— И долго ты собираешься так мучиться? — пренебрежительно и спокойно спросил Анариэль. — Это нехорошо. У нас полно времени для разбора, а у тебя так тем более. Оставь и иди отдыхать.
— Который час? — будто не слыша его, спросила между тем Афелиса, складывая руки на груди.
— Да вот, первый час минул. Я говорю, что все это зря. Ты теряешь бдительность, и наверняка пропускаешь многое. Пойдем. Скоро в каюту придет Яромил, и сомневаюсь, что он уснет под шелест бумаг. Сколько уже их смятых?.. — оперевшись рукой об спинку ее стула, мужчина взял один лист и повертел на свету. — Слишком тонкие. С ними бы получше обходиться.
— Да… — лениво пробурчала она. Потянувшись, Диамет выгнулась, ударяя носком об ножку стола. — Пойду. Сам-то чего не идешь? Или своих сторожишь? Как бы они весь народ усыпили? Это, наверно, хорошо, раз все спят. Соберусь и я, пожалуй… Кстати, — вдруг она вся встрепенулась и, положив ладони на колени, пристально посмотрела на него. — Так что там? Никого нет? Огня не видно? А-то мало ли нам добра, — саркастичный тон. — Ну, ладно, это я не всерьёз. После всего этого чтения голова кругом. Тебе взглянуть не советую. Потеряешься, — ладони ее поползли по столу, собирая в стопку разбросанные письма. — Тут все я ставлю под сомнение. Мне, конечно, хочется верить, но это невозможно.
— Поэтому лучше посмотреть на них трезвым взглядом завтра. Какие огни? — задал он вопрос и тут же ответил. — А-а… нет. И как же их можно увидеть? Столько лесов, озеро и такое расстояние. Пусть лучше так, чем все будет просматриваться. Нам так выгоднее.
— Да, конечно, господин Анариэль! Выгоднее, выгоднее… — вдруг послышался знакомый громкий голос. С порога выскочил Бозольд: встревоженный чем-то, он говорил повторами, ухмылялся и кивал своим же словам. — Как иначе? А как рады были! И Вам, прежде всего, госпожа! Всех на ноги поставили. Но чую, не к добру, не к добру… Охотники вас заметили. Они будут искать, будут! Что делать? Корабль никак назад. Нам некуда. Не лучше ли разузнать? Отправить кого-нибудь? Притвориться? Госпожа… Вы ведь знакомы многим. Так может?..
— Нет, — твердо сказала та. Резко поднявшись, да так, что стул скользнул по полу со скрипом, Афелиса взяла стопку, не запечатывая ничего в конверты. — Что мне там делать? У меня нет экипировки соответствующей. Ничего нет. Мы останемся в проигрыше. Думайте, Бозольд, прежде чем предлагать такое безумие.
— Ничего безумного! — с жаром подхватил он, разводя руками. — Это только спасет нас. Нужно всегда быть предусмотрительными, чем так все пускать на черти что! Прислушайтесь. Пусть их и немного, но беженцев они не трогают. Никогда не пойму: как они людей различают? Видел охотников только издалека, не смыслю в том, в чем они идут расстреливать. Но Вы, госпожа Диамет, были и видели все. У Вас знакомства. Если повторите, то теперь мы точно узнаем, как обстоят дела в это время, — тяжело дыша, Бозольд продолжил. — Я вот с капитаном обсуждал. Он сказал, что пусть с Вами поговорю, чем мешаться буду. Что с меня, в самом деле, нечего взять? Вот, теперь предлагаю свое… Прислушайтесь, или… я вправду не знаю, что делать.
Кончив тираду и, видимо, собираясь ее продолжать, мужчина бессильно опустился на лавку, обтер платком лоб и, встряхнув тот, обратно положил в карман штанов. Минуту Бозольд смотрел в никуда и не задумывался ни о чем: выжидал, точно приговора, ответа кого угодно. Афелиса остановилась в ступоре, явно не ожидая такого откровения. Рассуждать сейчас здраво не выходило, потому вновь села на стул и насторожено стала смотреть на Анариэля. «Все равно это глупо, — твердила она. — Меня узнают. Все они знают о моем вранье и сожгут на костре, как только увидят предательницу. Нужно тогда совсем в другого человека перевоплощаться». В ее помутневшем взгляде Бозольд становился безумцем, помешанным на странных идеях, вызывающих у него убивающую тревогу. А кому хорошо? Все должны страдать, раз уж есть причина. Даже он, ее спутник — Элид — превращался в чрезмерно непоседливую шарманку, а Илекс — что о ней говорить? Она-то одна и неизменна. Ибо не видать ее нигде, может, и переменилось в трепещущей душонке что-то.
