Род Свиридовых не прекратил своего существования, как, впрочем, и Толстовцевых, и Забелиных. Семейные легенды передавались из поколения в поколение. Только у нас не было легенд о кладах. Удивительно, что мы все встретились двести лет спустя, пусть и при таких обстоятельствах.

– Костя, Наташа, как вы хотите: издать этот дневник так, как есть, или чтобы я на основании его написала роман? Мне, конечно, хотелось бы роман.

– Роман, – сказали мы хором с Костей и посмотрели друг на друга. Мы с ним даже думаем одинаково.

Потом мы встретились с Тимофеем Забелиным, рассказали, что узнали. Тимофей проходил в деле свидетелем. Он похоронил Лилю рядом с ее матерью. Сейчас занимается оформлением наследства.

– Лиля правильно оставила вам дом, Наталья Геннадьевна, – заметил он. – Она, конечно, думала, что это искупление вины за Константина Алексеевича. Но ведь раз вы тоже родственница… А давайте все вместе сходим в Эрмитаж? Мне ребята подсказали, что портреты наших предков могут висеть в Военной галерее. Они же все участвовали в Отечественной войне тысяча восемьсот двенадцатого года. Забелин, Свиридов, Толстовцев, даже Никитин, отец второго близнеца.

– Там только портреты генералов, – сказала я. – Они не были генералами. Но мне хотелось бы с ними встретиться. Больше всего – с Елисеем Петровичем. Про чувства и мысли Елизаветы Алексеевны мы узнали. С ее помощью заглянули в прошлое.

И ведь Свиридов‐Броше тоже больше всего хотел заполучить этот дневник. Не тарелки с ложками, а его. Мне говорили, что для эмигрантов послереволюционной волны важнее всего воспоминания, память о предках. Его тоже так воспитали, но явно что-то упустили, если он так легко убивает.

– Давайте все вместе съездим туда, где находилось имение Елисея Петровича, а теперь находится фермерское хозяйство еще одного Толстовцева, – предложила я. – Моему родственнику будет очень интересно послушать о наших общих предках.

Но вначале позвонил следователь и сказал, что Свиридов‐Броше просит свидания со мной. Я не понимала, зачем ему со мной встречаться. Мы никогда не виделись, хотя, можно сказать, родственники, пусть и очень дальние. Костя рвался пойти вместе, но Свиридов‐Броше настаивал на встрече тет-а‐тет.

Я впервые увидела его в комнате для свиданий, хотя он, возможно, видел меня и раньше. Наверное, он следил за жизнью Кости, как и Лилька.

– Тетрадь, насколько я знаю, у вас?

Мы сообщили об этом следователю, как и о планах Зинаиды. Дневник никто изымать не собирался – он представлял ценность только для нас, потомков, хотя и помог опознать мумию, которую уже передали в соответствующий музей.

Я пояснила, что не стала бы называть этот дневник тетрадью. Слово не вяжется с этим предметом! Хотя двести лет назад, возможно, все «тетради» были такого типа. Другой формат, другая бумага, все другое!

Свиридов‐Броше попросил рассказать, что я узнала из записей Елизаветы Алексеевны. Я рассказала.

– Там зашифровано местонахождение других тайников, – объявил Свиридов‐Броше.

Я уставилась на него, раскрыв рот.

– Так что, родственница, забирай эту тетрадь у писательницы и ищи. Я выйду из тюрьмы и подключусь к поискам.

– В Костиной квартире есть еще…

– Ты соображаешь, чем владели Свиридовы? Сколько у них было имений, домов, заводов?

– Но ведь все национализировано, разрушено…

– А ты поищи. Что-то могло сохраниться. Несколько заводов до сих пор работают или, по крайней мере, здания стоят. Два особняка в Петербурге остались. На территории имений надо съездить, я не успел. Займись ты.

Я молчала.

– Неужели неинтересно? Ты тоже имеешь право на эти клады. А я подключусь потом. Или мой сын. Или внук. Я уже говорил с сыном.

«И сообщил ему, где спрятал то, что нашли Лиля и Тимофей?»

