Она подумала о Мордепале и о силе, которую, как ей хотелось верить, тот ей сулил. Но затем усталость взяла своё. Тогда она скинула тапочки и забралась в постель, закрывшись светлым балдахином от комаров.

Поутру она не сразу поняла, где находится. Комната была светлая: мебель из сосны, тонкий вязаный ковёр с морским узором, белая сетка балдахина. Непривычно узкие стены. А за окном — гул ветра.

Раальские служанки принесли ей на выбор несколько платьев в местной манере. Гидра вздохнула, увидев корсеты. И сперва колебалась, выбирая; но затем велела отыскать ей что-нибудь на завязках, однако лишь у поясницы, поскольку не собиралась мучить свои едва зажившие рёбра. По её требованию нашлось лишь одно платье: облачно-серое, расшитое чайками, с покатыми плечами и довольно пышной юбкой.

«Широкое декольте-лодочка никогда мне не шло», — подумала она хмуро, прикрывая торчащие ключицы своими локонами. — «Если б не волосы, я бы походила на упырицу, что вылезла на люди прямо в том, в чём была полгода назад похоронена».

Аврора же после хорошего сна и умывания расцвела. Она завила свои червонно-русые волосы, закрепила их голубой лентой и надела мятного цвета платье со столь узкой талией, что Гидре на неё смотреть было жутко.

— Прекрасное утро, Ваше Диатринство, — заулыбалась ей фрейлина.

— Замечательное, — согласилась Гидра и поманила за собой Лесницу.

Их ожидал масштабный пир. В огромном трапезном зале Рааля со сводами, высокими, как небо, собралась вся столичная знать: лорды и леди, бароны и графы, чины мирские и духовные, военные и служащие. Трон диатра отсутствовал, но Монифа расположилась на более изящном троне диатрис, и сиденье Энгеля велела поставить рядом во главе стола.

Королева была прекрасна: её платье было белым, как на свадьбу, со вставками, украшенными лазурными сапфирами. Поднятая короной причёска подчёркивала её лебединую шею. А улыбка сияла ярче диатрийского венца.

Энгель был одет в цвета отца: бирюзовую патину и золото. И хотя его длинный плащ был белым, золотая вышивка на сюртуке, рукавах и пуговицах делала его привычный образ более официальным.

Гидре и Авроре нашлось место лишь позади марлорда Вазанта, кастеляна, столичного распорядителя и нескольких других чинов. Они и не хотели большего; Гидра безо всякого смущения накинулась на красную рыбу с лимоном, а Аврора принялась со счастливой улыбкой слушать торжественные речи, что эхом разлетались по холлу.

— За диатрина Энгеля! — провозгласила диатрис первый тост и подняла к небу золотой кубок, инкрустированный камнями лабрадорита.

Дружный хор голосов ответил ей. Казалось, даже огромная трёхэтажная люстра пошатнулась от того, как единодушно все выкрикнули имя диатрина.

Потом гости выпили, и в переливах торжественной музыки диатрис заговорила:

— Минули скорбные дни! Мы горевали с вами, мои вассалы, когда тело доблестного диатра Эвридия прибыло к нам на прощание. Мы застыли в тоске, услышав вести о смерти Энгеля. Мы утратили надежду, когда прислужники Тавра выслали нам тело Эвана. И мы стали ждать, когда последний драконий марлорд явится сюда, чтобы потребовать коронацию в столице. Но Энгель милостью Великой Матери вернулся к нам! Энгель станет диатром завтра же, как только закончится избрание Иерофанта местными Иерархами, и великое счастье наконец придёт на смену чёрной тоске!

— Ура! Ура! Энгель! Энгель! — галдели дворяне, военные и Иерархи, и все пили и ели, позабыв о трауре.

«Даже обидно как-то за Эвана», — не могла не признать Гидра. — «Всю жизнь он чувствовал себя отвергнутым собственной семьёй. И даже после смерти, если он может это видеть, это ликование наверняка терзает его неупокоенный дух. Впрочем, надо признать, он мог и избежать подобной судьбы».

Или нет? Гидра задумалась, пытаясь представить, что именно вообще заставило прилететь Мордепала. Если и правда звон колоколов, услышал бы он их, будь свадьба устроена в Раале? Или всё обошлось бы для Эвана?

