Неожиданно ощутил острую необходимость выпить чего-то крепкого. Прошёл к бару, достал бутылку коньяка двадцатилетней выдержки и плеснул в бокал, не предлагая ничего гостю.

— Она ушла с вами по собственной воле?

— Я скажу, если поклянётесь оставить мне жизнь, — выпалил этот мерзавец.

Я только усмехнулся.

— Поверь, я испытаю куда больше удовольствия, когда буду медленно плавить твоё тело в яростном пламени.

— Тогда вы не узнаете правду! Обещайте, что сохраните мне жизнь.

Стиснул зубы, пытаясь адекватно соображать, а не думать об убийстве этого типа.

Что он может мне рассказать, что позволит защитить Ниару? Если он её увёл, то это оправдывает её. Иначе бы, зачем он сюда явился, подвергая опасности собственную жизнь.

— Обещаю, — выдохнул я, отхлебнув коньяк. — А теперь отвечайте на вопрос. Она ушла с вами по собственной воле?

Тайэш присел в кресло и заметно расслабился.

— Да, Ниара уходила сама, когда узнала, что я приехал за ней.

Я помню каким он был, когда я остановил ту проклятую карету с голой супругой внутри. Помню, как хотел разорвать его на куски, собственно и сейчас ничего не изменилось, но я как-то не ожидал, что он станет просить. Уж слишком разительно отличается его нынешнее поведение.

— С чего бы мне верить вам? — я обернулся и посмотрел на смазливое лицо. — Моя супруга, несмотря на не самый мягкий характер, уверяла, что не стала бы мне изменять. Так с чего бы мне верить вам?

— Я могу поклясться собственной магией, что она ушла со мной по собственной воле! Ушла, потому что любит!

Сердце пропустило три удара. Ровно столько, сколько потребовалось на осмысление его слов. Он готов поклясться магической силой, чтобы доказать мне, что мои сомнения никчёмны. Что моя супруга меня обманула.

— Клянись, — кивнул я, залпом опрокидывая в себя порцию обжигающего напитка и тут же наливая новую.

И он поклялся, произнося древние слова. Поклялся, чем убедил меня окончательно: моя супруга ушла с ним сама. Предала меня.

Я потеряла счёт времени. Казалось, что я уже вечность нахожусь в этой камере. Мысли сводили с ума, заставляя представлять самое худшее. Я то впадала в отчаяние, то воспаряла от надежды, убеждая себя, что Шай меня любит и не оставит всё без выяснения причин. И очень надеялась, что муж всё же придёт поговорить со мной. Наверняка ему нужно время остыть… Представляю, как ему больно сейчас, ведь он считает, что я предала его. Та, кого мой лорд считает огнём своей души, своей половинкой. Но…

Нет-нет, да в мою голову закрадывалась крамольная мысль, а так ли всё на самом деле? Если бы я действительно была так дорога супругу, он бы уже нашёл время, чтобы поговорить со мной, убедиться в своих подозрениях, да хотя бы просто заглянуть в мои “лживые” глаза. Вот только лорд Навьер не приходил, а я всё больше впадала в уныние.

Неудивительно, что в какой-то момент я сломалась.

Теперь уже я чувствовала себя по-настоящему преданной. Как он мог поверить? Почему не поговорил со мной? Неужели, все его слова, всё то, что между нами было, ничего не значат?

Скорее бы уже произошло хоть что-то. Сидеть здесь в неизвестности невыносимо. С одной стороны, я боялась… Боялась, что вот-вот откроется дверь, войдёт кто-то из охраны, а возможно, и сам Шайлар, и скажет, что меня приговорили к костру. Не зря ведь супруг упоминал, что за предательство меня будет ждать высшая мера наказания. А ничем иным картину, что предстала перед глазами огненного, когда он остановил карету, назвать и нельзя. Было страшно… И больно. От того, что не в моих силах что-то изменить.

С другой стороны, когда я думала, что Шай поверил Эвину, даже не выслушав меня, невероятная злость рвала меня на куски. Как он мог?! Если это так, то для меня, пожалуй, и правда будет лучше умереть. Как жить с мужчиной, в глазах которого светится недоверие, обвинение в том, чего я не совершала? Как подавить свою обиду на несправедливость? Не думаю, что Шай сможет прикасаться ко мне, если я не докажу, что между нами с Эвином на самом деле ничего не было. Что всё это — представление, довольно реалистичное, выбившее почву у меня из-под ног, заставившее пережить самые ужасные минуты в моей жизни. Бездна!

