– Сядь, – повторила та, пригубив вино, – терпеть не могу, когда ты вот так стоишь, качаясь, словно повешенный!
Рагнар снова повиновался. Она опять рассмеялась, эффектно вытянув ноги и сделав упор на локоть. Глаза молодого викинга широко раскрылись и засияли так, будто россыпь звёзд над Босфором за один миг опустилась, как птичья стая, и разместилась на подоконниках. Он подался вперёд и провёл рукой по бедру самой знаменитой в мире красавицы.
– Тебе нравится? – щуря глазки, осведомилась она.
– То, что происходит со мной, ужасно, – тихо сказал Рагнар, – лучше бы меня утопили!
– Как ты любезен!
Приняв насмешку в её глазах за призыв, он быстро поднялся.
– Сидеть! – крикнула царица, по-волчьи вздёрнув губу, – ты у меня будешь делать лишь то, что я прикажу тебе! Или больше ни разу в жизни не подойдёшь ко мне, понял?
– Да, – сказал он, моментально сев.
– Так-то лучше.
Она вновь выпила. Он, глотая слюну, пожирал глазами её точёные ноги с маленькими ступнями, девичьи груди, только слегка прикрытые шёлком, и с ещё большим трепетом – чуть горбатый греческий нос. Глаза у царицы были слегка раскосые, длинные и зелёные, как осока, брови – подвижные, рот – не менее благородный, чем соблазнительный.
– Что думаешь ты об этом мошеннике, Калокире? – полюбопытствовала царица, опять садясь по-китайски. Рагнар её не услышал.
– Ты что, дурак? – взвизгнула она, – ответь на вопрос!
– На какой вопрос?
– Я спросила, что замышляет этот противный и отвратительный Калокир, на твой взгляд? Скажи мне!
– Взять тебя в жёны, – пожал плечами Рагнар. Ноздри Феофано раздулись.
– Подлец! Подлец! И ты не убил его?
– Нет. Я решил, что лучше мне ревновать тебя к этому прохвосту, чем…
– Рагнар, слушай! Мне не до шуток. Что, он хорош собою?
– Неплох.
Она покусала губы.
– А Лев Милентий знает о том, что этот мальчишка готовит переворот?
– Все об этом знают. И все усердно прикидываются дураками. Ведь только один Калокир и может предотвратить вторжение варваров!
– Но ведь руссы посадят его на трон, наденут корону ему на голову!
– Да. И пощадят тех, кто сейчас лизнёт ему руку. На это и весь расчёт.
– А мой муж? Его-то не пощадят! Что ж он согласился на этот план?
– Царица моя! Об этом надо спросить не меня, а мужа. Думаю, логофет ему заморочил голову.
– Невозможно, – произнесла Феофано, осушив чашу и положив её на постель, – логофет, при всей его гениальности, вряд ли сможет уговорить пойти на верную смерть даже идиота!
Спрыгнув с постели, императрица несколько раз прошлась взад-вперёд, шлёпая босыми ногами по мраморным плитам пола. Лицо её выдавало крайнее напряжение мысли. Остановившись, она спросила:
– А где сейчас Никифор Эротик?
– Я полагаю, у себя дома. А где ему ещё быть?
– Отлично. Ты сейчас проводишь меня к нему!
Рагнар промолчал. Опустившись в кресло, императрица надела мягкие башмачки.
– Накинь мне это на плечи, – распорядилась она, поднявшись и указав на плащ, висевший на спинке кресла. Этот приказ был исполнен. Когда царица с досадой и нетерпением шевельнула плечами, чтобы поправить наброшенный на них плащ, Рагнар вдруг схватил её и привлёк к себе. Глаза Феофано вспыхнули. Она вырвалась. В следующую секунду этериарх был дважды ударен царственной рукой по уху.
– Негодяй! – прошипела фея, лизнув ушибленную ладонь, – как смел ты?
Рагнар опустил глаза. Царица вдруг засмеялась. Взяв его за руку, подошла с ним к большому зеркалу.
– Погляди сюда, – сказала она, нежно обнимая его за талию, – боги ещё по Земле не ходят! Кем, на твой взгляд, я могу заменить тебя? А, малыш?
– Не знаю, царица, – признался викинг. Голос его уже не дрожал. И это ей не понравилось. Она вдруг повисла на нём, обняв его шею тоненькими руками, и присосалась к его губам глубоким щекочущим поцелуем. Но не успел он сойти с ума, как она вдруг вырвалась и, слегка задыхаясь, с масляным блеском в глазах тоненько мяукнула:
– Всё, пора!
