– Ах ты, кайзеровская морда! – завизжал Аллер от злости.

Он размахнулся и ударил комитаджа-остряка в живот, а когда тот согнулся, то получил второй сильный удар по спине. Пленник упал на колени в лужу собственной крови и закашлялся.

– Должен признать, избиваете вы лучше, чем воюете, славенцы! – прохрипел комитадж и, сплюнув кровь, зашёлся сдавленным от боли смехом.

Зачем же они вызвали нас, а не привезли его самого в госпиталь? Я кашлянула, как бы напоминая о себе. Все, кроме чернорубашечника, как по команде посмотрели на меня.

– Вот и наш врач! – проскрежетал подполковник, явно недовольный, что его прервали. – Осмотрите его, да побыстрее! Нам нужно, чтобы он как можно дольше прожил и рассказал всё, что знает.

Мне захотелось сказать, что все эти побои усложняют задачу, ради которой нас сюда призвали. Но я сдержалась. Я перевела взгляд на комитаджа, который теперь пошатывался, будто терял сознание.

– Вы хотите, чтобы я оказала ему помощь здесь?

– Это проблема? – фыркнул Аллер.

Этот человек не воспринимает серьёзно другие задачи и профессии, кроме собственной. Уважения от него не дождётся никто, кроме главнокомандующего и тех, кто выше его по рангу.

– Нет, – неприязнь к нему сквозила в моём голосе. – Это препятствие, которое лишит его жизни. Мы заберём его в госпиталь.

– Ещё чего!.. – начал было майор.

– Ваш важный пленник истекает кровью из-за колотой раны. Вдобавок вы только что сломали ему минимум два ребра, и я очень надеюсь, что одна из костей не задела лёгкое. Если мы будем и дальше доказывать друг другу собственную важность, то живой информатор превратится в мёртвого комитаджа!

Будто в доказательство моих слов, пленный офицер рухнул на пол, всё-таки потеряв сознание.

Главный врач военного госпиталя и мой наставник Марта Флеген уже ждала нашего прибытия в операционной. Ей немного за сорок, но выглядела она гораздо моложе. Мужская стрижка на тёмно-русых волосах и худощавое телосложение делали её похожей скорее на юношу, нежели на опытного врача, который посвятил всю свою жизнь выбранной профессии. Её срочно вызвали на службу, чтобы не доверять жизнь важного пациента молодому специалисту, то есть мне.

В просторной комнате под ярким искусственным светом лежал без сознания окровавленный комитадж. Не сговариваясь, я и доктор Флеген подключали к нему аппарат, чтобы облегчить и стабилизировать его состояние.

– Паренхиматозное кровотечение. Класс три. Проявляется гипотензия, – докладывала я.

– Пульс?

– Сто тридцать!

– Артериальное давление?

– Шестьдесят!

Быстрые вопросы требовали таких же ответов. Нам ассистировали Анна и медбрат Антоний.

– Кровопотеря превышает тридцать пять процентов! Устраняем гиповолемию, нужно улучшить микроциркуляцию! – проговаривала Флеген. – Анна! Что с анализом?

– Вторая, положительная! – быстро отреагировала та.

– Подключаем систему для переливания! Крови недостаточно, добавляем плазму, – скомандовала Флеген. – Вивьен, останавливаем кровотечение!

– Подполковник сказал, чтобы мы не использовали анестезию, – промямлил Антоний.

– Да? – сосредоточенно ощупывая рёбра пленного, уточнила Флеген. – Я ему тоже подброшу парочку советов во время боя.

Анна не удержалась и прыснула от смеха, подключая систему с плазмой.

– Так анестезию готовить или нет? – вопросительно поднял брови Антоний.

Я бросила на него красноречивый взгляд:

– Готовь, конечно. Мы лечим, а не пытаем.

– В точку, доктор Мессарош! – заметила Флеген.

Антоний хмыкнул и надел маску искусственной вентиляции лёгких на разбитое месиво вместо лица офицера.

Я принялась за работу. Ножевое ранение под левым нижним ребром оказалось особенно тяжёлым.

– Органы целы, но кровотечение продолжается, – докладывала я.

Глубокая и неустанно кровоточащая рана. Ещё бы несколько минут – и его не спасти. Рваные края кожи опасно воспалились.

