«Надеюсь, Бог уже простил…» Надеюсь, Бог уже простил мне юной скверны грязь, судьбы свой камень я катил, почти не матерясь. «Однажды в порыве одном…» Однажды в порыве одном политики взмолятся Богу: штаны их раздует гавном, бежать они просто не смогут. «В суждениях могу я погодить…» В суждениях могу я погодить, но что-то нынче знаю вне сомнений: у женщины желание родить — основа всех поступков и стремлений. «С какого-то срока пора собираться…» С какого-то срока пора собираться, всё стало темнее и путаней, энергия жизни из хилого старца уходит обилием пуканий. «Я не принёс ни пользы, ни урона…» Я не принёс ни пользы, ни урона. Хотя и храм воспел я, и бардак, но славы низкопробная корона ни разу не покрыла мой чердак. «Утраты, находки, потери…» Утраты, находки, потери, лихое земное скитание — уходят в туман возле двери в иное совсем испытание. «Сегодня ночью жизнь мою листал…» Сегодня ночью жизнь мою листал, ища, что получается в итоге; когда б я начал с чистого листа, то раньше бы задумался о Боге. «Любые разумные доводы…» Любые разумные доводы не в силах вождей убедить, когда для подлянки есть поводы, и можно легко победить. «Нет, я не жгу себя дотла…» Нет, я не жгу себя дотла трудом на склоне лет, а на вопросы, как дела, я на хуй шлю в ответ. «Пускай вреда обоснование…» Пускай вреда обоснование звучит весомо и не праздно, но алкогольное вливание душе моей нужней гораздо. «С упрёком смотрят мне вослед…» С упрёком смотрят мне вослед глаза бывалых докторов: курю я очень много лет, однако всё ещё здоров. «Я начитался всякой дури…» Я начитался всякой дури, слегка кривя физиономию, и охладел к литературе, и перешёл на гастрономию. «Много было на свете событий…»
Много было на свете событий, изумительно ярких в начале, чтобы позже в разбитом корыте полоскались немые печали. «Мы пьём, целуемся, едим…» Мы пьём, целуемся, едим, нужды не знаем в переменах, а страх, на диво невредим, живёт в уме, душе и генах. «Я не мудёр, однако опытен…» Я не мудёр, однако опытен, могу я в шорохе походки или в застольном тихом шёпоте услышать жульничества нотки. «Вкушая крепкие напитки…» Вкушая крепкие напитки, теперь живу на свете я немного медленней улитки, но хлопотливей муравья. «Ещё мы в сужденьях круты…» Ещё мы в сужденьях круты, ещё мы довольны судьбой, но близостью смертной черты заметно отмечен любой. «Блаженство остро чувствуя хмельное…» Блаженство остро чувствуя хмельное, я почему-то думаю тревожно, как зыбко благоденствие земное и обольщаться надо осторожно. «Пришла невнятная тоска…» Пришла невнятная тоска — глухая, тёмная, немая; я душу рюмкой обласкал, исток тоски не понимая. Ушла мерзавка. «Друзей ушедших лица ясные…» Друзей ушедших лица ясные я вижу вдруг средь бела дня, слова их – явно не напрасные, непостижимы для меня. «Из-за бушующих амбиций…» Из-за бушующих амбиций, хотя они и сокровенны, поэтов будничные лица бывают очень вдохновенны. «Опережая некролог…» Опережая некролог, хочу сказать покуда: я написал не всё, что мог, пришлю уже оттуда. «За всё переживать уже не нужно…» За всё переживать уже не нужно: хотя эпоха сделалась подлей, с реальностью теперь живу я дружно, поскольку перестал общаться с ней. «Но жизнь – как её ни гасили…» Но жизнь – как её ни гасили, прекрасна при всей её сложности, а злоба растёт из бессилия, бесправия и безнадёжности. |
