранила спокойное лицо и даже попыталась улыбнуться, хотя на языке давно вертелось крепкое словечко в её адрес.

– Лариса Викторовна, это всё дополнительные смены. Организм сбоит.

– А никто тебя не заставлял. Если взялась за дело, то не жалуйся. А теперь живо в зал. Сегодня без перекура.

Я смотрела на её удаляющуюся фигуру, кусая губы и сдерживаясь, чтобы не ляпнуть ей вслед какую-нибудь колкость. В этой рыжей стерве не было ни грамма жалости, а ведь ей прекрасно было известно про мою ситуацию и «послужной список», с которым меня вряд ли охотно примут на работу. Намекать на то, что она легко может вышвырнуть меня на улицу, были её излюбленной забавой, хотя я не давала для этого поводов. Сегодняшнее почти-опоздание не в счёт, едва ли его можно было принять за нарушение дисциплины. Выгнать-то она меня не выгонит, но оштрафовать может.

Выругавшись про себя, я сдержалась, чтобы не хлопнуть дверцей шкафчика.

С утра в зале было не так много людей, я даже успела переброситься парой слов с нашими поварами, а на ланч уже пошёл народ с ближайшего бизнес-центра. Молодые, успешные и обеспеченные – обычный наш контингент. Днём забегали на обед, а по вечерам расслаблялись в более приятной обстановке, устраивали свидания, иногда деловые ужины или проводили мероприятия.

Поначалу я приняла своего клиента, одиноко сидящего за столиком у окна, за такого же как и все остальные, пока не услышала его приятный акцент.

– Никогда у вас не был, – его голос так сладко промурлыкал, немного картавя букву «р». Француз? – Очень приятное место.

– Спасибо, – я улыбнулась ему в ответ, бегло осмотрев его. Чуть за сорок, тёмные волосы едва тронула седина, привлекателен и хорошо одет. Я всегда обращала внимание на обувь и часы мужчины. Так легче всего было вычислить, что передо мной человек обеспеченный. Не для романов – на них у меня просто не оставалось ни времени, ни сил. С простой официанткой наши гости-мужчины не пошли бы на что-то большее, чем простая интрижка, а у меня не было никакого желания им подыгрывать и строить иллюзии на их счёт. Но вот хорошие чаевые можно было заработать, стоило только быть поприветливей и дать им пустую надежду на лёгкий флирт.

– Вы уже выбрали?

– А что бы выбрали вы?

Этот вопрос застал меня врасплох. Обычно гости просили посоветовать, а мы предлагали то, у чего подходил срок годности. Я уже хотела проделать тот же финт, но что-то в этом мужчине меня подкупило.

– Равиоли с крабом и борщ.

Я как-то пробовала равиоли от нашего шефа. Их вернули на кухню, так как особо привередливому гостю они показались переваренными, но я посчитала их божественными.

– Борщ? Это красный суп? – гость в удивлении поднял брови.

– Да, традиционное русское блюдо. Очень вкусное.

Мужчина замолчал в раздумье, но взглядом окинул меня, скользнув глазами по груди.

– Как ваше имя? – он подался вперёд, видимо, ища бейдж.

– Мила.

– Красивое имя. Что ж, Мила. Я прислушаюсь к вам. Борщ и равиоли, – он протянул мне меню, всё так же не отрывая от меня глаз.

– Что будете из напитков?

– Зелёный чай.

Я, улыбнувшись, кивнула и прошла в сторону кухни, спиной чувствуя его взгляд. Даже бросило в пот от того, как внимательно он меня разглядывал. Часто мужчины, такие как этот, обеспеченные и уверенные в себе, пытались заигрывать, давали свои визитки или просили мой номер. Для них что медсестра, что стюардесса, что официантка – это всё были сексуальные фантазии, которые должны были безропотно исполнять их желания. Но я отвергала все их попытки. Отказы даже не били по их эго – не соглашусь я, так согласится другая. А к чему мне быть одноразовым развлечением?

