«Дух», — была подпись. — «Печать, что церковными клятвами запечатала его, и лишь ими же и может быть снята».

Последней был череп. Ни человека и не тигра — просто некий образный череп.

«Плоть», — гласил данный рисунок. — «Печать, что обретением плоти запечатала его, и лишь рассеиванием её может быть снята».

«Я же кошка, я ничего не понимаю», — подумала Гидра и невольно издала недовольный мявк. Посмотрела по сторонам, повертев хвостом. Но затем снова попыталась сосредоточиться на словах.

«Великая сила, но и великая опасность заключена в Синем Тигре для рода человеческого. То не дракон, что стал человеку союзником и братом; то вечно ждущая своего часа месть, непрестанно ищущая, как освободиться от святых обетов, чтобы вновь править побережьем, приведя всё прославленное королевство к неминуемому краху».

— Мяу, — вновь вырвалось изо рта. И дверь со страшным грохотом распахнулась.

— Опять ты, проказница!? — прозвучал возмущённый голос. — А ну, кыш!

Монах в зелёном погнал её, и, в панике ища щель для выхода, Гидра очнулась. Никто даже не заметил, как она несколько минут сидела на скамеечке, прикрыв глаза. Слуги всё так же суетились с сундуками, их топот долетал досюда, как и раньше.

«Я была кошкой, одной из тех, что решилась исполнить мою просьбу!» — думала Гидра взволнованно. — «Я видела её глазами и даже могла читать. Воистину, доа — это ещё и маг! Или маг — это доа…?»

Она встала и взволнованно заходила взад-вперёд по галерее, раздумывая над тем, что узнала.

«Иерофант Мсара сказал, что две печати уже сняты — Кровь и Дух. Сам Мелиной говорил, что принёс брачную клятву, чтобы освободиться от тех, что сковывали его. А Иерофант Рхаат утверждал, что женщины погубят Рэйку. Но…»

Задумавшись, она прислонилась к одной из колонн с тигровым рисунком. И посмотрела прямо перед собой.

«Как Мелиной может быть скован плотью, если, напротив, он призрак? Может ли это означать Энгеля? Было бы странно, ведь Энгель немногим старше меня, а печати существовали века. Значит, есть что-то, что держит его… и он ищет пути разбить последнюю цепь своих оков».

Ох и жутко это звучало. Гидра подумала, что ей следовало бы настоять на помощи Иерофанта.

«Он не хочет, чтобы я что-то знала из-за того, что я женщина. Но соблазны Мелиноя против меня бессильны. Это чудовище не посмеет отнять у меня то, что я люблю. И тех, кого я люблю, тоже».

— Гидра, ты идёшь? — прозвучал из холла голос Энгеля.

— Да-да! Минутку! — она расправила свой подол и сделала крюк через кухню, где повелела серую кошку, что явится за угощением, наградить настоящим рыбным пиром — и дать придворный чин.

Тронный зал раальского дворца был гигантским, словно ристалище, над которым возвели высокие арочные своды. Солнце било внутрь сквозь длинные узкие окна. Внутри поместилось столько людей, сколько, кажется, мог разместить в себе весь Лорнас целиком. Люди эти склонялись, вставая на колени за рядами иксиотов, и сверкающие рыцари тоже склоняли головы перед идущими по белому ковру Энгелем и Гидрой.

Белый ковёр из тончайшей козьей шерсти символизировал чистоту помыслов, с которой новые правители двигаются к двум тронам. А троны, возвышаясь над залом, в свете солнца сияли и переливались, как геммовастики. Трон диатра был отделан алмазами в драконьих глазах, а трон диатрис был поменьше, но поизящнее, и драконьи мотивы в нём сплетались с цветами и чисто женскими камнями — рубинами и изумрудами.

Невзирая на этот троп о том, что драконы положены мужчине, а женщине отведена второстепенная роль, Гидра слышала «доа» со всех сторон. И с удивлением замечала девушек, что обрезали волосы, как она. То ли жители Рэйки действительно превозносили драконьих всадников, то ли Энгель достаточно постарался, чтобы расположить подданных к своей супруге.

«Но я-то надеюсь отрастить свою гриву обратно, а они пошли на это сознательно».

На ступенях перед троном их ожидал Иерофант Мсара. Слева и справа от него склонялись слуги, что держали над головами подушки с положенными на них старинными коронами. Обе короны на вкус Гидры были пресноваты, но зато по одному их виду было понятно, что надевали их ещё Гагнары: столь примитивны и одновременно притягательны были драконы, образовывавшие своими фигурами венцы из серебра и золота.

