Стрелки часов почти добежали до отметки в шесть. Субботний вечер. Чем раньше это событие начнется, тем быстрее оно закончится.

Эль не тратил много времени на выбор наряда – нацепил первое, что выпало на него из шкафа. Ему было глубоко наплевать, что на нем надето. Михаэль вообще не хотел видеть их семейство в собственном доме. У него было ощущение, что они вносят сплошной дисбаланс. После них хотелось проветрить, потому что становилось душно.

Михаэль уже представлял, насколько наряженной придет Стефания. Вот кому точно было не плевать на свой внешний вид. Не зря она отправила ему около пятидесяти нарядов на выбор. Показательная идеальность еще никого не сделала краше: она только уничтожала то настоящее, что еще было внутри. Эль бы с радостью принимал все минусы в Стеше, если бы она только позволяла их замечать. Ее речи всегда были приторно сладкими, а уложенные и залитые лаком волосы Элю постоянно хотелось растрепать.

Михаэль хотел увидеть, что прячется за картонкой. Он мечтал увидеть ее растрепанную, сонную, смешную или недовольную. Он бы понаблюдал за тем, как она ругается и морщит нос от нелюбимых запахов. Эль хотел бы взглянуть на нее с другой стороны: на нее в толстовке и джинсах, а не отглаженных платьях, словно только что снятых с витрины. Он видел в Стефании просто манекен. Она казалась безмерно красивой: ее хочет любой, кто проходит мимо. Внутри нее – пластик и пустота.

– Михаэль, спускайся! – донесся до него голос отца с первого этажа.

Эль еще раз оглядел себя – просто ничтожная марионетка в чужих руках. Его дергали за ниточки, а он был вынужден повиноваться. В окно Михаэль уже увидел, как к дому подъезжает семейство Майоровых на дорогом внедорожнике. Эль неприятно поморщился, как от зубной боли. Стефания вышла из машины первой. Она вся такая воздушная и изящная. На ней потрясающее платье, как Михаэль и предполагал. Ему пришлось натянуть на себя улыбку. Происходящее напоминало чертов театр абсурда, где приходится притворяться. Он не может быть собой. Эль в сотый раз примерил на себя роль того, кого хочет видеть отец.

На первом этаже родители уже встречают гостей. Экономка сегодня расстаралась на славу. Утка, запеченная с яблоками, стояла в центре стола; огромная сырная тарелка занимала добрую треть поверхности. Салаты и вовсе были ему неизвестны, совсем странные на вид. Михаэлю хотелось обычный крабовый или жареной картошки.

– Я принесла гуакамоле1! – воскликнула Стефания, протягивая экономке контейнер с блюдом. – Я готовила его сама, выложите в тарелку и тоже поставьте на стол!

Михаэлю не нравился ее приказной тон: она была не у себя дома, чтобы командовать. Родители только тепло улыбнулись, а значит, поощряли подобное. Эль тоже комментировать не стал.

Стефания славилась своими кулинарными талантами. В любом диалоге она не забывала упомянуть, что великолепно готовит. Это стало бы ее плюсом, если бы Стеша не рекламировала себя так часто. Словно она готовила на публику, а не для самой себя.

– Гуака… что? – переспросил он, уже забыв только что произнесенное название.

– Михаэль, ты смеешься? Ты же любишь это блюдо! Я специально для тебя его готовила! – нахмурилась Стефания.

Михаэль и слова сказать не успел, как уже получил уничижительный взгляд отца в свой адрес. Тот, в свою очередь, приобнял Стефанию за плечи, провожая ее к столу. Эль уже не слышал, о чем они говорили. Семейство неотступно следовало за ними, а Михаэль обреченно плелся в конце. Эти слова – пустой треп. Он изо всех сил попытался натянуть на себя маску счастливого человека, растянув улыбку на пол лица. Эль даже отодвинул стул для Стефании в элементарной вежливости. Она присела и кивнула на место рядом с собой. Михаэль покорно занял соседний стул.

