Тьюкс миновал пьяную стражу, которая веселилась уже несколько дней подряд, и шмыгнул в незаметную дверку, которую почти полностью загораживала массивная лебёдка. Долгие месяцы она покоилась так и не тронутой. С исчезновением короля ворота, ведущие в поместье "Ксо", перестали отворяться, а взволнованный люд проникал внутрь через запасные ходы, из-за чего ещё больше распалялся. Об этой двери помнил, наверное, один Тьюкс. Он попал в кухонный особняк в юбке кухарки-матери, ещё когда был несмышлёным ребёнком, умеющим лишь смеяться над всем, что видит. И за время, проведённое в поместье, этого умения не утратил, даже более того, это стало единственным развлечением, стоящим его внимания.
– Тю! Да дитятко моё из ума выжило! – как-то раз всплеснула руками кухарка. С тех пор она и звала сына Тьюксом. Разряженные придворные дамы, знатные господа, высокомерные богатеи-болтуны казались ему столь вопиюще нелепыми, что он не нашёл для себя лучшего, чем осыпать их колкостями. Все, правда, думали или, по крайней мере, хотели думать, что Тьюкс безумен и ему не место в поместье. Но гнать его никто не осмеливался, ведь поколотить безумца за его насмешки – и есть очевиднейшее подтверждение правдивости его слов. После смерти матери Тьюксу позволили остаться в кухонном особняке, постель его перенесли в винный погреб за бочки, ибо во сне он частенько заливался сумасбродным смехом.
Высокая каменная лестница уводила его от ворот поместья куда-то вниз, в темноту. По ней могли бы идти восьмеро в ряд, но этой ночью только Тьюкс ступал по её ступеням. В густой озёрной дымке проглядывались полуразвалившиеся крыши невысоких домиков, он не смотрел на них. "Этот глупец и вправду повинуется своим подданным, – думалось ему. – Нельзя здесь оставаться".
У подножия лестницы начиналось озеро Ксо. Поместье отгородилось им от горожан, а сзади укрывалось за высокой каменной стеной, сложенной из крупных обтёсанных булыжников, в основном красновато-коричневых и тёмно-зелёных. Переплывать озеро разрешалось только на специальных гостевых лодках, хотя значимость большинства законов исчезла вместе с королём Ойаем, потому взволнованный люд использовал собственные лодки для того, чтобы из недели в неделю посещать особняк его ясности.
Тьюкс не намеревался возвращаться сюда, потому взял одну из лодок пирующей стражи, привязанную к забытому причалу. Он изредка поглядывал на покосившиеся лачужки, виднеющиеся впереди, но большую часть времени всматривался в темнеющую недружелюбную гладь воды, в которой плавали обрывки старой одежды.
Когда-то Тьюкс видел это озеро из окон кухонного особняка, так давно, что он уже и забыл, как оно выглядит. А приятный ненавязчивый аромат рыбы и плесени, доносившийся некогда до него, вблизи оказался до того отвратительным, что ему еле-еле удавалось сдерживать приступы рвоты.
Городской берег, который тоже язык бы не повернулся назвать гостеприимным, зарос высокой, кое-где примятой травой. Тьюкс не позаботился о том, чтобы вытащить лодку из воды. Всё равно стража рано или поздно её заметит. Он волнительно поковылял по дороге вглубь города мимо хибар сыростных.
Тьюкс не знал уединения и искренне удивлялся тому, что другие люди ищут его. В погреб кухонного особняка заглядывали все кто ни попадя, тыча пальцами в спящего безумца, нарушая его и без того неспокойный сон. Но вскоре переживания горожан перестали казаться ему надуманными. Ночи, проведённые в погребе, отточили его некогда слабое зрение. Теперь он отчётливо видел даже в полумраке. Не сказать, чтобы он этому порадовался.
Неожиданно Тьюкс споткнулся обо что-то и покатился на землю. "Что такое валяется прямо посреди дороги?" – он недовольно поднялся на ноги и обернулся. Вокруг лежали, прислонившись к стенам домов, какие-то люди, чьи глаза светились кроваво-красным светом. Некоторые из них были давно мертвы, никто и не думал уносить их тела.
