И тот, накренившись, полетел вниз, в штопор. Сила ветра потянула Гидру вверх. Если бы она оторвалась, то драконы отца, будто коршуны, сцапали бы её на лету.

Но она держалась, и страх и боль пульсировали в ней, умоляя найти отклик в Мордепале.

— Спасайся! — выпалила она в слезах. И только теперь поняла, что они падают прямо на город у реки.

«Мы уже у Мелиноя?» — Гидра едва успела опомниться.

В последний момент Мордепал взмыл над рекой, расплескав даже великую Тиванду. Жемчужный предугадал его манёвр — он уже снизился чуть выше по течению, прямо у городского порта, готовый перехватить загнанного Рокотом противника.

Мордепал резко ринулся вбок, ко второму берегу Мелиноя. Строительные леса, недавно воздвигнутые шпили триконха и крыши ремесленных домов вдребезги разлетелись под его лапами. Он кое-как сделал взмах крыльями и поднялся над городом.

И издал протяжный, полный боли и обиды зов.

— Улетай! — плача, выдохнула Гидра. Трое хищников наседали на них, и грива Мордепала иссыхала, с каждым разом защищая её от огня всё хуже. И Мордепал рванулся прочь из черты Мелиноя. Дальше, к горам.

Но движения его были замедлены, и он, тяжело дыша, уже не уворачивался от быстрых тычков Лукавого.

— Мордепа-а-ал! — пытаясь пробудить его от болезненной скованности, прокричала Гидра. Однако это было бесполезно. Огромный ржаво-бурый зверь неумолимо снижался, и Лукавый уже не уворачивался от его когтей, беспрепятственно впиваясь ему в лапы.

«Нам конец», — подумала Гидра, и над ней выросла огромная сапфирово-синяя морда Рокота. Его изящная длинная пасть и небесно-голубые глаза заворожили красотой неминуемой смерти. Он оскалился, собираясь схватить Мордепала за шею прямо там, где сидела Гидра.

И нечто сбило его. С ошалелым рявком Рокот исчез, а Мордепал вдруг взвыл: «а-акту-ук!»

Гидра подняла голову от гривы и застыла, открыв рот.

Такого огромного дракона она даже представить себе не могла.

Белый, как Энгель, Сакраал был больше всех дерущихся летунов. Он буквально сшиб их собой, пронёсшись, словно фрегат сквозь рыбацкие лодочки. И тут же, рыкнув огромной пастью, перекусил Рокота пополам.

Тень Сакраала накрыла весь Мелиной. Ленивым взмахом лапы он отбил Лукавого куда-то в реку, а затем, измазанный чёрной драконьей кровью, с остервенелым оскалом погнал Жемчужного.

Тот моментально кинулся прочь, лавируя меж прибрежными деревьями. Но Сакраал был в бешенстве. Его благородная порода — нечто среднее между предками Мордепала и Жемчужного — была и ловка, и сильна, и прекрасна, наделённая длинной гривой и лёгким лётом. Дитя самого Мив-Шар, Сакраал с зелёными глазами кинулся в погоню за Жемчужным, сбивая деревья, словно карточные домики.

Очарованная этим великолепным зрелищем, Гидра не обратила внимания, что Мелиной уже давно пропал с глаз. Мордепал принёс её далеко в горы, и там, куда не ступала нога человека, грузно снизился. После чего юркнул в безымянный грот с диатриссой у себя на загривке. И, издав тяжёлый вздох, повалился на землю.

«Живы?» — никак не могла поверить Гидра. Тяжёлое дыхание Мордепала не дало ей долго думать. Она соскользнула с шеи своего боевого товарища, спрыгнула на землю и в ужасе подбежала к ранам.

Рваные, оставленные укусами и злыми когтями, с вырванными чешуйками, те запеклись чёрной кровью, что на корках имела окисленный ржавый цвет. Дрожа от сопереживания, Гидра коснулась горячей шеи Мордепала и погладила её. Но тот в ответ лишь недовольно проурчал.

— Ты не кажешься… умирающим, — признала Гидра. Кровь не хлестала и уже застыла жёсткими, как броня, корками.

Мордепал вполне дружелюбно прогудел в ответ.

— Да ты у нас любитель доброй драки! — выдохнула Гидра и с нежностью прижалась к плечу дракона. — Кто бы мог подумать, что это доставит тебе такое удовольствие. Вот только, если б не твоя… жена…?

