— Да, это стало бы весьма занятно, — согласился я, представив, сколько работы свалилось бы на национальную гвардию.

Глория была бы в восторге. Она свою работу обожала. Была настоящим трудоголиком. Отчасти поэтому мы и расстались.

Мартин пустился в рассуждения о «пути» Британской Империи, о свободе, либерализме и прочем. Политикой этого мира я не интересовался, так как не считал себя достаточно сведущим, чтобы понимать тонкие дипломатические и социальные механизмы. В моём мире всё было куда проще. Там и разбираться особо было не в чем.

Так что Мартина я почти не слушал, только время от времени кивал из вежливости. Изо всей болтовни понял лишь, что он был знаком с Себастьяном Тэкери не первый год, что именно этот студент Королевского медицинского училища вложил ему в голову нигилистические идеи, что недавно он явился в Суррей, так как навещал родителей, проживавших неподалёку. Был он с приятелем, у которого гостил. Посетил бал в одном из поместий и, кажется, увлёкся его хозяйкой, вдовой. А теперь вот умер. Большая потеря для Империи и всего человечества, но у великого ума есть, слава Богу, достойные наследники, которые продолжат его дело. Бла-бла-бла.

— И как же ты собираешься продолжать его дело? — спросил я, чтобы прервать поток захлёбывающегося красноречия.

Вопрос поставил Мартина в тупик. Тот запыхтел сигаркой и беспокойно заёрзал.

— Прежде всего, написать статью, — отозвался он, наконец. — Я уже и наброски сделал. Тезисно, разумеется. Это дело ответственное, торопиться нельзя. На карту поставлена судьба британского народа!

Я кивнул с облегчением: кажется, дальше фантазий не пойдёт, а значит, можно не беспокоиться, что Мартин окажется в стане революционеров и анархистов. Не хотелось бы посещать его в тюрьме.

В разговоре возникла пауза, и я воспользовался ею, чтоб опробовать недавнее приобретение — цайсовский бинокль. Достал тяжёлый аппарат из кожаного футляра, приставил к глазам, подкрутил колёсики. Изображение стало чётким. До самого небосклона тянулись, то вздымаясь, то опускаясь, поля, кое-где пересечённые оврагами, кустарниками и небольшими лесами. Попадались речки с подмытыми берегами, крошечные пруды с низкими и едва державшимися плотинами. Низенькие домики деревень стояли тесно. Между ними возвышались колокольни сельских церквей с примыкавшими к ним кладбищами. Тут и там виднелись молотильные сарайчики. Аграрная деятельность и животноводство составляли основные занятия сельских жителей.

Вдоль дороги стояли ракиты. В канавах виднелась пахучая ярко-зелёная ряска. Над камышом вились голубые стрекозы и жирные мухи.

— Прости, Кристофер, но не мог бы ты смотреть на дорогу, когда ведёшь машину? — нервно попросил Мартин.

Опустив бинокль, я спрятал его назад в футляр.

— Сюда сверни! — встрепенулся вдруг Мартин, указывая налево. — Чуть не пропустили! Куда ты так гонишь?! На тот свет торопишься?

— Вот уж нет! — усмехнулся я. — Тем более, я там был, и мне не понравилось.

— В каком смысле?! — опешил Мартин.

— Да во всех. Это и есть твой дом?

Впереди показалась из-за деревьев одноэтажная постройка в классическом английском стиле: сложенный из крупных камней особняк с маленькими окнами и толстыми квадратными трубами.

— Ага! — улыбнулся Мартин. — Добро пожаловать в мои скромные пенаты. Скромно и уютно. Мне не нужен дворец. Я, знаешь ли, не гонюсь за тем, чтобы пускать пыль в глаза или кичиться богатством.

Вышедший на крыльцо слуга перетащил мой багаж (два чемодана зелёной крокодиловой кожи) в отведённую мне комнату с видом на задний двор, где стояли две машины — внедорожник и спорткар, разрисованный под гоночную тачку.

— Сюда! — потащил меня Мартин. — Давай сначала пообедаем. Я голоден, как волк! Артур! — Мартин, не дожидаясь камердинера, кинулся его разыскивать.

