– Очередная «чистка» общества прошла в Мадриде. Казнили сто сорок пять тысяч человек, в том числе двенадцать тысяч детей. На этот раз людей собрали на стадионе «Сантьяго Бернабеу». С помощью самолётов распылили химическое вещество. Паника способствовала возникновению давки. Выживших нет.

Ужас от этого сообщения проник в сознание и окутал ледяным холодом. Прикрыв глаза, я глубоко задышала, пытаясь вслушиваться в шум воды, бегущей из крана, а не в мрачные слова диктора.

– Управление Верховного Комиссара ООН по правам человека в лице Натана Нувеля снова выдвинуло обвинения в адрес главнокомандующего Чёрной Армией Якоба Кайзера. Но публичного ответа не последовало…

Это чудовище не скрывает своих преступлений, в отличие от предшественников. Фашисты тайно разворачивали концентрационные лагеря, в которых убивали миллионы, прятали данные о казнях и отрекались от содеянных преступлений до последнего.

Но Якоб Кайзер открыто и даже с гордостью заявляет, что чистит общество. И самое ужасное – его действия находят отклик в других воспалённых умах. Гитлер совершал ошибку, скрывая геноцид, отчего некоторые его командиры и солдаты сомневались и стыдились, выполняя приказы фюрера. Чёрный Якоб сделал такие убийства честью, гордостью. А вместо слова «убийцы» стал употреблять другое – «освободители». По его мнению, мы должны быть благодарны за то, что он нашёл решение проблемы перенаселения.

– Стравщики принялись атаковать санитарные поезда. За последние двое суток они разбомбили больше десятка железнодорожных составов, скидывая бомбы с особой жестокостью. Выживших нет. Есть достоверная информация, что приказ находить и истреблять поезда с ранеными принадлежит полковнику Валенти. Это и доказывает, что лучшие офицеры Кайзера не имеют никаких морально-этических ценностей. Они не опустят оружие, даже если перед ними окажутся безоружные дети и старики…

За последние несколько недель раненых прибывало всё больше. Грузовые машины везли живых и тех, кто не дождался нашей помощи. Поэтому совсем не радостно, что сбылась наша с мамой мечта.

Возможно ли стать закалённой войной настолько быстро? Да, ведь выбора нет, ты – военный врач.

Я вытерла руки застиранным полотенцем и вышла в непривычно пустой коридор. Временная передышка могла закончиться в любую минуту. Стоит ли попытаться поспать? Сколько сейчас? Полночь или около двух?

Неспешно прошла мимо ординаторской, которую делила с медсестрой Анной во время дежурства. Разумеется, её снова нет на месте – проводит время с одним из своих обожателей, который непременно её судьба. На эту неделю. Поднялась в грохочущем лифте и вышла из корпуса в тихую и тёплую летнюю ночь, которая дарила желанный, но обманчивый покой.

Вдалеке виднелась компания солдат. Они весело переговаривались, иногда ветерок доносил до меня их смех.

Я хотела незаметно постоять у входа, чтобы подышать свежим воздухом, но белая форма была явно заметна в темноте. С сожалением я увидела, как один из мужчин отделился от толпы и направился в мою сторону. Бояться нечего, ведь здесь меня знают почти все. Дочь генерала Мессароша и сестра офицера разведки, которая к тому же и военный хирург, защищена своей известностью.

Солдат приблизился, и я узнала в нём лейтенанта Пакоша, который ещё полгода назад был для меня просто Даниэлем, другом старшего брата.

– Добрый вечер, Вивьен!

В лунном свете я заметила его белозубую улыбку. Мне пришлось заставить себя улыбнуться в ответ.

– Здравствуй, Даниэль. Ты вернулся сегодня?

– Да, несколько часов назад, – сделал он ещё пару шагов, приближаясь ко мне. – Но скоро снова уезжаю.

– Снова? – переспросила я, понимая, что говорю обычным светским тоном, тогда как его голос с уютной хрипотцой явно намекает на нечто более интимное.

– Да, завтра, – вздохнул Даниэль и снова шагнул в мою сторону. – На рассвете. Поэтому, вернее сказать, уже сегодня.

