— Рад познакомиться, Аполлинария, — Кристофер поцеловал руку и ей.
— Полли, просто Полли, — краснея и обмахиваясь программкой, как веером, пролепетала девица.
Я закатила глаза, хотелось ещё сунуть два пальца в рот, но удержалась. А мэтр Эст говорит, что с манерами у меня всё плохо. Да я просто пример для подражания, веду себя скромно, тихо и не заметно.
— Полюшка очень талантлива, — начала увещевать эта назойливая женщина. — Она вполне могла бы стать твоим секретарём.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как молча обалдевать от бестактности этой бабки.
— У меня уже есть секретарь, Валентина, — любезно открестился мэтр Аш. — Уверен, что прекрасная Аполлинария, найдёт работу соизмеримо своим выдающимся талантам.
А таланты у Полли, правда, были выдающиеся. Я неловко поправила нитку жемчуга на груди, пока никто не смотрел. На мне вот природа отдохнула, по всем фронтам.
— Ну, конечно-конечно, — как будто даже не услышав, закивала женщина. — Наши места в первом ряду, Кристофер. Я была бы рада пообщаться во время антракта, повспоминать Сашеньку, — она приложила ладони к груди, всхлипнула. — Ах, какой замечательной парой вы были.
Лицо мэтра сделалось каменным.
— У меня назначена деловая встреча, но если удастся выкроить пару минут, то я с удовольствием уделю их тебе, Валентина.
— Конечно-конечно, — с усердием закивала старуха, и дёрнула внучку за рукав платья.
— Приятного вам вечера, мастер Кристофер, — лилейным голоском пролепетала Полли.
— Приятного вечера, — с тем же непроницаемым выражением, откланялся феникс.
Я несколько заторможенно, пошла следом за своим спутником, чувствуя на себе неодобрительный взгляд этой бесцеремонной женщины. Полли же, снова закрыла лицо программкой, ни на кого не обращая внимания.
— Я был женат на кузине нашего Императора. Валентина была одной из фрейлин Александры.
Я оступилась. Хорошо, что мэтр ректор как раз взял меня под руку. Мне вдруг стало неловко и как-то холодно. Рядом с ним, и холодно, представляете? Но стужей веяло от его ровного голоса, и грустью.
Нет, мастер Аш, вы не ларец с секретом, вы просто бездна полная неразгаданных тайн. И признаюсь честно, с каждым разом, мне хотелось всё глубже и глубже погружаться в этот неизведанный омут.
— Она давно умерла, и я не люблю вспоминать об этом, — он ответил на приветствие какого-то господина, и только после добавил: — Как и посещать подобные мероприятия. Окружающие всегда стремятся разодрать твои старые раны, иногда из-за собственного невежества, а иногда нарочно, ради собственного удовольствия.
Мне, как дочери серийного убийцы, было хорошо знакомо всё о чём он говорил. Одно время мне доставалось даже от профессоров в академии, не говоря уже о сокурсниках. Бывшая преподавательница теоретического оккультизма Даниэль Зильберман, не упускала возможности поднять меня насмех перед всей аудиторией, интересовалась, когда я пойду по стопам папочки и зачем мне вообще нужна эта учёба? Ведь наследство душегуба всё равно уже предопределило моё будущее. Какое оно это наследство, Даниэль, правда, не уточняла. Но однажды, свидетелем очередной выволочки и насмешек от профессора Зильберман стала мадам Отто. С тех пор теоретический оккультизм в нашей академии читает тихий и внимательный мастер Трой. Банши, конечно, та ещё ледяная стерва, но справедливая.
За этими мыслями, я не заметила, как лифт поднял нас к галерее. С неё открывался удивительный вид на город. Околдованная, я прошла к окну и схватилась за перила, потому что закружилась голова. Пол под ногами тоже был стеклянный. Сердце стучало, набатом отдаваясь в висках. Я, улыбаясь, наблюдала за маленькими машинками внизу, людьми, и переливом огоньков, только-только начинающих зажигаться в наступающих сумерках.
— Завораживает, правда? Люблю здесь бывать, — к нам кто-то подошёл.
— Мастер Макаров, — Кристофер протянул руку пожилому мужчине и тот охотно ответил рукопожатием.
— Мастер Аш, для меня честь познакомился с вами.
А я вдруг подумала, что эти двое, должно быть, почти одного возраста. Только Кристофер статный, молодой и привлекательный, а Макаров — совсем сухонький старик. Так странно.
