Николенька тут же заговорил про свою вечную любовь ко мне.

– Любовь не бывает вечной, – спокойно заметил умудренный жизнью Толстовцев‐старший. – Вот Елизавета Алексеевна, наверное, думала про вечную любовь к Александру Андреевичу Забелину, а длилась она… Сколько длилась?

– Недолго, – ответила я. – Но сейчас я не та юная дева, верившая в вечную любовь. И мы говорим про сегодняшний день. Про ближайшие годы.

– И как вы представляете нашу с вами совместную жизнь, Елизавета Алексеевна? – спросил Елисей Петрович.

Я радовалась, что он не уходил, не хлопал дверью, не орал, не сказал сразу же, что предлагаемый мною вариант совершенно неприемлем.

– Вы живете своей жизнью, как и жили, а я…

Я посмотрела на Николеньку. Он горячо меня поддержал. Тоже говорил про кровь Толстовцевых, про наследника. Степушка молчал. Елисей Петрович хмыкнул. – К крестьянским мужикам у меня душа никогда не лежала, если вы об этом, – добавила я с самым невозмутимым видом, но посмотрела на Елисея Петровича многозначительно. Пусть знает, что я знаю про его жену и ее любовника, утопившихся у него в имении.

– А я ведь запру вас в имении, Елизавета Алексеевна. Зная про вашу… страстную натуру.

Николенька опять влез. Степушка собирался открыть рот, но Елисей Петрович добавил, что «эти двое» смогут меня навещать в любое время.

Значит, он согласен? Ребенка не придется отдавать в крестьянскую семью? Он его признает? Поддержит меня перед высшим обществом?

– Может, я начну изучать ваше дело? Стану вашей помощницей в выращивании ананасов?

– Попробуйте, – пожал плечами Елисей Петрович.

Он понял, что получает наследника? Осознал все преимущества?

Но переехать в имение Толстовцевых мне не довелось.

Вернулся Забелин.

Следователь ушел, мы выпили чаю.

– Что будем делать? – спросил Костя. – С кем бы нам еще встретиться?

– Что тебя интересует больше всего? Ты хотел бы вернуть клад?

– На клад мне плевать, хотя я хотел бы на него просто посмотреть. И ты же слышала, что нам его никто не отдаст. Выставят в каком-нибудь музее. Все СМИ сообщат, что нашли в моей квартире. Сюда будут рваться газетчики и телевизионщики, чтобы посмотреть потайную комнату. Хотя для меня все это – очередной пиар. Моисеичу понравится. Он уже, наверное, спланировал, как подавать новость кусками. Хотя я думаю, что, если клад не найдут, полиция и Следственный комитет предпочтут ничего не сообщать. Но Моисеич что-нибудь придумает.

– Я не поняла: по закону нельзя раскрывать информацию?

– Ну, они просили пока ничего не говорить журналистам. Меня просили, Моисеича точно просили никакой информации не давать. Тебя не просили, потому что ты не публичный человек. И ты же в любом случае не пойдешь на ток-шоу?

Я рассмеялась.

– Если клад не найдут, думаю, что Моисеич использует мумию. Ее же собираются выставлять в музее. Моисеич со всеми договорится, устроит здесь съемку. Хотя я предпочитаю напоминать народу о себе своими песнями.

Я предложила написать что-нибудь на эту тему – тайны, клады. Костя ответил, что когда органы и Моисеич определятся с тем, что сообщать народу, а о чем промолчать, он что-нибудь напишет. И клип снимут с неожиданно появившимися декорациями.

– А деньги возьмешь, если клад найдут?

– От этого государства – обязательно. Дом на них дострою, увеличу изначально запланированную площадь приюта для кошек. Я их точно использую гораздо разумнее, чем наши чиновники.

Мы рассмеялись.

– И еще я Лильке в глаза хочу посмотреть и несколько вопросов задать. Ну, забрала ты клад, зачем было взрывное устройство к двери крепить? Что я ей сделал такого, что она хотела меня убить? Зачем было мою жизнь ломать?! С тобой разводить, в голову мне залезать или что она там делала этим нейролингвистическим программированием. Могла бы прийти и сказать: так и так, мои предки спрятали в вашей квартире клад. Дайте мне поискать. Давайте вместе поищем.