Этот мужчина не был исключением, я чувствовала это кожей. Но на его знаки внимания я не собиралась отвечать. Буду милой, приятной и вежливой, не более.

Передав заказ на кухню, я вышла в зал и взяла ещё пару столиков. Боковым зрением отметила, как иностранец наблюдает за мной. Стараясь не обращать на это внимание, я набросила маску учтивости и принесла его блюда. Он поблагодарил, но, когда я развернулась, вдруг потянул меня за руку.

– Чем вы заняты сегодня вечером, Мила?

Я почувствовала предательскую дрожь от вторжения мужчины в моё личное пространство, но аккуратно выдернула свою ладонь.

– Работа занимает всё моё время, – произнесла я заготовленный для таких случаев ответ и натянула улыбку.

– Я в вашем городе впервые, никого здесь не знаю, и был бы рад компании. А ваши глаза столь… enchanteur*, что мне хотелось бы ещё раз их увидеть. Может, вы согласитесь со мной поужинать завтра?

– Прошу прощения, но у меня важные дела.

Иностранец разочарованно вздохнул. Кажется, чаевых мне сегодня не видать.

– Жаль. Очень жаль. Но благодарю за такой вежливый отказ, – он грустно улыбнулся и, взяв в руки приборы, показал, что разговор окончен.

Я не заметила, как он покинул ресторан и в первую секунду испугалась, что он ушёл, не оплатив. Но на столе лежали три пятитысячные купюры. Он оставил больше десятки на чай.

Почему-то этот жест вызвал у меня только раздражение. Так легко сорить деньгами… Знал ли он как порой трудно заработать лишнюю сотню? Не думаю. Но одновременно с этим внутри я ликовала. Я стала на десять тысяч ближе в своей цели.

*enchanteur – обворожительны (фр.)

– Привет, капитан!

– Привет, штурман!

Я опустилась на колени перед инвалидным креслом и крепко обняла брата. Его хрупкое тельце было почти прозрачным, будто обнимала воздух.

– Раздавишь! – простонал он.

Я отстранилась и взлохматила его отросшие волосы.

– Как дела?

Голубые глаза стрельнули куда-то за мою спину, но Паша тут же улыбнулся.

– Нормально.

Я обернулась. Директриса, высокая женщина с «вавилоном» на голове стояла на пороге своего кабинета. Её плотная фигура занимала всю ширину узкого коридора, а взгляд был строг и холоден. Не удивительно, что брат не хотел сболтнуть что-то лишнее при ней. Я развернула его коляску и покатила к выходу, сегодня нам разрешили прогуляться по территории интерната.

Апрель был приветлив. Ветер всё ещё холодил кожу, но солнце, пробивавшееся из-за перистых облаков, согревало. Пахло землёй и талым снегом. Чувствовалось, что совсем скоро придёт настоящая весна, с капелью и первой мать-и-мачехой.

Я раз в неделю приезжала сюда, чтобы навестить Пашку и привезти что-то необходимое – гостинцы, игрушки, одежду. Кормили и одевали в интернате довольно паршиво, так что детей спасали либо меценаты, жертвовавшие деньги, либо родственники, которые не могли взять ребёнка к себе по разным причинам. В этот раз я заметила, как истрепалось сиденье под Пашкиной спиной. Дешёвый дерматин кое-где порвался и поролон торчал из дырок. В следующий раз нужно будет привезти специальную подушку.

Толкая кресло по дорожке, я старалась увести разговор в сторону, не желая обсуждать мой провал с соцопекой. Расспрашивала об учёбе, о друзьях, таких же сиротах, заключённых в казённые стены. Сама пускалась в рассказы о подругах и работе, намеренно говоря громко и акцентируя внимание на чём-то отвлечённом и позитивном. Даже про мистера "Я Люблю Всех Поправлять" рассказала, приукрасив детали и выставив его полным идиотом. Но мой штурман был слишком внимательным.