Чуть поодаль, у трона диатрис, стояла Монифа. В бирюзово-алых одеяниях — смешении цветов Астрагалов и Мадреяров — она была всё так же статна. Две белые косы стекали по её груди. И всё же её крепкая фигура несколько ослабела, а прожитые годы впервые отразились на лице. Без одобрения своего любимого сына она хирела на глазах.

Теперь её титул был просто «ди» — бывший член королевской семьи, обладающий неприкосновенностью, но не имеющий власти.

Она тяжело смотрела на то, как ненавистная невестка принимает статус, много лет принадлежавший ей. Но было в её глазах и ещё кое-что.

«Даже это счастье не вечно», — словно хотела сказать Монифа.

«Нагнетай где-нибудь ещё», — мысленно отзывалась ей Гидра.

Энгель держал супругу под руку. Он был одет в ритуальное белое шервани, как на свадьбу. И столь ослепительны были жемчуга, что украшали его длинные царственные одежды вместе с золотистыми цитринами, что Гидре казалось, что она вышагивает подле самого солнца. Сама она шла в бирюзовом сари, никому не позволив уговорить себя на корсет. Золото и патина, цвета Астрагалов, составляли её одежду целиком. С Гидриарами она не желала иметь ничего общего. Поэтому даже сандалии её были не чёрные, а тоже позолоченные.

Тем не менее, полупрозрачная палла сари прикрывала её живот, чтобы не смущать высшее общество Рааля и Иерофанта в частности. Зато Гидра не отказала себе в тяжёлых дорогих серьгах.

А на руках её единственным украшением было обручальное кольцо.

Вместе с Энгелем они встали ступенью ниже Иерофанта. Он развёл руками в широких зелёно-золотых рукавах, благословляя их могуществом Трёх Богов и милостью Великой Матери. И спросил и у присутствовавшего со всей семьёй марлорда Вазанта его заверения, а после — у самой Гидры. И объявил:

— Сим, при клятвенном согласии ди Монифы, марлорда Благовеста и Лавиля и марледи Аратинги, диатр Энгель Астрагал восходит на трон, принимая корону от старшего брата своего, диатра Эвана Астрагала, по закону престолонаследия Рэйки, по напутствию богов и людей. Сим луна его, диатрисса Ландрагора Астрагал, принимает бремя вместе с ним, служа ему верно в титуле диатрис по праву доа.

Они с Энгелем встали на колени перед Иерофантом, и служитель Великой Матери возложил корону сперва на его белые волосы, трижды сотворив над ним благословляющий жест. А затем венец, прежде принадлежавший ди Монифе, лёг на макушку склонённой Гидре.

Та едва могла скрыть взволнованную и радостную улыбку.

— Да поднимется новый диатр Рэйки, марлорд Дорга, Тиса и Мелиноя, Энгель Астрагал! Да поднимется новая диатрис Рэйки, марледи Аратинги и доа, Ландрагора Астрагал!

Мягкая рука Энгеля потянула Гидру за локоть, чтобы та встала подле него. И оглушительный рёв пронёсся по Раалю. Забили колокола, звоном разнося торжественную весть по всему Доргу и всей Рэйке; но Гидра не думала о всей Рэйке. Из всего множества людей её волновал только тот, кто сейчас держал её за руку, и она улыбалась лишь ему.

И подумала: «Формально говорится, что Эван погиб от пламени дракона во время нападения на Малха-Мар. Но корона диатра даже не оплавлена».

— Если ты сейчас будешь думать о проблемах, я тебя низложу, — тихонько произнёс Энгель, склонившись к ней.

— Прямо здесь? — игриво ответила Гидра. Его рука стиснула её ладонь покрепче, и они обратили свои улыбки к остальным: к Монифе и Вазанту с его семьёй, к Иерархам и военным чинам, к лордам и леди.

Им предстоял долгий и торжественный пир. И хотя сперва они всё равно вышли на площадь Дорга, чтобы показаться ликующим горожанам и гостям острова, после под звон колоколов они возвратились в трапезный зал Рааля. Здесь были все диковинки и радости Рэйки. Амадин развлекал дам попугайными криками, птичники выпускали белых голубей, оркестр подгонял темпы танцев, и вино с Благовеста лилось рекой.