— Познакомьтесь, моя ученица Лидия ван Мор, — представил меня мэтр ректор.
— Ван Мор, ну конечно, — теург учтиво пожал руку и мне.
— Здравствуйте, мастер.
— Прошу, зовите меня Станислав. — Его серые глаза были очень живые, умные, любопытные. — Таких как мы с тобой, моя девочка, очень мало в этом мире, — он улыбнулся, — почти так же мало, как и фениксов.
Я заметила, как Кристофер дёрнул уголком губ.
— Но не будем здесь задерживаться, спектакль вот-то начнётся, а о делах поговорим после.
Театральная зала встречала своих гостей изысканной роскошью и богатством убранства — алые тона, позолота и блеск вычурных хрустальных люстр под сводами неправдоподобно высокого потолка. Без иллюзорного искажения тут явно не обошлось. Я с интересом и любопытством осматривалась вокруг, пока мы поднимались в нашу ложу, а Макаров говорил Кристоферу о том, как давно он хотел посмотреть эту постановку.
Ложа оказалась одной из центральных, рассчитанная на четырёх посетителей. Станислав занял место справа, а нам с мэтром пришлось занять два кресла слева. Внизу зал активно заполнялся зрителями, и всё оставшееся время до начала спектакля я наблюдала за людьми. Поскрипывали кресла, отовсюду звучали разговоры и смех. В миг всё стихло, когда потух свет. Подняли занавес, и заиграла органная музыка, из-за кулис вышли актёры.
Макаров достал из внутреннего кармана пиджака бинокль и, казалось, что уже ничто не могло отвлечь его от происходящего на сцене. Удивительно, но меня тоже увлекла постановка.
Трагедия разыгрывалась как шторм, постепенно набирая свою силу. Жажда власти и отмщения, породившие на свет и паранойю, и жестокость. Ванда Штольц действительно была безжалостна, и во время партий актрисы, исполняющей её роль (очень талантливо, стоит признать), у меня внутри бурлила только злость. Чего нельзя сказать про Софи — гонимой Святым Официумом магички, — потерявшую всю семью, друзей и любимого. Я чувствовала объятия холодной чёрной грусти, протянувшие к зрителям в зале свои эбеновые лебединые крылья. Я почти падала в эту психологическую ловушку, сжимаясь в комок, сидя в кресле. Сочувствие кололо сердце ледяной иглой, заставляя прикрыть глаза и сглотнуть тяжёлый ком в горле. Мне было больно от боли девушки на сцене. Страшно от одиночества, испытанного ею, от отчаяния, жидким кислородом растворявшим надежду.
— Почему всегда нужно испытывать страдания, чтобы заслужить любовь? Разве она не дар?
Что заставило меня повернуться к сидящему рядом мэтру Кристоферу и задать эти глупые вопросы я, наверное, так никогда до конца и не пойму. Возможно, эмоции пережитые от увиденного на сцене, а возможно… Не знаю.
— Любовь, прощение и доброта — они всегда подвергаются испытаниям, — он поджал губы, затем посмотрел на меня. В глазах мужчины плясали языки пламени, и к этому огню так неумолимо тянуло. Мне показалось, что прошла вечность, пока мы смотрели друг на друга.
А затем раздался выстрел. Слишком громкий для бутафорского.
* * *
Где-то слева внизу пронзительно завизжали. Свет в зале померк на секунду и тут же включился снова. По публике волной прошло озабоченное и изумлённо-напуганное воркование.
Кристофер машинально поднял руку, выставив перед собой и… Ничего. Родная стихия не отозвалась. Он щёлкнул пальцами, но не получилось высечь даже искру. В висках застучала кровь. Аш стремительно поднялся, шагнул к перилам балкона и, запрокинув голову, стал всматриваться в высокий потолок концертного зала. Там наверху, за яркими лампами и ложным блеском хрустальных люстр, клубилась едва заметная глазу полупрозрачная перламутровая дымка, образовывая над их головами своеобразный купол.
Крис сжал кулаки от досады, почти сразу догадавшись о назначении этого творения. Его автор пожелал остаться неизвестным, но зато к публике вышли те, о ком в концертной программке явно не упоминалось. Десятка два вооруженных мужчин в масках и в темно-зеленой форме с чёрными и синими нашивками организации ОСВ.