– А этот клад где? Тот, что нашли Лиля с Тимофеем? – спросила я на всякий случай, хотя ответа не ожидала.

– В надежном месте. Власти до него не доберутся. Будет ждать меня. Или моего сына, или внука. А ты, родственница, повторяю, внимательно почитай дневник Елизаветы Алексеевны. Очень внимательно.

Я вышла из следственного изолятора на свежий воздух, радостно его вдохнула и направилась к машине, в которой меня ждал Костя.

– Ну что? – спросил он.

– Не хочу больше слышать ни про какие клады. Давай просто жить и наслаждаться каждым отведенным нам днем.

Костя обнял меня, поцеловал, мы посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.

Следователям не удалось найти ничего из того, что забрал Свиридов‐Броше. Все понимали, что именно он куда-то увез Лилькину часть клада, оставив в ее загородном доме только два сундука с платьями. Один сундук отправили в Эрмитаж, где есть и собрание старинных платьев императриц и придворных дам, которые шили у лучших кутюрье тех времен (и вообще колоссальная текстильная коллекция), второй – в какое-то специализированное ателье, занимающееся ремонтом старинной одежды и пошивом «под старину». В нем работают специалисты экстракласса. К ним обращаются киношники перед тем, как снимать исторические фильмы – и за нарядами, и за консультациями. Свиридов‐Броше молчит как рыба. От сделок со следствием отказался. Наверное, надеется забрать добро после того, как отсидит срок. Но сидеть ему долго. Председатель суда Виталий Иванович сказал нам с Костей, что пятнадцать дадут точно, может, и двадцать. И сидеть ему в России. Следователи будут выяснять его связи, уже подключилась ФСБ, вполне могут добраться до клада. А если не доберутся, то будут ждать, когда он выйдет из тюрьмы. Если выйдет. Он ведь не молодой человек.

Тимофей Забелин не смог описать все, что хранилось в потайной комнате. Он просто не заострял на этом внимания. Да фактически ничего не смог описать. Сказал: много всего. В основном в коробах и мешках, внутрь которых он не заглядывал. Лилька заплатила ему за помощь двумя сервизами и несколькими серебряными вещицами, и он за это благодарен. Вообще-то этот клад принадлежал и его предкам. Откуда он знал, что нужно сообщать в органы о нахождении клада? Конечно, незнание законов не освобождает от ответственности, но, поскольку Тимофей активно сотрудничал со следствием, все (как думали представители этого самого следствия) отдал, тянул на себе двух инвалидов, никого не убивал, телесных повреждений никому не наносил, он отделался легким испугом.

Но, наверное, больше всего помогло заступничество Кости. У Кости «особые» отношения с городским правительством и властями в целом, он их регулярно пропесочивает в своих песнях и клипах. А сотрудники правоохранительных органов его любят – к их работе он относится с уважением. Костя – владелец квартиры, в которой найден клад. Ему надо или платить компенсацию, или отдать часть найденного. Костя сказал, что хочет один сервиз и пару платьев, купит под них стеклянные шкафы, как в музеях, и выставит у себя в квартире. Сервизы были официально признаны не представляющими культурной и исторической ценности (хотя потом знакомый антиквар сказал, что это совсем не так). Серебряные вещи, на которые Костя не претендовал, – представляющими (чтобы еще и это предъявить Свиридову-Броше и иметь основания продолжать поиски спрятанного).

Через некоторое время все содержимое одного короба оказалось выставлено в потайной комнате в сделанном на заказ стеклянном шкафу с подсветкой. Обалденной красоты сервиз! В ней же появилась и круглая высокая стеклянная витрина под платья Елизаветы Алексеевны. Их нам помогли выбрать в ателье и отреставрировали. Проем в стене мастера превратили в красивую арку. В общем, в Костиной квартире появился мини-музей. Мы не знаем, куда отправился второй сервиз и серебряные вещи. Должны были в музеи, но это же Россия…

Поиски клада продолжаются. Официально точно, но думаю, что и неофициально. Хотя списка найденных в потайной комнате предметов нет. Лиля не успела его составить.