Тьюкс на мгновение вспомнил тряпьё, плавающее в воде. "Неужели они сбрасывают умерших в озеро?" – мысленно ужаснулся он. Одетые в подранные рубища дети с такими же тусклыми глазками прятались в объятиях матерей. Тьюкс не произнёс ни слова. Его сопровождали взгляды любопытных глазниц, вселяющие дурные чувства.
Тьюкс переночевал под изгородью какой-то ночлежки, промок и продрог, а утро выдалось на редкость неприветливым, и на миг он пожалел о том, что оставил уютный кухонный погреб. Вряд ли ему удастся снова туда вернуться.
При свете дня улицы Ксо выглядели ещё ужаснее. Люди нервно косились на выродков, и все хранили страшное молчание. Горожане переступали через умерших, испуганные дети плакали, не переставая.
Тьюкс допустил мысль о том, что, может, и не врал Гегес по поводу нынешнего положения вещей. Вчерашний подслушанный разговор, а он именно что подслушал, до сих пор оставался для него всего лишь глупой выдумкой. Теперь же рассказ Гегеса не выглядел таким уж сомнительным. Когда ещё его ясность предпримет какие-никакие меры. "Неужто выродки пришли в королевство так давно? Неужели народ действительно уживался с этими созданиями десятки лет? Как можно растить детей в таком месте, среди мертвецов, лежащих прямо у всех на виду?"
На подбородок Тьюкса села противная белая муха. От неё исходила невыносимая вонь. В Таргерте таких мух называли сыростными. Он не мог взять в толк, как существо столь незначительных размеров способно источать столь сильный и отвратный запах. Тот был слишком едким, чтобы различить его среди других, но на помойный не походил.
Тьюкс хлопнул себя по подбородку. Из раздавленной мухи брызнула густая беловатая жидкость. Проходившая рядом женщина зажала нос и всхлипнула. Тьюкс принялся вытирать руку, бранясь, и тут же в удивлении остановился, заметив, как по дороге тянется величественная процессия. Шестеро придворных стражников кряхтела под тяжестью покрытых ковром деревянных носилок. На них стоял высокий глашатай в благородных коричневато-зелёных одеждах. Он держал в руке свёрнутый в трубку лист пожелтелой бумаги. Когда за носилками увязалось достаточное количество жителей, глашатай громко возгласил:
– Жители Таргерта! Жители Ксо! Слушайте! Слушайте и внемлите зову и закону! Его ясность почтенный и достопочтенный господин Ойтеш, королевский заместитель, сказал мне, а я говорю это вам. Таргерт подвергся заселению гнусными выродками, которых все мы, жители Таргерта, ненавидим. По воле его ясности господина Ойтеша в ближайшее время эта нечисть будет изгнана из нашего чистого города, а в дальнейшем и из всего королевства. За эту достойную работу любезно взялись специалисты. Они именуют себя вайчерами и вскоре прибудут. В их власти прибегнуть к любым средствам для воплощения долгожданной миссии. Те, кто желает присоединиться к вайчерам и содействовать им по необходимости, будут вознаграждены достойной платой в размере двадцати медных монет каждую неделю каждого месяца их славной работы, если потребуется.
– Да здравствует его ясность! Долой выродков! Смерть выродкам! – восторженно кричали люди, а глашатай продолжал.
– К тому же в закон короля Ойая о запрете белого цвета его ясностью господином Ойтешем была внесена оговорка. Теперь и отныне белый цвет позволительно носить в том случае, если вы являетесь вайчером или оказываете содействие им. Белый цвет будет позволителен в качестве отличительного знака в облачениях специалистов по выродкам. Стать таковым может любой желающий, будь то женщина или мужчина любого возраста.
"Какой идиот поведётся на двадцать монет такой ценой, пусть и каждую неделю?" – усмехнулся Тьюкс про себя. К его удивлению, почти сразу после оглашения условий сделки на дороге образовалась длинная очередь людей. В неё пролезали даже дети, некоторые из них не достигли и десятилетнего возраста. Горожан действительно прельстила должность с незамысловатым названием. Когда все, кто хотел, написали свои имена в предоставленном "списке специалистов по выродкам", глашатай скрутил бумагу в трубку и жестом приказал развернуть носилки, после чего стража унесла его прочь.
