Но Гидра уже вновь глотала слёзы и глядела на диатрина с отчаянной злобой.

— Какой к чёрту доктор, — цедила она сквозь зубы. — Бросил Мелиной, всех. Аврору. И Лесницу. Все сгорели, и брат твой сумасшедший… Ай-ай-ай…

— Сгорели? — ужаснулся Энгель.

— А ты думаешь… ты думаешь, Мордепал прилетал помиловаться с драконами Тавра?! — выкрикнула Гидра и вся натянулась, как струна. Но тут же вновь обмякла, дрожа.

Энгель поджал губы. Его хмурое лицо повзрослело за минувшие три лунара. И он ничего не ответил на это. Лишь погладил её вновь и стал рассматривать следы зубов на её веснушчатом теле. Клыки Мордепала, острые, как ножи, вспарывали плоть до невольного легко. И везде, где они до этого держали Гидру, остались глубокие порезы.

Но корсет, как ни странно, уцелел.

— Похоже, корсет защитил поясницу, — признал Энгель, рассматривая Гидру и склоняясь ниже к ногам. — И платье… свадебное?

— Прекрати таращиться! — вновь выкрикнула Гидра. Исступление и отчаяние делали её совершенно необходительной.

Он вздохнул и сел ровно. Вскоре его солдаты вернулись с носилками, и Энгель, велев им обойтись с диатриссой как можно осторожнее, вышел чуть вперёд, чтобы отвлечь внимание Мордепала на себя. Он старался ничего не говорить на сциите. Помня историю знакомства этого дракона и Эвана, он просто держал себя статно и спокойно.

Это помогало. Мордепал иногда поднимался выше, топорща свои перепонки и распушая гриву; но потом укладывался обратно и постоянно отводил морду подальше от Энгеля.

Гидра ругалась на чём свет стоит, заглушая свою боль, пока рыцари перекатывали её на сварганенные из чьего-то плаща и палок носилки. Но солдаты были не из робких. Они вовсю подшучивали, и стоны диатриссы то и дело походили на смех.

— Видали, Рыжая Моргемона всё-таки стала доа: она освоила драконий лёт…

— …у него во рту!

— Ха-а-а… — отзывалась Гидра и плакала, но на душе ей становилось гораздо легче.

Мордепал не последовал за ними. Диатрин и рыцари покинули злосчастную поляну плюмерий и удалились глубже в лес, где в скрытой от чужих глаз лощине была их ставка. Гидра видела натянутые меж деревьями палатки, посты дозорных, потрёпанных войной лошадей, ящики с припасами и стойки с оружием. Воины приходили в восторг, услышав, что прилетел Мордепал, да ещё и с принцессой. По их мнению, это был добрый знак. И Гидра не раз услышала, что Энгелю советовали вернуться к дракону и попытаться наладить с ним контакт.

В первую очередь он велел принести её в свой шатёр, устроенный подле небольшого водопада, откуда набирали воду для всего лагеря. Гидру переложили с носилок на шкуры, постеленные на соломе, и деловитый молодой врач склонился над ней. Он безжалостно прощупал места перелома и сообщил, что ничего страшного, на первый взгляд, не случилось: диатриссе нужно лишь обеспечить обезболивание и покой для сломанного ребра. Если бы было внутреннее кровотечение, она бы уже погибла, поэтому он предположил, что обошлось.

— А нога? — простонала Гидра, не в силах сделать хоть один глубокий вдох.

— Нога не сломана, но укус оголил кость, вот и болит. Это посерьёзнее будет. А вот тут зашить надо… — бормотал доктор Вильяс, почёсывая подбородок. — Обезболивания у нас, к сожалению, уже не осталось. Придётся так. Ну-ка, Ваше Диатринство, подержите…

— Нет! — вдруг заорала Гидра и так брыкнула ногами, что врач едва увернулся. — Я больше не могу терпеть! И не буду!

Энгель посмотрел на неё с жалостью, и Гидра вцепилась в его покрытую шрамами руку, как тонущая — за соломинку.

— Пожалуйста, дайте мне хоть выпить! — взмолилась она, припоминая, что именно этого просят мужчины, если им надо что-то резать или шить. — Или убейте. Только не мучайте. Я не смогу.

Врач, поправляя очки, пробормотал себе под нос что-то в духе «и правда, яростная, как моргемона», и выжидательно посмотрел на диатрина.

— Алкоголь разжижает кровь, раны хуже заживают, — сказал он.

