— Ага… Уяснил, — парень как-то громко сглотнул, а после медленно, слегка покачиваясь, двинулся в направлении своего поста, в этот же момент к экрану подошел старейшина.

— О чем человек говорил с охранник? — спросило сгорбленное существо, которое ранее, вероятно, было чуть выше Романо, а теперь глядело на него чуть снизу.

— Человек говорил о том, что охранники должны соблюдать ваш рацион, — проговорил Романо, снова садясь на пол.

— Человек думает, что он спасает племя Уцутха? Нет. Только смерть теперь является спасением для Уцутха, — проговорил старейшина, садясь напротив. — Человек поработил нас, человек истребил нас и уничтожил нашу планету своими каменными джунглями. Уцутха больше не хотят унижения. Лучше медленная смерть, чем долгое существование игрушкой для людей.

— Но… Среди вас есть дети, — проговорил Романо, смотря на старейшину.

— Дети — плод тех, кто перестал быть Уцутха. Жены Уцутха хотят выжить, но платят за это тем, что рожают детей от худших из мужей Уцутха. Вы сделали из нас животных, человек. Животных, которые почему-то умеют говорить, но не более, хотя и это скоро будет у нас отнято, — старейшина тяжело вздохнул, а Романо опустил глаза, сейчас он наблюдал за трагедией, которая сулила гибель целой расы и, кажется, что сказать ему было особенно нечего.

— Уцутха — это истинное название вашей расы? — спросил директор, глядя на итарисианца.

— Да. Уцутха — истинные хозяева планеты, которую люди назвали Итарис. Вы уничтожили Уцутха, — голос старейшины был хриплым, а говорить ему, кажется, было довольно сложно.

— А что, если нет? — спросил Романо, глядя на поникшего уцутха.

— Что «нет»? Уцутха больше нет. Нас слишком мало, чтобы снова стать владыками мира, да и сами уцутха уже не те, — старейшина посмотрел на двух итарисианцев. — Это больше не уцутха — они итарисианцы, как человеческие жители мира. Я один из последних уцутха, до меня был вождь, который и повел уцутха против людей… После этого, человек, они специально надели на меня его парадную одежду. Ее одели для того, чтобы унизить все наше племя, показать то, насколько слабо оно, и то, как оно теряет последних уцутха. Мой век не будет долгим, ибо я не стану есть человеческой еды, но поверь мне, человек, я последний из своего рода или один из последних. Я знаю то, что сотни племен были порабощены людьми, но наш век не будет долог, — проговорил старейшина, глядя на Романо. — Скажи, человек… Сколько таких, как мы, было уничтожено вами?

— Имеешь в виду уцутха? — спросил Романо, глядя на старейшину.

— Нет. Других таких, как уцутха. Сколько выходцы с неба уничтожили малых рас? Как вы нас называете, — в этот момент его глаза с радужками золотого цвета будто налились кровью, в нем явно не было сил для того, чтобы сразиться с любым человеком, поэтому он мог лишь ненавидеть.

— Точно мне известно о трех расах, — вздохнул Романо. — Не вспомню сейчас их названия, но они были полностью истреблены. Это только в пределах Федерации.

— Уцутха тоже пополнят их число. Почему ты не радуешься, человек? Вы ведь этого и хотите, но я не осуждаю… Окажись вы в наших руках — ваша судьба была бы такой же, если не хуже. Я помню те времена, когда люди покоряли Итарис. Я был совсем молодым воином и помню, как на своем арее врывался в лагерь человеческих воинов. Мы пользовались преимуществами местности, которую вы тогда еще слабо знали, тогда рапторы, как вы называете ареев, вгрызались в тела людей и рвали их на части. Мы теряли больше воинов, чем вы, но мы побеждали до тех пор, пока люди не стали использовать какие-то шарики с лучами смерти. Вы называете их «дроны». Эти маленькие чудовища были способны уничтожить целую армию уцутха. Целые города. А потом приходили вы, чтобы добивать выживших, — старейшина положил голову на руки, а шея его изогнулась под тяжестью головы.

— Не скажешь, как тебя зовут?

— Победителя не должно интересовать имя побежденного, — уцутха поднял взгляд на Романо, а тот лишь кивнул.