Его глаза блестели в темноте, словно он пытался взглядом сказать что-то большее. Но я уже привычно и всё так же настойчиво отказывалась даже от попытки понять и принять знаки его внимания.

– Я получил очень важное задание, – тихо продолжил он, неустанно скользя взором по моему лицу. – Невероятно сложное и ответственное. Завтра мы с твоим братом отправляемся выполнить его.

Пакош говорил это с таким воодушевлением и гордостью, что мне на миг показалось, будто он хвастался, а не делился переживаниями.

– Я намеревался спуститься к тебе. Хотел поговорить. Но ты сама вышла ко мне.

«Не к тебе, Даниэль. Я вышла не к тебе».

– О чём же? – насторожилась я.

Лейтенант снова вздохнул и провёл рукой по светлым волосам.

– Я хотел признаться тебе на тот случай, если выполню задание, но не вернусь.

– Лучше выполни его и вернись вместе с Клаусом! – резко одёрнула я его.

Но Даниэль вдруг схватил меня за плечи и притянул к себе. Пара секунд, и его влажные губы накрыли мой онемевший рот. Я застыла и напряглась, едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть парня. От него немного пахло спиртным и сигаретами.

Наконец он отстранился, но не отпустил меня. Лейтенант сжимал мои плечи и тяжело дышал в ухо.

– Я влюбился в тебя три года назад. И всё никак не мог набраться храбрости, чтобы признаться в этом, – хриплым и дрожащим голосом заговорил он. – Не отвечай мне сейчас! Пусть желание узнать твой ответ даст мне ещё больше упорства, чтобы вернуться!

Резко развернувшись и так и не оглянувшись, лейтенант ушёл в ночь.

– Вив!

Я подпрыгнула на стуле от жизнерадостного возгласа Анны, которая вихрем влетела в ординаторскую.

– Там милашка Пакош опять про тебя спрашивает, – промурлыкала она и, плавно виляя пышными бёдрами, прошла к моему столу. – Это уже шестой раз за сегодня.

Мне захотелось уронить голову на лежащую на столе руку и застонать от бессилия. Как же избежать разговора с ним?

– Почему бегаешь от него, подруга? – сев на краешек столешницы, спросила Анна.

Я устало подняла голову, встретившись с озорными глазами любвеобильной медсестры.

– Он поцеловал меня, когда уходил на задание, и теперь ждёт моего ответа, – на одном дыхании проговорила я.

Анна поджала губы.

– Значит, он тебе не нравится, но ты не хочешь его обидеть, – подытожила она.

Я выдохнула и откинулась на спинку стула.

– Не знаю, почему, но да.

– Жаль. Вы были бы очень красивой парой! – мечтательно произнесла Анна.

– Полагаю, сейчас не то время, чтобы даже думать о таком!

Я резко выпрямилась и снова принялась заполнять меджурнал, отмечая тех, кого должна проведать, вступая на суточное дежурство.

– Эх, глупышка! – печально усмехнулась подруга. – Когда же думать о любви, как не во время войны?

Она спрыгнула со стола и закружилась, томно прижав руки к груди.

– Ведь только во время боевой передышки отчётливее слышишь стук любящего сердца!

Приблизившись, она обняла меня за плечи и тихо продолжила:

– Особенно когда тебе почти двадцать три, а ты ни разу не была с мужчиной!

Я устало закатила глаза. Опять эти порочные наставления, которые, несмотря на их упорство и частоту, оставляли меня безразличной.

– Я постоянно слышу от тебя такие речи, – грустно усмехнулась я и поднялась на ноги. – Хорошо, я подумаю над этим вопросом. Ещё раз.

Я вручила Анне стопку историй болезней пациентов и кивнула в сторону двери. Она задорно подмигнула и упорхнула. Я немного задержалась, глядя ей вслед.

Должна признать, она чертовски права, как ни странно. Её лёгкий разум очень редко выдавал полезные мысли. Но вот эта словно была выдернута из моей головы. Или всё же из сердца?

Я решилась и вышла из ординаторской. Искусственный люминесцентный свет освещал на редкость тихий и пустынный коридор. Госпиталь выглядел как никогда безлюдно.