— Я знаю, — кивнул Энгель и вновь погладил Гидру по голове. Та, ощутив в нём некий бастион безопасности, без промедления придвинулась к нему ближе и впилась тонкими пальцами в его ладонь. — И всё же диатрисса не заслуживает усугубления своих мук. У меня при себе нет. Может, кто из солдат имеет при себе спиртное…

— Я спрошу, — сказал доктор и поднялся, покинув полумрак шатра.

Они остались наедине, и Гидра обмякла. Она прижималась щекой к тыльной стороне ладони диатрина и стискивала его пальцы так крепко, будто только он один мог обеспечить ей спокойствие.

Но дышать было тяжело.

— Если б ты только знал, что там было, — прошептала Гидра и закрыла глаза. Её рыжие ресницы дрожали.

«Я говорю с ним, ничуть не боясь его; мне всего-то надо было разозлиться как следует, а ему, напротив, охладить свой пыл на войне».

Вторая рука диатрина вновь стала водить по её голове, приглаживая слипшиеся всклокоченные волосы.

— Что было? — спросил он тихо.

Гидра набрала чуть-чуть воздуха и, прерываясь на вдохи, проговорила:

— Эван короновался в Мелиное. Потом сказали, что тебя барракиты убили. И он на мне жениться решил. А диатрис убить нас с Авророй пыталась. Мы видели Мелиноя. И мы были на свадьбе, когда прилетел Мордепал. Жив ли хоть кто-нибудь теперь — не знаю.

Красивое лицо Энгеля исказилось шоком.

— Чёрт побери, — выдохнул он, из всего услышав лишь то, что хотел. — Но мы даже побеждали на предгорьях. Не убили меня.

— Гонцы сказали, что сами видели!

— Саботаж.

— Диатрис и марлорд Вазант теперь единственные, кто противостоят проклятому Тавру и не менее проклятому Эвану, если тот, конечно, жив ещё!

— Так ты не заодно с Тавром?

Вопрос застал Гидру врасплох. Она посмотрела на Энгеля настолько удивлённо, будто диатрин на её глазах превратился в какого-нибудь демона или диманта.

— Да разрази меня гром, если б я хоть раз в жизни была с этим ублюдком заодно, — прошептала она и вновь закрыла глаза.

Она услышала, как диатрин выдохнул с улыбкой на устах, и ей стало легче. Он ничего не сказал — но этого и не требовалось.

«Кажется, та ночь, когда я дала ему пощёчину, была тысячу лет назад».

— Ваши Диатринства! — врач заглянул внутрь, а за его спиной слышался звон множества стальных сапог. — Благородные сэры утверждают, что для диатриссы им своего бренди не жалко. Пусть хоть в запой уйдёт, говорят они, лишь бы была здорова!

Обманом и уловками Гидра всё же была вынуждена пережить несколько медицинских процедур, но, благодаря доброй дозе бренди, ей море казалось по колено. И хотя она успела наговорить гадостей решительно всем, гораздо больше было непрошенных сентиментальных слёз, которые беспрестанно сжимали горло после осознания своего странного, поистине чудесного спасения.

Поэтому из последующих часов диатрисса запомнила немногое: врач, истерзав её в должной степени, напоил её отвратительным настоем на плодах хлопкового дерева, что был на вкус как пыль. А после, обругав весь мир за свои страдания, Гидра всё-таки уснула. Хотя перед сном успела многократно нарушить собственную неприязнь к чужим касаниям. Она постоянно прижимала к себе руку диатрина и, кажется, даже просила его не уходить.

Можно сказать, ей удалось выспаться. Была то заслуга хлопкового отвара или доброй половины бутылки бренди, она спала без задних ног и не видела сновидений.

Зато пробуждение было отвратительным.

— Просыпайтесь, диатрисса, отбой закончен.

Она скрипнула зубами и, выдернув из-под своей головы подушку, метнула её на голос.

— Исчезните все! — выдохнула она, вновь возвращаясь в поломанную клетку своих рёбер, где не могла вздохнуть без боли.

— Диатрисса, отставить обстрел.

Она открыла глаза и увидела Энгеля, что перехватил подушку за мгновение до попадания в своё лицо, и теперь мелкий лебяжий пух летал по шатру.

Резкий полуденный свет пробивался внутрь сквозь занавес. В воздухе висели крупицы подсвеченной пыли. Гидру кольнуло испугом, и она попыталась сесть, но, дёрнувшись, поняла, почему не стоит этого делать. И смущённо отвела взгляд.