— Я… я сейчас! — выплеснула она из себя и тут же кинулась к кулону.

— Мама зовет. Хочет тебя видеть. Наверное, ты опять играешь со мной. Что ж, я буду стучаться, пока ты не впустишь, или я выломаю дверь.

— Да подожди же ты!

Пальцы суетливо бежали по кулону, Розалинда все закрывала крышку, и вновь открывала. Искры не исчезали! Беда, настоящая беда, и на кону ее худший исход жизни. Девчонка оборачивалась, смотря на ходящую ходуном дверь, вертя в руках кулон, выпавший из рук.

— Я переодеваюсь! Имей совесть подождать и не соваться, — кричала Розалинда трепетным голосом.

— Ну ладно, — стук прекратился. — И зачем ты переодеваешься днем? Это важно, вдруг ты… Да хоть из окна выпрыгнешь! И меня обвинят. Мне этого не нужно, поэтому отопри.

— Какой нетерпеливый… — шептала она через силу. — Черт! Никак не исчезают.

— Чего ты там бормочешь? Болтаешь с кем-то? — посмеялся он. — С принцем каким-нибудь подворотным? Сочувствую ему, ты его, наверное, силой привязала к себе! Лучше повешаться, чем с тобой романы устраивать!

«Просто выйду и быстренько закрою дверь, он не заметит… не должен,» — подумала Розалинда, медленно шагая к двери.

— Иду уже, — изнурено проговорила она, хватаясь за ручку двери.

— Давай иди, не помри только, пока ковылять будешь!

Розалинда быстро выскочила из двери, затворяя ее за своей спиной. Лицо ее смертно побледнело. Сердце безумно колотилось, а пальцы жадно вцепились в ручку двери.

— Переоделась? — проговорил мальчишка во весь голос с самым решительным видом. — Никогда не пойму твоих причуд, да и вряд ли кто-нибудь поймет.

— Что ты хотел? — пытаясь скрыть тревожность, прошептала Розалинда, задыхаясь от волнения.

— Просто хотел передать возмущение матери. Я сам недавно узнал о том, что у вас там произошло, и, не утерпев, поинтересовался. Тебя ждет серьезный разговор, Розалиндочка, — насмешливо восклицал он, сложив руки за спину. — Пойдем уже. Мне еще нужно после взять у тебя кое-что… но об этом не сейчас.

— Что взять? — испугано спросила она, вся задрожав от какого-то нового, неведомого ощущения. — Не смей лезть в мою комнату, — продолжала Розалинда, покраснев от негодования. — Ты знаешь, что это тоже наказуемо.

— Ну да, ну да, — кивал он головой. — Ты меня снова не услышала. После разговора. Буквально на несколько слов. И мы пойдем к тебе!

Мальчишка потянул ее за руку, и вместе они пошли по коридору. Он много болтал, смотрел на нее с насмешкой и тут же интересовался ее буднями. Улыбка не слезала с пухлых губ, образовывая ямочки на щеках.

— А ты чего такая взволнованная? — все спрашивал он, пристально вглядываясь в ее лицо, возмутившееся от злости еще сильнее. — Кислая. Всегда ты такая. А я, между прочем, когда тебя в первый раз увидел, подумал, что ты веселая, и поиграть с тобой можно. Разочаровываешь!

— Зачем тебе нужна я?

— Да хотя бы позабавиться. И правда, нафантазировал себе всякие чудеса и слепо верю в них. Ты только не подумай, я всегда такой. Мама говорит что я странный, но что правда, то правда!

— Мне не к чему твои разочарования.

— А жаль. Я, знаешь ли, давно не разговаривал с девочками. Мама тоже девочка, только взрослая, но все же, хотелось бы поразговаривать со сверстницами.

— Вот уж не думаю, что кто-то повадиться на тебя, — раздраженно сказала Розалинда, идя быстрее.

— А ты не говори только о себе, — говорил мальчишка, прелукаво улыбнувшись и сверкнув на нее своими голубыми глазами.

Розалинда была вне себя. Она знала, почему ее распирает от злости и волнения. Но, наконец-то, вскоре их маленькая прогулка кончилась, а то она бы не выдержала и бросилась бы быстрее к лестнице.

Она подошла к двери спальни матери, оглядываясь на брата. Мгновение спустя Розалинда отворила дверь и вновь встала у порога. Все это случилось так скоро, что она сама все еще не понимала, что сделала. Они с полминуты смотрели друг на друга молча. Розалинда все еще содрогалась от испуга, Дарья выглядела обезумевшей. Она, Дарья, — бледная, дрожащая от гнева, первая прервала молчание.