Я печально усмехнулась. Костя, конечно, мог бы махнуть рукой и сказать: «Ищи, если хочешь». Но подавляющее большинство людей послали бы Лилю далеко и надолго. Может, не поверили бы, но, скорее, принялись бы за поиски сами. И Лиля не получила бы ничего.

– Ты считаешь, что она из Свиридовых?

– Откуда она могла узнать про клад? Информация могла передаваться из поколения в поколение. Может, даже чертеж какой-то имелся. Я сейчас вспоминаю, как она тут бегала с рулеткой и портновским метром, что-то измеряла, рисовала, записывала. Вероятно, она знала о существовании потайной комнаты, но не знала, в какой из комнат квартиры воздвигли стену.

Я предложила спуститься к соседке снизу, а потом подняться к соседям сверху и поинтересоваться, бывала ли у них Лиля. Соседку снизу я знала, соседей сверху не видела ни разу, поэтому для меня было проще начать с нижней. Да и она должна быть дома – у нее двое маленьких детей.

Мы спустились, и я поняла, какая хорошая в этом доме звукоизоляция: дети орали непрерывно, а у Кости их не слышно. Да и в самой квартире после того, как соседка отправила их в дальнюю комнату, а нас пригласила в кухню-столовую, мы уже слышали не крики, а какие-то нечеткие звуки в отдалении.

Мы пояснили, что нас волнует.

– Приходила знакомиться, – подтвердила соседка. – Измерять ничего не измеряла, но осматривала, что мы тут сделали. Говорила, что у тебя дикий бардак, Костя, тебе на все наплевать. Хотя я это и без нее знала и видела еще до ее появления. Говорила, что хочет сделать перепланировку, квартиру в божеский вид привести, интересовалась, не знаю ли я, какие стены тут капитальные. Я, дура, дала ей план квартиры. У тебя он тоже должен быть. При покупке же пакет документов оформляется. Но она сказала, что у тебя ничего не найти. Вот я и дала. Там же все отмечено. Лилька сбегала на почту, сняла копию, мне вернула, очень благодарила. Костя, Наташа, простите меня, но откуда я могла знать?

Хотя в СМИ о кладе до сих пор ничего не сообщалось, эта соседка про него слышала, потайную комнату и проем в стене, получившийся после взрыва, видела. Ее же опрашивали, да и она постоянно крутилась рядом с оперативно-следственной группой. Явно из любопытства. Да и скучно ей целый день с детьми сидеть. Ее муж занимается каким-то бизнесом, и я его вроде никогда не видела. Костя его знает, по крайней мере, визуально, и здоровается.

– Чем-то еще Лилька интересовалась?

– Да вроде ничем, – сказала соседка. – У нас с ней общих тем для разговоров не нашлось. Она сказала, что детей пока не планирует, для себя пожить хочет, да и ты не горишь желанием снова стать отцом. Сейчас вспоминаю: да, ее интересовала квартира. План квартиры получила – и больше ей ничего не требовалось.

– Она говорила, чем занимается?

– Сказала, что дизайнер. Правда, интерьерами раньше не занималась, и это будет для нее новый вызов.

– Дизайнер чего?

– Она не сказала, я не спросила. Только один раз она у меня была. Хотя мы с ней здоровались, когда на лестнице сталкивались или на улице. Машину я ее знаю.

Мы оживились. К сожалению, номер соседка не помнила, вообще не обращала на него внимания, но марку машины и цвет назвала. Костя тут же позвонил следователю. Машина не могла не попасть в объективы камер видеонаблюдения. Пусть сама Лилька всячески скрывала лицо, но с автомобилем это не получится!

Странно, что оперативно-следственная группа не подумала про машину. Может, они и задавали Косте соответствующий вопрос, но раз Костя даже не знал Лилькин номер телефона… Что с него взять?

Я спросила у соседки, кто живет на шестом этаже, прямо над Костиной квартирой.

– Там богадельня, – ответила она.

Мы уставились на нее широко раскрытыми глазами. Женщина рассмеялась.

– Костя, ты эту квартиру купил из-за толстых стен, да? Чтобы тебя никто не слышал и претензии не предъявлял.