Родители уже во всю обсуждали последние новости бизнеса. Стефания иногда вставляла ремарки про дальнейшее обучение и показ новой коллекции от известного дома мод. Она оповестила всех, что начала учить китайский. Родители Михаэля смотрели восторженно, а ему было нечем крыть. Он прозябал в унынии и депрессии, практически перестав общаться с людьми. Стеша рассказывала про книжку о гармонии с собой, а Михаэль читал Гюго «Последний день приговоренного к смерти». У них не было точек соприкосновения.

Родители сегодня превзошли самих себя по хвастовству. Они наперебой рассказывали друг другу о новых приобретениях. У Эля складывалось впечатление, что они собрались потягаться богатством и достижениями. Он не мог в своей голове назвать их друзьями.

– Мы на таком катере плавали в этом сентябре!..

– Мы думаем о покупке собственной конюшни!

– Стеша хочет уехать учиться в Лондон. Мы думаем, отправить ее туда на пару лет!

В голове Михаэля они смешались в разношерстный, громкий и невыносимый гул. Он постарался отключить собственные мысли. Эль ел положенный себе на тарелку цезарь, но неприлично долго ковырялся вилкой в листьях салата. Он иногда потягивал шампанское из бокала в надежде на то, что этот цирк будет легче переносить. На трезвую голову родительский бред слушать казалось невозможным. Они несли полную чушь. Михаэль понял бы их, если бы они обсудили литературу или поделились впечатлениями от похода в театр. Казалось, что они вовсе не заинтересованы в пище духовной, им хотелось удовлетворить свои материальные потребности.

Михаэль видел, как отец расправил крылья. Он явно желал показаться лучше, богаче, круче. Мама рядом с ним тоже картинно улыбалась, иногда сдержанно посмеиваясь в нужный момент. У Эля на лице было написано разве что недовольство, и отец взглядом требовал быть немного сдержаннее. Михаэль старался.

Он остро нуждался в собеседнике. Вряд ли Стефания, не способная отличить Винсента Ван Гога от Анри Матисса, подойдет. Она щебетала ему на ухо про новый вышедший альбом у популярного рэп-исполнителя и рассказывала, что собирается на фотосессию с цветной дымкой. Стеша рассказала ему про все премьеры, вышедшие в кино. Эль не помнил, когда в последний раз смотрел фильм на большом экране. Он только вяло отзывался на ее болтовню.

«Какая чушь…» – подумал про себя Михаэль, но улыбнулся покорно, как заведенная китайская игрушка с браком. Он только и умеет – скалиться для удовлетворения других. Эль потерял нить их повествования еще в середине диалога. Он не успел осознать того, как родители перешли к обсуждению возможной свадьбы. Та самая ненавистная тема, которую Михаэль боялся услышать сегодня. Он думал о том, что может не сдержаться и высказать лишнего. У него были все предпосылки: усталость, плохое настроение, внутренняя злость. Михаэль выпил бокал шампанского, показавшегося ему отвратительным. Это придавало смелости, но и притупляло чувства. Он моментально обратил внимание на то, что Стефания навострила уши. Ему казалось, что она устроит их свадьбу несмотря ни на что. У Стеши был большой талант ненавязчиво капать на мозги.

Михаэль бестактно сконцентрировался на своем смартфоне, не соблюдая правила приличия. Он устал от этой болтовни, ему надоел этот ужин. Элю просто хотелось закрыться в своей обители и включить «Похождения повесы2». Он думал об опере в тот момент, когда Стефания нагло вырвала его из раздумий.

– Как тебе гуакамоле? Ты попробовал? – прощебетала она.

Стеша так жаждала одобрения, что на секунду Элю стало очень ее жаль.

– Не вкусно. – отрезал он.

Он осознал то, что сказал, чуть позже. Уже поздно было что-то менять или брать свои слова обратно. Эль мечтал исчезнуть, пока не утихнет надвигающаяся на него буря.

На Михаэля уставились в изумлении пять пар глаз. Он почувствовал себя голым на площади: все взоры обращены к нему одному, а он – совершенно беззащитный. Эль запоздало понимает, что стоило солгать. Сказанного не воротишь.

Родители Стефании сидели с такими лицами, словно они съели тухлый болгарский перец.

– Почему?

– Просто не понравилось. – сконфуженно отозвался Михаэль.