— Возможно, что ты прав, уцутха, но людям интересно все.

— Победителя не должно интересовать имя побежденного, — снова повторил старик, глядя на Романо.

— Да… Тогда скажи мне, уцутха… — Романо помолчал, а существо напротив посмотрело на него заинтересованным взглядом. — Скажи мне, уцутха. Что бы ты сделал, если бы я дал шанс вашей расе выжить?

— Уцутха убил бы тебя за все унижения, которые понес за жизнь здесь, — ответил старейшина без капли сожаления.

— А если бы возможности убить меня не было? — спросил Романо, смотря на уцутха заинтересованным взглядом.

— Тогда бы я сам убился о твоих защитников, — проговорило существо, поднимаясь. — Эта война кончится лишь уничтожением нас или вас. Уцутха погибнут точно, поэтому я даже не стану пробовать жить на месте, которое ты покажешь, человек. Наше спасение тобой — лишь очередное оскорбление уцутха. Победивший может освободить раба, но только в таком случае, когда искренне посчитает раба достойным того, чтобы отпустить его, но ты не равен уцутха, поэтому ты не посчитаешь раба достойным этого. Ты лишь бросишь нас на какой-то планете, сделав пленниками новой природы, которая чужда для нас. Уцутха более не хочет разговаривать с человеком. Уходи, — проговорил старейшина, возвращаясь назад в край помещения, где снова и сел, а Романо лишь вздохнул и вернулся в свой «загон».

…

Романо сидел на угловой кровати своего «загона» и видел то, как полицейские заносили пищу в загон уцутха, было внесено два больших контейнера, а два других копа прикрывали своих товарищей, приготовив ПП.

— Это Вы договорились с копами? — спросил паренек с щербатой улыбкой и едва пробивающейся щетиной на лице.

— Ну да… Они понимают только язык силы, судя по всему, — как-то печально проговорил человек, смотря на то, как старейшина продолжил сидеть в своем дальнем углу, не желая принимать пищу.

— Вы про итарисианцев?

— Нет. Про копов и всю эту мразь из «зоопарков», — проговорил тихо Романо.

— Мразь? — спросил с удивлением рыжий снайпер и подозвал к себе двух других, одного высокого с бритой головой и небольшими усами, второго с короткой бородой и хищными черными глазами.

— Да. Мразь. Они решили голодом уцутха заморить, ну и… У них это получается, — человек указал на старейшину. — Он последний из истинных итарисианцев, ибо сохранил традиции.

— Уцутха? — спросил бритоголовый.

— Их собственное название. Итарис — это человеческий новодел, как и прозвание их расы. Сам посуди, их держат тут на правах животных, которые должны развлекать толпы обывал своим «неестественным» поведением. Хотя, как вижу, эти итарисианцы уже никого не повеселят, на них мышц-то особенно нет, кожа да кости, если не считать тех двух амбалов, — человек указал на двух бронированных. — Эти стали новыми «вождями» племени, а если точнее, их таковыми назначили. С этого момента итарисианки спят с ними ради хлеба для себя и своих детей. Проституция.

— Ага… — протянул щербатый. — А почему так?

— Якобы произошло восстание уцутха против охраны, кого-то из охранников убили, а дальше их решили заморить голодом. Это геноцид, но… Естественно, никто не назовет истребление инорасцев «геноцидом», ибо они же не достойны жизни. Они — животные, которые не вышли из родоплеменного строя и попались нашей великой военной машине, будучи неспособными дать ей отпор. Они не первая такая раса, — проговорил Романо с какой-то тяжестью. — Понимаете… Федерация — это одно из самых страшных явлений в истории человечества. Она жестока и к ним, и к своим подданным. Шок-пех ведь не зря свой хлеб ест. В общем… Ничего хорошего мы космосу так и не принесли, более того, мы несем гибель везде, куда ступаем.

— Хотите сказать, что те же рогарийцы лучше? — спросил на этот раз бородач с хищными глазами.

— Они хотя бы никого не истребляют. Порабощают — да, но их рабство патриархально во многом. Их раб порой может достигать каких-либо государственных постов, если того оказывается достоин. Их раб — это некто, кто гораздо более подвижен в плане социальной мобильности, чем средний пролетарий.