Запертая здесь, обессиленная, с браслетами, блокирующими магию, на запястьях, я чувствовала себя жалкой. Ничтожной букашкой, на которую наступили, даже не заметив на пути к своей цели. О, представляю, как ликуют сейчас заговорщики! Кажется, я начинала понимать, зачем нужен весь этот фарс. Если меня всё-таки казнят, Шайлар будет раздавлен. Наверняка, найдутся злопыхатели, что будут попрекать его тем, что он даже за женой уследить не мог, куда уж ему контролировать целое княжество…

Внезапно из коридора послышались шаги. К моей камере приближались как минимум двое. Просидев так долго в тишине, нарушаемой лишь падением капель со стены, я начала слышать намного острее. Загремели ключи, вставляемые в замочную скважину. Мгновение — и дверь с тихим скрипом отворилась, заставив меня зажмуриться от яркого света факелов, что освещали коридор.

Проморгавшись, увидела в дверях начальника охраны и Жимшавира. Заглянула им в глаза, ожидая увидеть свой приговор. Рамир выглядел растерянным, если не сказать, убитым. Зато в глазах дворецкого светилось скрытое злорадство и довольство собой. Так и знала, что без него здесь не обошлось!

— Ты-ы! Я убью тебя, тварь! — прошипела, делая шаг в сторону Жимшавира. Тот сразу же спрятался за спину начальника охраны и выкрикнул:

— Вот видишь, Рамир, я же говорил, что у девчонки что-то перемкнуло в голове! Или просто сбросила маску наивной дурочки. А притворялась добренькой!

— Заткнись, Шави, она — всё ещё твоя леди. И пока это так, будь добр, прояви уважение, — начальник охраны бросил острый взгляд на дворецкого, и тот отступил ещё на пару шагов. Рамир же снова повернулся ко мне и сказал. — Мне жаль, леди Ниара, но… Вас приговорили к сожжению на костре. Умоляю, простите. Казир и Айшар рассказали мне о своих подозрениях в том, что это не ваша вина, но мы ни-че-го не смогли сделать.

Внутри меня будто что-то умерло.

— Когда? — едва слышно прошептала я.

— Завтра на рассвете… — голос этого сурового мужчины дрогнул. Отстранённо подумала, что он, пожалуй, единственный, кто сейчас искренне за меня переживал.

— Рамир, а мой муж, он… — помертвевшими губами попыталась облечь в слова то, что беспокоило меня сейчас больше всего. — Могу я с ним поговорить? Пожалуйста!

— Мне жаль, леди Ниара, — сдавленно ответил начальник охраны, — но лорд Навьер отбыл в столицу ещё днём, и я не знаю, когда он вернётся.

Сглотнула и неверяще тряхнула головой. Неужели… Неужели Шайлару НАСТОЛЬКО всё равно, что он даже не будет присутствовать на моей казни?! Из меня будто выпустили весь воздух. Больно… Как же больно, боги!

Молча развернулась и отошла в угол камеры, рухнув на колени. Прислонилась горячим лбом к сырой шершавой стене и закрыла глаза. Слёз не было. Лишь сердце трепыхалось в рваном ритме, а в груди жгло калёным железом. Кричать? Рыдать? А какой смысл? Шайлар ясно дал понять своё отношение к происходящему. А значит, мне остаётся лишь принять то, что уготовано судьбой. Но…

Надеюсь, когда-нибудь, мой муж узнает правду и ему будет хотя бы вполовину так же больно, как мне сейчас…

За спиной тихо скрипнула дверь, ключ повернулся в замке, и я осталась наедине со своими мыслями и разбитой вдребезги надеждой.

***

Время до рассвета прошло как в тумане. Я не спала, но и не бодрствовала. В голове роились тысячи мыслей, перед глазами мелькали картинки недавнего прошлого. И везде был Шайлар. Мой муж, считавший, что я предала его, а на деле… На деле — предавший меня.

Когда открылась дверь в камеру, я выдохнула с облегчением. Пусть всё это уже поскорее закончится, медленно сдыхать от боли, что терзала мою душу — намного хуже. Вошла горничная, имя которой я не помнила, да и неважно оно мне было в эту минуту. Поклонившись, она протянула мне какую-то хламиду и поспешно выскочила за дверь, словно я была опасной преступницей, способной убить её одним прикосновением. Криво ухмыльнулась и натянула на себя грубое льняное платье красного цвета.