Она застыла, увидев гнездо драконьей пары. Добрая дюжина яиц, каждое в обхват размером, образовывала кладку в белой глине. Они были разного цвета, как на картинках. Одни бардовые в крапинку, другие — голубые с белыми завитками…

Завороженная, Гидра таращилась на них, пока Мордепал предупредительно не растопырил перепонки.

— Л-ладно, не смотрю, — выдохнула она. И на негнущихся ногах вышла к проёму, через который они проскользнули внутрь.

Ей открылось зелёное море. Хлопковые леса Рэйки тянулись от гор и до самого горизонта, оставляя место лишь бескрайнему небу.

— Чёртова бабушка, — присвистнула Гидра, и, всё ещё дрожа, неловко села на мшистый камень у входа в логово. — Ты, конечно, вправе передохнуть, Мордепал, но без тебя мне отсюда не уйти.

И вздохнула. А затем потёрла лицо руками, пытаясь привести себя в чувство.

Эйфория единения, скорость и ярость, битва и спасение — разойдясь с драконом, она чувствовала себя пустой без того, что он давал ей. И её обуяли доселе откинутые за ненадобностью обычные человеческие чувства.

«Драконам Тавра пришлось покинуть бой, но помогло ли это Энгелю?» — думала она, ёжась от непривычно холодного ветра. — «Жив ли он? Могли ли они отбиться, если враг оттеснил их уже к самому замку? И… найдёт ли он меня тут? Очень сомневаюсь».

Осмотревшись, она нахмурилась и добавила про себя: «А Тавр? Очень сомневаюсь, что хитрый паршивец сгорел на корабле. Я не верю, что мне могло бы так повезти. А если это он травил меня Мелиноем, то, кажется, рано ждать, что ночи будут спокойными».

Всё её тело ныло, прося о хорошем сне и горячей ванне, но разум был взбудоражен. Волнение сменялось злостью, злость — восторгом. Она оглядывалась на Мордепала и ликовала.

— Кто бы мог подумать, что за столько лет после смерти королевы Лорны именно я стану доа, — шептала она и качала головой, сама себе не веря. — Если бы я задумывалась именно об этом, я бы не решилась сделать и шага к Мордепалу. Но нас с ним свела общая ненависть…

И лётный брак был заключён.

Гидра раз за разом вспоминала то, что читала в Кодексе Доа. Теперь она понимала, что подразумевалось под «единением душ», и почему о седле не могло идти и речи. И всякое слово о том, что команды и слова дракону не нужны, чувствовала теперь с полным согласием.

Какое это было счастье! И какое волнение!

И всё же Мордепал спал, не собираясь отзываться ей. Даже лётный брак имел свои ограничения: дракон не стал бы, как конь, умирать ради воли седока. За редким исключением, если верить легендам. Но сейчас геройство Мордепала больше не требовалось, и его воля была закрыта от Гидры крепким сном.

Та воспринимала это спокойно, пока на горизонте не показалась махина Сакраала. Крылья белоснежного дракона отражали кровавый багрянец заката, и он реял над лесом, стремительно планируя к логову.

Гидра предусмотрительно кинулась в сторону от проёма, и не напрасно: лапы Сакраала могли прихлопнуть её, будто муху. Она затаила дыхание, засев в камнях. Но белый дракон взглянул на неё высокомерными зелёными глазами, без труда отыскав чужака по запаху. И едва заметно оскалил клык: один его зуб был больше Гидры.

«Поняла», — испуганно подумала диатрисса и отбежала ещё дальше, вниз по склону, к поросли акаций.

Сакраал, закрыв собой проём, держал её на прицеле своего взгляда так долго, что ей пришлось бежать и бежать. Не ему было объяснять: человеку нечего было делать рядом с гнездом, если только тот не желал стать кормом.

Так что Гидра убежала в самый лес, и лишь тогда древний дракон, будто облако, наконец развеялся. Судя по скрежету и рычанию, он натолкнулся внутри на Мордепала, и у них началось сопутствующее выяснение отношений.

Гидра, увы, была не в том статусе, чтобы держать при них свечку. Теперь она оказалась довольно далеко от гнезда и уже вряд ли смогла бы вскарабкаться назад по скалам. Тем не менее, отсюда виднелась прорезь леса, что знаменовала реку Тиванду. И Гидра задумалась.

«Дойти вниз по реке до Мелиноя — не заблудишься. Но если меня сожрут дикие звери после того, как я пережила битву драконов, это будет обидно. К логову они явно не смеют приближаться, и я могла бы сидеть здесь».