Через полчаса мы приступили к трапезе. Надо сказать, весьма изысканной. Мне даже пришло в голову, что приятель нарочно устроил пир, рассчитывая меня поразить. Во всяком случае, прежде я не замечал, чтобы он пил тёмное пиво. Значит, заказал специально для меня.

— Итак, этот твой Себастьян препарировал умершего больного и по неосторожности поранился, — проговорил я, отправляя в рот сочный кусок антрекота. — Трупный яд, значит?

Мартин кивнул, активно работая челюстями.

— По официальной версии.

— С кем он встречался здесь? Наверняка ведь свёл пару знакомств.

— Естественно! Как же иначе? Такой харизматичный человек всегда привлекает людей. Себастьян увлёкся Анной Бланш. Это наша местная вдова. Миллионерша. Унаследовала состояние от мужа, лорда Бланша, и теперь живёт в своё удовольствие.

— Так у них был роман? — спросил я.

— Не думаю. Себастьян для этого был человеком слишком научного склада. Да и потом… Как бы тебе объяснить? Себастьян, конечно, красивых женщин не пропускал, но любовь… — Мартин презрительно фыркнул.

— Значит, роман был, а любви не было? — тут же вставил я.

Брошенные женщины способны на многое. Мне ли не знать!

Мартин пожал плечами.

— Об этом надо спросить приятеля Себастьяна, Джеймса Уилшоу. Они оба гостили у леди Бланш. Впрочем, я бы не удивился: репутация Анны Бланш такова, что… Но не будем про это! — Мартин театрально закрыл себе рот рукой. — Провинциальные разговоры джентльмену не к лицу.

— Что за репутация? — быстро спросил я.

— Нет-нет, Кристофер! Не спрашивай меня. Впрочем, если ради дела? — Мартин воззрился на меня с надеждой.

Я кивнул.

— Конечно, ради дела. Выкладывай, что за птица эта ваша вдова.

— У неё очень интересная биография. Отец проигрался на бирже в пух и прах, так что был вынужден поселиться в деревне, где вскоре умер. Мать скончалась ещё раньше, так что Анна и её двенадцатилетняя сестра остались сиротами без средств к существованию. Столичное воспитание не подготовило их к заботам по хозяйству. Убедившись, что ни от кого помощи ждать не приходится, так как отец был нелюдим и сторонился соседей, которых, кажется, презирал, Анна выписала из Лондона тётку, герцогиню Кларенс, чванную старуху, но довольно богатую. Та забрала себе лучшие комнаты, постоянно брюзжала и гуляла по саду в сопровождении лакея. Так бы Анна и коротала век в её обществе, если б на неё случайно не обратил внимание лорд Бланш, очень богатый человек лет сорока с небольшим. Кажется, сделал состояние на конных заводах. Может, ещё на чём. Короче, он влюбился и предложил руку. Анна согласилась, что неудивительно: положение у неё было, как я уже сказала, плачевное. К тому же, лорд Бланш был человек благородный и знатный, настоящий джентльмен.

— Так он умер? — спросил я.

— Увы. Пожил несколько лет и сыграл в ящик! А всё состояние оставил молодой супруге. Детей у него не было.

— И Анна Бланш, имея деньги, осталась в деревне? — удивился я. — Не перебралась в столицу?

— Побывала с сестрой за границей. Поколесила по Гегемонии, но, в конце концов, вернулась в своё поместье. Тут недалеко, миль двадцать. Прекрасный дом, настоящий дворец, и даже с оранжереей! Покойный лорд ни в чём себе не отказывал.

— Что ж, не удивительно, что молодая вдова увлеклась твоим приятелем, — заметил я. — Похоронить себя в глуши в расцвете лет… Странное решение. А что всё-таки с её репутацией? Брак по расчёту её испортить никак не мог. Такие союзы заключаются сплошь и рядом.

— Глупости болтали, разумеется! Выдумки! Будто она за границу ездила, чтобы скрыть тайную беременность. От кого, понятия не имею! Да и не интересуюсь, так что не спрашивай.

— Значит, прошла через огонь и воду.

— Вроде того. У нас её невзлюбили. Но я выше сплетен и условностей! Снобизм мне отвратителен! Кстати, ходили слухи, будто она мужу помогла поскорее на тот свет отправиться.

А вот это уже было любопытно. Как известно, не бывает дыма без огня. Так что я тут же спросил: