Энгель неожиданно поднял руку, призывая к молчанию разгалдевшихся рыцарей. Его глаза сверкнули.

— Это… интересная мысль, — заметил он воодушевлённо. — Если Мордепал и Сакраал завязали брачные отношения, то Мордепал, охраняя горы, пришёл в ярость от звона колоколов Мелиноя. В процессе выведения детёнышей драконы очень территориальны и не выносят подобного шума.

— И чего в этом хорошего? — процедила Гидра.

Энгель улыбнулся.

— Это надежда для Рэйки, — молвил он. — Если Сакраал жив и породит потомство, у нас будет будущее. А драконья чета сама возьмётся охранять окружные горы.

Гидра фыркнула и махнула рукой. Она-то знала, что надежда и вера в лучшее — пустые звуки.

— Не стоит на это рассчитывать, — сказала она. — Я сказала, не шибко подумав. Почему тогда Мордепал не принёс меня на корм, а бросил посреди леса? Сильно устал, что ли? А потом позволил вам так просто забрать его добычу — хотя драконы обожают кормить детей принцессами?

— Тогда возвращаемся к прежней версии, — настоял Манникс. — Возможно, у вас есть с Мордепалом некая связь. И вы можете повлиять на него. Вы ведь, как дитя Гидриаров, научены обращению с драконами.

«Вот же заладил!»

— Диатр Эван и его отец тоже были научены, — возмутилась она. — Но Мордепал чуть не зажарил их обоих от одного неверного взгляда.

— Но вас он…

— Довольно, — прервал их перепалку диатрин. И окинул всех собравшихся командирским взглядом с высоты своего роста. После чего спокойно и звучно заговорил. — Диатрисса должна отдыхать и поправлять своё здоровье. Мы же следуем старой схеме: готовимся к отбытию по реке Россе и одновременно ищем упомянутые барракитами схроны в горах. Естественно, будем поглядывать на Мордепала, коли тот появится. Но пока что никаких изменений я не вношу. Я жду доклад разведки из Мелиноя и послания от сэра Леммарта, если он жив. После чего мы либо выдвинемся на остров Дорг, либо…

Гидра вперилась в него взглядом. «Только попробуй поддержать их идею с Мордепалом», — подумала она злобно. — «Им меня совсем не жаль. Проклятые диатры и диатрины! Размениваются мной, как и раньше. И почему меня не нашли охотники…»

— …либо будет некий комбинированный вариант, но над ним нужно хорошенько подумать, — ничем не выдав своим мысли, произнёс диатрин.

На сем совет был завершён. Гидра чувствовала себя измотанной. Доктор Вильяс пришёл осмотреть её и обработал ей оставленные зубами Мордепала раны, а затем вновь принёс поганый хлопковый отвар. Он отметил, что у девушки жар, и поэтому за ней вновь принялись ухаживать более тщательно.

Тем не менее, она не могла рассчитывать на то, что шатёр будет предоставлен ей одной. Ввечеру диатрин Энгель занял свою раскладную постель, застеленную шкурами. Хоть он и находился за пару столбов от Гидры, ей всё равно было неуютно.

И обидно.

Она вспоминала, как он жалел её, когда ей было больно. «Но теперь он не отказал рыцарям, когда они заговорили обо мне и Мордепале», — неустанно вспоминала она. — «Словно готов принести меня ему в жертву ради своих высоких целей, как и все».

Она хотела заговорить с ним перед сном. Спросить что-нибудь по-человечески. Поделиться своими переживаниями за Аврору и всех мелинойских кошек. Но так и не собралась с духом. «Он уже считает меня себялюбицей из-за того, что я не трясусь за будущее войны. Все эти попытки заговорить об Авроре сочтёт жалким желанием навести мосты».

Поэтому она не стала.

Наутро Энгель отбыл с большой частью отряда в горы, и несколько дней Гидра наслаждалась одиночеством в шатре. Врач по-прежнему изводил её своим лечением. Но у него и правда были золотые руки: за шесть ночей диатрисса пришла в себя и наконец снова стала дышать, как и раньше.

Иногда она выходила погулять и усаживалась у небольшой речушки, откуда ещё слышался гул лагеря. Она думала о кошках, что спасли её. Об Авроре.

О судьбе своего отца и даже диатра Эвана.

И немного о жутком существе Мелиное.

«Что с ними со всеми?» — волновалась она. — «Сгорели? Выжили? Обожглись, но выстояли?»

Рокот Мордепала иногда разлетался по горам. Стоило Гидре припомнить пылкого дракона, и он не раз возникал далёкой тенью за горами или ленивым тёмным пятном между деревьев. Он никогда не приближался.

«Если разговор с драконом сродни магии, то почему Жемчужный и Рокот не слушаются одной мысли Тавра, как слушались меня коты?» — раздумывала Гидра в один из спокойных солнечных дней, рассматривая далёкий силуэт Мордепала. — «Он явно может приказывать им, а значит, в своём роде владеет магией. Но не в таком масштабе. Может, разница в размерах всё же играет роль? Огромный древний зверь и маленький восприимчивый кот — две разных сущности. Хотя, говорят, доа должны совмещать всё это в одном. Могла бы я что-то повелеть дракону?»

От одной мысли стало жутковато. Любой приказ дракон мог расценить как попытку взять над ним верх.

«А если просто… как предложение?» — предположила Гидра. — «Если мне бы, например, хотелось, чтобы ты улетел вон на ту гору?»

Но Мордепал спал и до самого вечера её волей не интересовался. А потом ускользнул в совершенно ином направлении, так и оставив её в сомнениях.

«Как бы то ни было, в лагере не должны знать, что я об этом задумывалась. Иначе меня к нему отнесут насильно».

Вернувшись с отрядом, Энгель пришёл ни с чем. В горах не было найдено никаких схронов. Нашлась лишь пара опалённых склонов, где Мордепал гонял горных коз.

Теперь диатрин целыми днями пропадал на советах со своими приближёнными, но Гидру на них не звали. И через трое суток Энгель подвёл черту: разведчик из Мелиноя так и не прибыл, поэтому пришлось заключить, что он мёртв. Все сроки были превышены.

— Если это так, то городом владеет кто-то из наших недругов, — с тяжёлым сердцем произнося это слово, изрёк Энгель. — Марлорд Тавр или диатр Эван.

От неуверенности в происходящем на побережье Гидра начинала беспокоиться всё больше. На солдатской еде она набралась сил, ребро почти не болело, и она стала посматривать на синего коня Энгеля, прикидывая, можно ли на нём за один день доскакать докуда-нибудь. Куда бежать, она не знала. Но необходимость улизнуть от своего титула точила её всё отчётливее.

Тучи сложных решений сгущались над головой. И одним подозрительно тихим вечером Энгель явился в шатёр, светлый, как мотылёк в темноте, и по его лицу было ясно: разразится буря.

— Диатрисса, — обратился он к Гидре, которая напряжённо сидела на своём спальном месте и теребила рукав мужской туники, которую носила теперь вместо платья. — Я велел утром выступать к реке Россе. Солдаты разошлись, чтобы собрать все наши схроны и дозоры в окрестностях, и к рассвету все будут в лощине, готовые выступать.

— Прекрасно, — ответила Гидра и сжала пальцы своей левой руки. — Но вы же не доложиться мне пришли.

— Верно, — Энгель кивнул и медленно прошёл вглубь шатра. Его глаз тоже слегка зажил, и теперь он не носил повязку — остался шрам, причудливо рассекающий бровь вдоль, и небольшой прищур.

Осмотревшись в своей временной обители, диатрин развернулся к супруге. Он почти подпирал головой своды шатра. И оттого сидящей Гидре он казался огромнее обычного.

— Я решил, как мы можем с вами договориться, — сказал он наконец.

«Так», — Гидра стиснула подол туники и ответила выжидательным взглядом.

— Безопасность я вам не обеспечу ни в Рэйке, ни за рубежом, пока буду так же бессилен, как сейчас. Мы должны помочь друг другу, и тогда я подарю вам свободу, какой вы её видите: раздельная жизнь, собственная земля и капитал в пределах границ. Даже развод, если новый Иерофант окажется сговорчивым. Хорошо звучит?

Глаза Гидры вновь жадно сверкнули. Но на сей раз Энгель не улыбнулся, сравнивая её с отцом. Напротив, он смотрел сурово.

— Весьма, — подтвердила девушка.

— Тогда сделайте мне одолжение. Пойдите навстречу.

«Так…»