— Вот уж не думала, что ты уйдешь! — сказала она, как будто одумавшись.

— Я думала, что разговор продлиться долго и, чтобы не терять времени… — проговорила Розалинда слабым от волнения голосом.

— Довольно! — грозно вскрикнула Дарья, стукнув кулаком об стол. — Какой раз ты возражаешь мне, не слушаешься? Не хватало еще, чтобы из дома хоть на шаг ступила. Бессовестная! У меня тоже есть дела, связанные с тобой, и ты не можешь отречься от этого.

— Какие дела…? — еле проговорила девчонка, теряя дар речи.

— А вот такие! — она приближалась к ней все ближе. — Помнишь того мужчину? Генри. У него есть сынок чуть старше тебя, статный и большое состояние имеет. Генри думает его отдать на выданье, и я уже решила тебя невесткой сделать. Уж больно надоедливая стала! Брак, в конце концов, образумит тебя, бесстыжую.

— Что? Что это значит…? Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? И после того, что ты…? Я не буду, не хочу.

Она еще раз шагнула к побледневшей, как полотно, Розалинде, но, увидев в глазах ее мелькающие огоньки страха и волнения, остановилась, как будто в раздумье.

— Я посочувствую, — наконец-то сказала она сухо, через силу подавляя бешеную злость, и остановилась на одном единственном решении. — Но все решено. Генри согласился, да и сыночек то его не против. Завтра мы их встретим, и ты поймешь, что уже любишь его.

Розалинда смотрела на нее — бледная, убитая отчаянием. Пристальный, колеблющийся взгляд ее уставился в эти поблеклые, угнетенные глаза, когда-то бывшие веселыми и никогда не скучавшими. Она готова была молить, простить все оскорбления и наказания, лишь бы Дарья остановилась.

— Я не полюблю его, — поворотила она головой. — Хватит уже доводить меня до крайности… До смерти.

— Погибать тебе еще рано, а в браке, как раз таки, девичья твоя природа рассветёт, — сказала она, схватив девчонку за руку. — Мальчик он послушный, не буйный. Будет славно, если он достанется тебе.

— Никогда! Слышишь? — кричала Розалинда, вырывая руку и отстраняясь. — Раньше ты совсем была другой. Что с тобой? Ты знаешь, знаешь! Но не хочешь говорить…

— Так ты еще и поблагодарить меня не намерена? — вспыхнула Дарья, краснея от злости. — Мать все на благо делает дочери, приемной дочери. Что бы с тобой было, если бы один доброжелательный человек не притащит тебя, еще маленькую послушную девочку в мой дом?

— Я бы ждала человека намного лучше!

— Да кому ты нужна, а?

— Нужна! Но я не скажу кому!

По мере того как она говорила, лицо ее все больше искажалось от злобы. Губы Дарьи скривились и дрожали, с трудом она произнесла последние слова. В коридоре становилось все темнее и темнее. Розалинда терзалась от стыда, терялась в догадках и страшилась ее с каждой минутой все сильнее. Не отвечая больше ни на какие расспросы, она вне себя от злости бросилась из порога комнаты вон, а очнулась уже на лестнице. Слышались шаги, но вскоре они стихли.

«Я найду способ избежать брака! — твердо заключила про себя Розалинда. — Останусь верной своей мечте!»

— И что же мы найдем здесь, в этом сыром месте? — унывающим тоном пробурчал Элид, прикасаясь кончиками пальцев к каменным стенам. — Мы ни разу не отдохнули, как следует; разве не заслуживаем?

— Нет времени отдыхать, — сказала Афелиса, остановившись. — Тут небольшой склон, будьте аккуратны.

Илекс опасливо поджала губы, кидая взгляд на мрачную пещерную впадину. С каждым шагом с потолка осыпалась многовековая пыль, растекаясь по ее головушке, укрытой черным платком. Эхо пробило стены. Элид в последний раз оглянулся назад, где свет раннего утра казался единственным мгновеньем, когда он может попрощаться со всем прекрасным и невинным. Афелиса перешагивала из одного камня на другой, удерживая равновесие, слегка расставив руки. Вдруг выступающий камень оборвался, и, не успев перескочить на более низкую ступень, она тут же понеслась вниз, оставляя после себя мутное облако пыли и песка. Илекс вскрикнула, и в резком ее движении было желание броситься прямиком за ней, но внезапно она почувствовала, как друг сильно сжал ее тонкое запястье.