«Теперь гадать нет смысла», — заключила девушка и с подозрением покосилась на диатрис Монифу. — «А вот ей предстоит ответить на пару моих вопросов, и я задам их при Энгеле, чтобы она не могла отвертеться».

Рааль гудел весь день. Вино лилось рекой, и слуги сбивались с ног, поднося красную рыбу, омаров, крабов, фрукты и пирожные. И всё же Гидра старалась не напиваться. Она боялась упустить момент, когда можно будет пообщаться с диатрис — и потому держала себя в руках, невзирая на обилие угощений.

Уже на закате, когда она ела запечённых креветок, она почувствовала, что Лесница цепляет её за палец ноги своей мягкой лапкой.

— Ещё не наелась? — улыбнулась Гидра и отщипнула добрую половину креветки. — Держи, моя пушистка.

Но Лесница не взяла кусочек из её рук и встала. А затем внимательно посмотрела через ноги множества гостей в ту сторону, где располагался трон.

Диатрис ушла.

— Хм, — Гидра благодарно погладила кошечку по голове и встала. Пора было действовать. Она поспешила отыскать Энгеля среди лордов.

Оказалось, всё было не так гладко в окружении диатрина.

— Но, когда я призывал вас на фронт, я не получил от вас ответа, — холодно выговаривал диатрин одному из дворян.

— Нижайше прошу простить меня, Ваше Диатринство; мой полуостров оказался отрезан от почты штормом…

— Нет, мне передали, что гонца не пустили ваши солдаты. А вы? Вы тогда сказали, что ваши полки дезертировали, хотя сейчас утверждаете, что все мечи ожидают на Дорге? Как это понимать?

— О, Ваше Диатринство, это было недоразумение…

Неровно нахмуренные брови Энгеля сходились всё сильнее. Средь богато одетой знати он, обстриженный драконьим огнём, закалённый боями и предательствами, будто не разделял всеобщего ликования.

— А вы? Ваши военные машины так и остались в городе, я видел их на стенах. Вы будете защищаться ими от драконов Тавра или снова скажете, что нет подходящих мастеров для наводки…?

Гидра прочистила горло, показавшись меж господ. Энгель отвлёкся и обратился к ней глазами.

— Ладно, довольно для праздничного дня разговоров о делах, — без особой охоты сказал он лордам. — Оставьте нас с моей луной.

Дворяне поспешили разойтись.

— Как вы с Авророй? — спросил Энгель, стараясь спрятать досаду, которая мучила его теперь. — С вами были учтивы?

— Конечно, претензий нет, — заверила Гидра. — Даже придворной охотнице оказали должный приём.

Она с усмешкой посмотрела вслед разбежавшимся дворянам.

— Задали им взбучку? — спросила она. — Если Тавр явится сюда, им будет так просто не отвертеться.

— Я надеюсь, — буркнул Энгель. Но разгладил морщины на лбу и напряжённо посмотрел на девушку:

— Вы чего-то хотели?

— Конечно. Хотела узнать, говорили ли вы с матерью о покушении.

И с удовлетворением посмотрела на боль, которая блеснула в его белых глазах. Он отвёл взгляд.

— Не говорили, — констатировала Гидра. — Понимаю. Не хочется рушить праздник, спрашивая у матери, почему она решила колдовством погубить вашу луну и вашу кузину. Наверное, она перенервничала и подумала, ну, почему бы и нет?

— Не нужно иронизировать, — вздохнул Энгель и махнул покрытой шрамами рукой, что ярко контрастировала с рукавом новенького сюртука. Рукав был без единой зацепки, а вот рука вся испещрена следами минувших боёв. — Я понимаю, что нельзя оставить это без внимания. Но без вас я бы счёл себя не вправе заводить подобную тему.

— Конечно, Гидре не привыкать стяжать на себя весь гнев, пускай она и говорит, — пожала плечами диатрисса.

— Как… вы сказали?

— Гидра. Это моё имя. То есть, прозвище. Оно мне ближе имени.

Энгель неловко улыбнулся одними глазами.

— Очень забавное прозвище, но не слишком девичье, — признал он.

— «Моргемона» разве лучше?

— Признаться, у вас действительно много имён, — усмехнулся диатрин. — И все они так себе.

Гидра пожала плечами в ответ.

— Разве у вас ни разу не было прозвища?

— Разве что… Меделян, — припомнил Энгель. — Это такой большой пёс. Так называла меня мама, если я плечом сшибал какую-нибудь её вазу.