Он глубоко вздохнул.

— Все ненавидят воров и их ремесло. Но, поверьте, никто не ненавидит это ремесло больше самих воров. И очень, очень много тех, кто был бы и рад сменить род деятельности, да только жизнь сложилась так, что кроме как воровать, они больше ничему не научились. Потому среди них так много алкоголиков и наркоманов — для них это спасительная возможность забыться, убежать хотя бы ненадолго от самого себя, от того, чем ты стал, от того, что другой жизни у тебя уже никогда не будет! Поверьте, это страшно. Даже те, кто в первые годы находит злое удовольствие от воровства, считая его эдакой местью обществу за то, что оно вырастило его таким, какой он есть, в конце концов, спиваются, чуть ли не воя от ненависти к самому себе.

— Двух лет мне с головой хватило для того, чтобы осознать всю пагубность того пути, на который меня толкнули мнимые романтика и собственное всемогущество. Я вернулся домой к отцу с матерью и сказал, что больше никогда не стану таким заниматься. В течение трёх следующих месяцев я приходил в себя, одновременно подтягивая науки, в которых безнадёжно отстал, с преподавателями, которых мой отец мог позволить себе приглашать на дом. После этого меня устроили в Университет документации и казначейства, выпускникам которого почти гарантировалось место в соответствующего рода заведениях. Однако через полтора года отец пришёл ко мне с поистине неожиданной новостью.

Храмовник замолчал. Он уже был совершенно пунцовый, и я примерно догадывался, как тяжело ему сейчас в таком исповедываться, и сколько сил он прилагает, чтобы заставлять себя говорить дальше.

— Он… он сообщил мне, что я должен… вспомнить старые навыки и сделать одно дело. Я тогда ушам своим не поверил, но он сказал, что всё благополучие нашей семьи зависит от этого дела. И мне, конечно же, пришлось подчиниться. Моей задачей не обязательно было красть какую-то конкретную звезду: сгодилась бы любая. Всю защиту я тогда преодолел по памяти: тролли действительно, — в этот момент он снова запнулся, — очень доверчиво отнеслись к предложению короля о взаимовыгодном союзе и никак не ожидали такой подлости. Ну а что было потом, вы знаете. Амулет нашли, отец ценой огромных усилий меня выгородил, нужный скандал, в конце концов, разразился, ну а я… я хотел выйти к тому, кого так оскорбил, но отец мне запретил. Тролли должны были уйти из Столицы. И ценой репутации моей семьи Совет этого добился.

— Но я знал, что хотя тот тролль и получил свой амулет назад, вендетта на этом могла и не закончиться. И потому я пошёл на храмовника в Церковь — ибо только она на тот момент могла гарантировать мне безопасность.

— Вы можете мне не поверить, — сказал он, завершая свой рассказ, — но я рад тому, что всё завершилось именно так. Я рад, что наконец-то имею возможность ответить за свой поступок. Потому что тот стыд, тот позор, который я должен был носить в себе больше десяти лет, — он вздохнул, — это с каждым годом было все более невыносимо. Если бы не всё это — вполне возможно, что через год-другой я и сам бы залез в петлю.

Неподвижно всё это время стоявший на коленях леопард (ни у кого так и не хватило духу спросить его имя) пару раз неопределённо махнул хвостом, после чего сказал:

— Ты не солгал, вор. Ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Что ж, я услышал тебя. Мы проведём совещание и решим, как с тобой быть. Сейчас же — ступайте отсюда.

Как только мы покинули Храм, я тут же набросился на храмовника.

— Бальхиор, какого чёрта?! Почему я узнаю об этом только сейчас?! Как ты мог забыть сказать такое?

— А ты серьёзно думаешь, — печально ответил тот, — что Совет не предусмотрел всё для того, чтобы твоя миссия увенчалась успехом? Ты и без того пришёл в Столицу с вполне хорошо укомплектованным отрядом. Неужели ты ни разу не задался вопросом, почему советники навязали тебе ещё одного члена команды? Уж извини, Дэмиен, но ты, конечно, привык верить в чудеса и в то, ч то всё будет хорошо, но как-то исторически сложилось, что в Совете сидят люди, которые более реально смотрят на ситуацию.

