«Среди повседневных некрупных забот…» Среди повседневных некрупных забот вертеться доводится мне, и что человечество рядом живёт, я помню уже не вполне. «Легко писать печально и уныло…»
Легко писать печально и уныло про то, что мир жесток и бестолков, про то, что непременно ждёт могила, особенно – лихих весельчаков. «Я ни за что людей не порицаю…» Я ни за что людей не порицаю, чужие души – дикий тёмный лес, я многое на свете отрицаю, но ко всему питаю интерес. «Долгое немое созерцание…» Долгое немое созерцание — вещи, человечества, события, в нас родит ответное мерцание — мысли, откровения, наития. «Как будто это некое предательство…» Как будто это некое предательство, однако же бывает, что друзья в такие попадают обстоятельства, что им уже никак помочь нельзя. «Стишки то завывал я, то гундосил…» Стишки то завывал я, то гундосил, они то завихрялись, то парили, и зрители, в душе которых осень, меня потом весьма благодарили. «Струится время беспросветное…» Струится время беспросветное, и возникают мысли пошлые, какое будущее светлое нам улыбалось в годы прошлые. «Когда кончается гипноз…» Когда кончается гипноз — порою только через годы — больнее колется мороз и ощутимее невзгоды. «Всё время хочется прилечь…» Всё время хочется прилечь. Когда-то был ведь непоседа. А заведёшь о чём-то речь, и вдруг забыл, о чём беседа. «В настроение придя философское…» В настроение придя философское, сразу вижу я предел разумению; всё во мне теперь уже стариковское — даже мысли о себе, к сожалению. «Я наслаждаюсь – нет иного слова…» Я наслаждаюсь – нет иного слова, и я молчу – ни звука вопреки, когда при мне серьёзно и сурово дискуссию заводят мудаки. «От жизни нет у нас охраны…» От жизни нет у нас охраны, да хоть и были бы врачи мы, но время нам наносит раны, которые неизлечимы. «Горькое чувство меня прихватило…» Горькое чувство меня прихватило — грустно, что всё понапрасну, только на небе не гаснут светила, а на земле они гаснут. «Мне нравилась черта моя…» Мне нравилась черта моя: ценя забаву предприятия, про то любил поспорить я, о чём был вовсе без понятия. «Душе отрадно постоянство…» Душе отрадно постоянство, с которым исподволь маня, зовёт нас ближе к ночи пьянство, смывающее боли дня. «Как хорошо, что время тянется…» Как хорошо, что время тянется, что длится гнусная эпоха, как хорошо, что я не пьяница, а просто старый выпивоха. «Под вечер за щедрость Всевышнего…» Под вечер за щедрость Всевышнего, хотя ни о чём не прошу, я выпью чего-нибудь лишнего, а нужным потом закушу. «А был бы талант, я писал бы романы…» А был бы талант, я писал бы романы, лихие творя пируэты, но я, озарённый, как все графоманы, нахально подался в поэты. «Явился факт – печальный и обыденный…» Явился факт – печальный и обыденный, не стоит обижаться на природу, но мельче стал колодец тот невидимый, откуда черпал я живую воду. «Не знаю ничего я многотрудней…» Не знаю ничего я многотрудней, чем точно ритуалы соблюдать: я равно пью на праздники и в будни, и ровная мне льётся благодать. «Заметно увеличилось число…» Заметно увеличилось число умельцев, кто достоинство храня, освоили лихое ремесло крутого оголтелого вранья. «Вечерних кинофильмов завсегдатаем…» Вечерних кинофильмов завсегдатаем являясь ежедневно и давно, не пользуюсь я праздничными датами и виски пью под каждое кино. «Ещё не раз дадут мерзавцу премию…» Ещё не раз дадут мерзавцу премию, ещё не раз повеет благодать; безумия большую эпидемию мы тоже ещё можем ожидать. |