— А Вы явно не понимаете, как обстоят дела, — ответил Анариэль. Язвительная и гневливая нотка прозвучала в этих словах. — Занимайтесь своим делом. А если они закончились, так что ко мне не подошли? Знаю я понаслышке, как Вы пытаетесь договориться. Но что-то договора я не слышал. Смотри-ка, да любуйся, неприступные. С такими людьми не двинемся. Идите протрезвитесь, Бозольд. Правды Вы не знаете.
— Какой такой правды? — что-то истерическое зазвенело в его голосе. В руках вновь появился платок — предмет для выброса злости. — Обычный народ всю правду-то и знает, как живется на свете! Не то, что… Ссориться с Вами не хочу. И не способен сейчас на это. Многого натерпелись, много переждали, а теперь… теперь ничего! Сидим здесь, как затворники, ни выглянуть, ни пройтись! Когда уже свобода наступит? — его лицо тут же перекосилось: слова выплескивались со слюнями. — Ответьте, не медлите. Нельзя так народ испытывать.
— Мы не освещаем никого постороннего. Только сообщаем то, что будет наверняка, — совершенно спокойно мужчина глядел на его скривившееся от злобы губы, на горящий взгляд, трясущееся, будто в судорогах, тело. — Мы подумаем над этим предложением. Не нужно так раздражаться. Завтра утром мы проведем собрание. В одиннадцатом часу. Прошу известить всех раньше.
— Известим-то, известим… Куда денемся? И что вы там говорить будете? Тему хоть дайте, чтоб люди заинтересовались.
— Да они, как услышат что-то подобное, — пролепетала Афелиса, — так из кожи вон лезут. Знают прекрасно, что будет. Это лишнее — сообщать тему.
— Как знаете, как знаете, — услышав ее голос, он стих и понурил голову. — Но уж помните, что люди требуют перемен!
С этими словам его словно ветром унесло. Афелиса внимательно смотрела на мужчину, точно первый раз этого человека видела. Было в нем что-то раздражительное, не выспавшееся. Очевидно, что пьян не был. Порядочный такой, он бы не позволил себе и полрюмки. На лице его изображалась, во время ухода, наглость, но при этом видимая трусость. Странное было зрелище. Тотчас же ей подумалось, что Бозольд — натерпевшийся человек, не готовый еще заявить о себе. В речах его и в интонации слышались робеющие, злые ноты, почти срывающиеся. Изредка она поглядывала на Анариэля — тот будто установил невидимую стену, через которую никак пробиться. Все крики стремительно летели, закручивались, набирали скорость и тут же разбивались о преграду. Маг хорошо знал, что Бозольд хотел его ударить, но до ужаса боялся ответного удара.
На том и закончилась ночь. Конец ее наступил на рассвете. Вчерашние события до сих пор хорошо уживались в памяти, ничего не проскочило мимо. Афелиса проснулась в гамаке, и как бы не хотелось понежиться в легких объятьях, совесть тянула ее на ноги — все же, дело торжественное и не требующее больше никаких откладываний. На тумбе лежали письма, а рядом веревка. Оглядевшись, она уселась и, подправив рубашку, затянула пояс покрепче. Ноги не пригвоздились к доскам, на счастье. Перед выходом наспех накинула на плечи накидку и, навалившись всем телом на дверь, отворила ту. Сверху доносился шум, но крика не было: всего лишь разговоры, песни, да топот. Дойдя до капитанской каюты, Диамет заглянула вовнутрь: пусто. Значит, все уже собрались на палубе. Точного теперешнего времени она не знала, всегда надеясь на свой организм: никогда не подводя, он пробуждался в нужное время. Но теперь тут-то можно засомневаться: какая-то неожиданность настораживала, пропускала гнилые нити сквозь доверие. На самом верху, у лестницы наткнулась на Илекс, прижатую к углу и наблюдавшую за всем действом. Состояние духа ее было подавленным еще больше, чем давеча. Ум, как и мысли, был разбросан, раскромсан на не клеящиеся ошмётки. Что-то предвещало отчаяние, чего доселе не случалось с ней. Теперь Афелиса была тому свидетелем. Она повела в ее сторону глазками, кивнула в знак приветствия и стиснулась еще больше. Но интерес возбудило совершенно другое: люди толпами примкнули к шканцам с высоко поднятыми головами, затихли, чуть ли не все до единого. Лишь дети скулили да поплакивали, утирая покрасневшие носы. На шканцах же никого не было: у штурвала показалась рыжая макушка — Элид, скачущая из угла в угол. На ее вопрос о том, все ли в порядке, Илекс ответила: «Все хорошо. Тебя ждут, Афелиса». И опустила голову. На больший расспрос времени не оставалось.