— Да при чём тут вообще это, — возмущённо начал было я и осёкся, только сейчас обратив внимание на то, что компанию нам снова составляют Зикард и Таркус.

— Не переживай, Дэмиен, — ободряюще улыбнувшись, сказал Зикард, — мы стояли у входа в храм. И мы всё слышали.

— И… что вы думаете на этот счёт? — осторожно спросил я.

— Порой люди живут в таких нелепых условиях, и создают себе настолько непонятные проблемы, что даже не знаешь, чего они более достойны: того, чтобы над ними посмеялись, или того, чтобы их пожалели, — хмыкнул Таркус, — идти для достижения цели таким сложным путём, когда достаточно было всего лишь сказать троллям: Извините, наш с вами союз не оправдал ожиданий. И тролли ушли бы, слова дурного не сказав. А вместо этого зачем-то понадобилось строить такую хитроумную комбинацию. Нет, люди — воистину, мастера самим себе портить жизнь.

— Эээ… это, конечно, было интересно, но я спрашивал о вероятности успешного исхода нашей миссии, — деликатно уточнил я.

— Ну, то, что этот человек оказался здесь, конечно, сильно упрощает дело, — согласно кивнул Зикард, — но буду откровенен: в обмен на успех вашей миссии я бы не сильно рассчитывал на то, что ему удастся уйти отсюда живым.

— Меня это уже мало волнует. Если оно должно кончиться так — значит, так тому и быть. В жизни есть вещи куда более худшие, чем смерть, я на своей шкуре неоднократно в этом убеждался, — печально ответил Бальхиор…

Остаток дня прошёл в гнетущем молчании. Я метался по комнате, как зверь, загнанный в угол, и впервые не знал, что мне делать. Фрайсаш и Кермол беспомощно смотрели на меня, но сказать им явно было нечего. Пару раз я открывал рот для того, чтобы сказать хоть что-то, но каждый раз бессильно опускал руки.

— Надо было мне настоять на том, чтобы ты ушёл с Мари, — бессильно ответил я, сев на свою кровать и опустив голову.

— И тебя бы послали куда подальше, — ответил Бальхиор, — несмотря на всю твою расчудесность, всю помощь, которую ты оказал троллям — тебя бы всё равно послали. Ты не видел того, что видел я, ты не видел того возмущения, которое вылилось на голову моему отцу, когда он отказался выдавать меня, ты не слышал тех угроз и проклятий, которые сыпались на его голову. И этот нарыв, Дэмиен, набухал целых десять лет. И если уж тролли получили право удовлетворить свою жажду мести — они им обязательно воспользуются. И ты здесь бессилен. Смирись. Свою задачу ты выполнил уже тем, что добрался до этого тролля — и меня привёл вслед за собой.

Не в силах осознать его правоту, я встал со своей кровати и покинул комнату. Не желая, чтобы меня лицезрели другие постояльцы, я накинул на себя иллюзию и, аккуратно лавируя между троллями, вышел на улицу.

Как ни печально это признавать — но Бальхиор прав. Я ничем не могу ему помочь. Мой измученный последними событиями мозг прокручивал в воображении десятки вариантов — и всё равно не находил выхода. Храмовник, до того казавшийся надменным и спесивым, внезапно оказался верным другом и надёжным товарищем. И, скорее всего, всё, что я смогу для него сделать — это смотреть на то, как он будет умирать…

Ноги сами меня принесли к источнику воды — озеру, по размерам не уступавшему тому, что являлось источником названия для деревушки Озёрное Сердце. Специально обойдя его и подойдя к берегу со стороны, вероятно, парка — во всяком случае, в этом месте почти сразу начиналась роща, по которой наверняка очень приятно гулять летом — я сел почти около самой воды и стал успокаивать разум игрой с водой. По приказу моей руки вода принимала различные формы, попеременно меняя состояние из твёрдого в жидкое и наоборот.

Так прошло неопределённое количество времени. Солнце уже успело совсем скрыться за деревьями, и вокруг очень быстро начинало темнеть.

— Развлекаешься? — спросил чей-то бархатистый голос сзади. Обернувшись, я увидел позади себя леопардового тролля, который со странным предвкушением смотрел на меня. Я не стал ничего ему отвечать, а просто продолжил предаваться своему увлечению.