– Нужно вводить антибиотик! – сказала я. – Рана инфицирована.

– Запасы на исходе. Хватит только на два дня! – доложил Антоний.

– Чёрт! – вспылила Флеген. – Я попробую достать его раньше!

На смуглой коже чернорубашечника виднелись давно зажившие шрамы разных форм и размеров, как будто его часто истязали и до этого дня.

– Они совсем спятили! – охнула Флеген.

Я отвлеклась от процесса и бросила на неё взгляд. Марта прослушивала его лёгкие стетоскопом и показала на левую часть груди. Там устрашающе зиял особенный шрам в виде грифона, готового к атаке, – символ агрессивного и воинствующего движения, которое возглавляет Чёрный Якоб.

– Припухшая и бугристая кожа… – бормотала Флеген. – Она совсем недавно восстановилась. Этого солдата заклеймили совсем недавно. Чёртовы мазохисты! Татуировки им уже мало!

Подавив новый приступ отвращения, я вернулась к ране, мимоходом замечая новые синяки и ссадины, что темнели на груди и животе. Их было очень много. Его явно неустанно били, пока везли сюда. Но, судя по состоянию кожи, он уже знал, что такое боль.

– Сломана кость седьмого ребра, – диктовала Флеген видеокамере на потолке, продолжая обследовать пациента. – И восьмого. Лёгкие не задеты.

Они причиняли ему сильные муки, но он так гордо возвышался над теми, кто его пленил…

– Так, состояние стабильное, – через сорок минут заключила Флеген.

Она отступила от постели комитаджа и сняла маску.

– Мне нужно отчитаться в штабе. Действуем под грифом «Секретно». Это очень важно, слышите? Если растреплете кому-либо, вас отправят под трибунал. Я не преувеличиваю.

Мы все дружно закивали.

– Оставляю его на тебя, Мессарош.

Марта сжала моё плечо. Мы встретились взглядами.

– Этот офицер очень важен! Не отходи от него. Но будь осторожна.

– Да, я поняла.

Флеген отпустила меня и, снимая перчатки, обратилась к своим ассистентам:

– Антоний, пробегись по палатам, потом расскажешь мне обстановку. На тебе все остальные пациенты.

– Да, доктор Флеген! – кивнул тот и вышел.

– Анна, обработай ссадины на лице комитаджа. От Вивьен не отходи. Ты сегодня с ней дежуришь.

– Принято, доктор Флеген!

Марта покинула операционную.

В комнате звучал лишь индивидуальный монитор контроля гемодинамики. Он отмерял пульс комитаджа, его артериальное давление, температуру тела и насыщение крови кислородом.

Мы с подругой переглянулись. За масками лиц не видно, но я заметила, что она мне улыбнулась.

– Нос не сломан, только рассечение глубокое, – приступила я к работе. – Швы не требуются.

– Похоже, что он красавчик! – заметила любвеобильная Анна. – И кого-то мне напоминает.

Я привычно слушала её голос и занималась делом.

– Из-за него столько шороху наделали! Никто не видел, как его привезли. Такая тайна! Все молчат и шарахаются в стороны, стоит спросить о нём.

– Лучше не спрашивай! – предостерегла я и многозначительно кивнула в сторону камеры видеонаблюдения.

– Ты заметила, что с него сорвали погоны и все ранговые отличия?

– Нет, – бросила я. – Нужна ещё плазма.

Медсестра шмыгнула к шкафчику с медикаментами. Слова немного с опозданием добрались до моего понимания, пробившись сквозь дебри врачебных задач.

Я на мгновение посмотрела на лицо пленника. Анна умыла его и обработала множество ссадин, которые временно искажали черты его смуглого лица. На этот раз подруга оказалась права. Он действительно кого-то напоминал.

Чёрные растрёпанные волосы молодого офицера падали на лоб, что придавало ему мальчишеский вид. Густая чёрная щетина уже почти стала бородой, значит, он не брился несколько дней. Но ему не больше тридцати. Наверное, он талантлив или просто удачлив, раз им так заинтересованы. Хотя о какой удаче может быть речь, когда ему грозят долгосрочный плен и пытки? А судя по его явному настрою на долгое и упрямое молчание, от боли он и умрёт.