И выскользнула за дверь. Рагнар побежал за ней, как собака. Едва лишь дверь за ними закрылась – из будуара, который был отделён от спальни плотной китайской шторой, вышел мужчина.
Рыжая дочь трактирщика и Рагнар покинули здание через боковую дверь. Они оказались на большой площади, которая была вымощена булыжником. Эта площадь использовалась для военных парадов. Присутствовавшие на них послы и другие гости, сидя на галереях дворца, изумлялись численности маршировавших по площади легионов и корпусов, не подозревая, что перед ними бог знает в который раз проходят всё те же самые воины, поменявшие за дворцом знамёна, плащи и шлемы. Шаги Рагнара, когда он под руку с Феофано пересекал пустынную площадь, гулко звенели в безмолвии поздней ночи. Императрица в зелёных бархатных башмачках ступала бесшумно. Они приблизились к стальной двери в стене. Рагнар, обладавший не меньшим числом ключей, чем его дружок-секретарь, её отомкнул и вышел со своей спутницей в ночной город. Императрица вложила свои изящные пальцы в руку этериарха. Тот жаждал лишь одного – чтобы эта ночь длилась вечно. На его счастье, Никифор жил не особо близко, аж за Невольничьим рынком. Царственная красавица и варяг двинулись туда по наиболее широким и светлым улицам, удлиняя путь.
Стоял предрассветный час. Царило безветрие, и в прохладном воздухе ощущался запах сирени. Из кабаков доносились неблагозвучные восклицания. В подворотнях что-то порой мелькало. Властительница Империи с нежным трепетом прижималась к своему спутнику. Все бродяги знали его и не рисковали показываться ему на глаза. Он бережно обнимал царицу за талию, но ей всё же было не по себе.
– Ах, чёрт бы побрал этого Никифора! – вырвалось у неё, – надо будет снять ему дом поближе.
Обогнув рынок, они вошли в небольшой квартал. Дом, в дверь которого постучал Рагнар, был неотличим от других домов.
– Кого это чёрт принёс? – раздался за дверью голос старухи.
– Это Рагнар из дворца! Открой.
Просьба ярла была мгновенно исполнена. Но прислужница, вид которой был ещё неприятнее её голоса, со свечой в руке решительно преградила гостям дорогу и оглядела спутницу викинга без малейшего дружелюбия.
– Что, привёл ему очередную подружку? Опять полночи будет весь дом скрипеть?
– Ночь кончилась, – возразил Рагнар, – пошла прочь с дороги, старая ведьма!
Грубейшим образом отстранив старуху, этериарх провёл Феофано в маленький кабинет помощника логофета, и, усадив её в кресло, зажёг свечу на столе. Через полминуты пришёл Никифор. Он был в халате, с торчащими во все стороны волосами и недовольным лицом. Его вид заставил царицу расхохотаться. Смутившись, юный чиновник отвесил ей неловкий поклон.
– Садись, – сказала она ему, внезапно оборвав смех и придав лицу серьёзное выражение, – времени у нас мало, а разговор у меня к тебе чрезвычайно важный. Рагнар, ступай во дворец!
– Нет, я подожду в передней, – заявил воин, решив показать Никифору, что и он кое-чего стоит в глазах царицы.
– Вон! – заорала та, ударив обоими кулаками по подлокотникам кресла, – во дворец, живо!
Этериарх удалился, скорбно опустив очи. Гнев Феофано мигом растаял.
– Дружочек мой, есть ли у тебя вино? – спросила она помощника логофета, усевшегося за письменный стол.
– Да, есть. Но оно дешёвое.
– Всё равно. Я с детства люблю такое.
Кувшин с вином и две чаши были сейчас же принесены. Довольно развязно выпив со своей гостьей, Никифор опять уселся и проронил:
– Я, право, раздавлен счастьем видеть живое солнце у себя в доме!
– Что вы за ослы оба? – смеясь, прижала ладонь ко лбу Феофано, – один раздавлен, а вот теперь уже и другой! Ну как мне, скажи, иметь с вами дело?
– Зато мы с радостью умрём за тебя, царица!
– Да, тот дурак десять раз умрёт, это точно! А вот ты, плут… Скажи-ка мне откровенно, скольких друзей ты продал?
– Продал? Императрица, жизнь моя! Оглядись! Я нищ, как Иов!