Он вышел всего на пять минут, и этого ей было достаточно, чтобы надеть платье и бежать, оставив его одного, оставив в его покоях раскиданные перчатки, чулки, позабыв белье.
Можно представить ярость, охватившую вернувшегося Инквизитора, когда он понял, что остался с носом.
Спеша убраться на безопасное от него расстояние, покачиваясь на тонких каблучках, она убегала, выбирая коридоры и переходы потемнее. Ей показалось, что от далекого удара Силы Инквизитора, выплеснувшего свои ярость и досаду и ударившего так, как в бешенстве со всего размаху разбивают вдребезги посуду, пол качнулся под ее ногами, но погони, разумеется, не последовало.
Кто бы осмелился ее преследовать?
Кто бы осмелился вернуть ее назад?
Да и кому бы Лорд Фрес рассказал об очередном ее отказе?
Даже ей он не признался бы, как глубоко уязвлен, и как жажда охватывает его с новой силой, проникая в кровь и омывая разум, доводя до исступления.
Прикосновения его жадных губ горели огнем на ее плечах, груди, губах, шее, а под волосами, ниже уха, наливался алой кровью то ли слишком страстный укус, то ли слишком долгий поцелуй.
Но ее ситхские глаза, обращенные сейчас к нему, были спокойны, строги и смотрели прямо, и он, отвечая на этот смелый немигающий взгляд, не находил в нем ни намека на воспоминания о его ласках.
Словно ничего и не было.
И он отворачивался, глядя полыхающим взором впереди себя, и неторопливо шел дальше, заметая пол красным шлейфом и заложив руки за спину — наивысшая степень раздражения, — стискивая пальцы до хруста, до побелевших суставов, и его шаги все полнее наливались смертельной тяжестью.
Некоторое время они шли молча, Император чуть впереди, по среднему коридору, а Двое — на почтительном расстоянии от него, таясь, и это неспешное шествие странно напоминало приготовление стаи к ночной охоте.
Триумвират воссоединился; три пары глаз разгорелись в темноте золотым кровавым светом, призывая Силу, и Вейдер, наконец, обернулся к Аларии.
— Итак, — произнес он решительно и быстро, — хотелось бы услышать еще раз об академии Берта, только теперь более подробно. Отчего вы решили, что я стану вам помогать?
— Я могла бы обратиться к кому-либо другому, — вкрадчиво произнесла Алария, бросив на императора один из тех взглядов, который, казалось, прожигал Дарта Вейдера насквозь. — Сейчас, после становления новой Империи, есть много недовольных… много тех, кто сам хотел бы возглавить Империю… и они много заплатили бы мне за мои сведения… и все же, я выбрала вас…
— Вам свернули бы шею, — грубо перебил ее заманчивые речи Вейдер. — Или выпытали бы ваши бесценные сведения силой. Традиционным способом или же так, как это делает Лорд Фрес.
Алария усмехнулась, и на ее красивом лице появилось странное мстительное и одновременно с этим странно радостное, одержимое выражение.
— Пытки, — повторила она с чувством, понять которое Дарт Вейдер вряд ли смог бы. — Скажите, это правда, что я похожа на вашу покойную жену, Падмэ Амидалу Наберрие?
Дарт Вейдер, все так же неторопливо вышагивая, перевел взгляд горящих глаз на нее, и она ответила ему таким же взглядом — прямым, смелым, исступленным.
— Это правда, — ответил он словно нехотя. — И если уж зашла об этом речь… Малакор сказал, что это он создал вас. Он вызвал вас из небытия, он подарил вам это тело… Зачем он это сделал? Кто вы? И почему именно это тело?
Алария некоторое время шла молча, склонив лицо, такое кроткое и чистое.
Казалось, она обдумывает, что сказать в ответ на вопрос Императора, хотя он точно знал, что она давно уже приготовила слова для этого разговора.
— Вы слышали что-нибудь о Повелителях Ужаса? — глухо спросила она, наконец.
Вейдер утвердительно кивнул головой.
— Бронтес, Стирак, Раптус, Калфаюс, Бэстия, Тиранс. Древнейший Орден Шести, практикующий ситхскую магию. О них ходят легенды. Но и их уже начинают забывать и пересказывать как страшные сказки для детей.
— Шестеро Повелителей, — продолжила Алария, — чья мощь, слитая воедино, была практически непобедима. Вместе, вшестером, они были всесильны. Теперь их зовут Малакор, Берт, Дайтер, Пробус, Аденн, Анексус. Четверо мужчин и две женщины. Я… я была призвана для того, чтобы занять место одной из Шести, Леди Аденн. Малакор Строг нырнул в небытие и среди тысяч душ, в темноте, во мраке, в небытии и пустоте нашел меня и вытащил на поверхность… Некоторое время Повелителям Ужаса удавалось быть единым целым, и они смогли… смогли возродить Силу Шестерых. Но затем все рухнуло. Древний Орден, первые Шесть получили свою Силу одновременно, она связала их, превратив в генератор, в котором каждое звено важно. Они не могли существовать друг без друга, они нуждались друг в друге. Мы же все были частями единого целого, которое легко распалось на эти части. Каждый думал, что именно он достоин большего, каждый хотел власти!
— И вы тоже? — уточнил Вейдер, и Алария неприятно усмехнулась.
— А я разве чем-то хуже остальных? — спросила она презрительно. — Да, и я тоже. Словом, в Ордене началась борьба за власть. Повелители Ужаса теперь опаснее друг для друга, чем кто-либо другой.
— А это тело? Почему именно оно? Зачем вы выбрали его?
Алария встала как вкопанная, и Император тоже вынужден был остановиться, обернувшись к женщине.
— Вы что, не знаете? — произнесла Алария, тяжело дыша, словно от злости или от сильного волнения. Ее темные глаза гневно сверкали, и на миг Вейдеру вновь показалось, что он на Корусканте и его Падмэ, рассказывая об очередном заседании в сенате, негодует и мечет громы и молнии, припоминая упрямство и глупость сенаторов, споривших с нею.
— Не знаю чего? — сухо поинтересовался Вейдер.
— Сарлакк вас сожри, да об этом знает вся галактика! — злобно выругалась девушка, стискивая в бессильной злобе кулаки. — Для вас же не секрет, что это тело, эта кожа, эти руки, волосы, глаза — это клон! Малакор вырастил это тело искусственно, в лабораториях Дарта Берта! Если бы я… я заняла чужое тело, клон вышел бы безумным! Энакин, — тихо и жалобно позвала Алария, гладя в лицо Вейдера глазами, полными слез, и несмело ступая к нему, отшатнувшемуся невольно от наступающего на него призрака. — Это же я, Падмэ. Поэтому я и пришла к тебе. К кому мне еще было обратиться за помощью, Энакин?
Вмиг огни Корусканта и его живое дыхание лавиной накрыли Вейдера, и он ощутил себя Энакином, молодым человеком, к которому из вечерней темноты несмело ступает его прошлое.
Падмэ не постарела ни на день. Она была такой, какой он ее помнил, такой, какую он призывал долгие годы.
А он… он был таким, каким никогда не хотел бы появиться перед нею.
Постаревшим, налитым Темнотой, с лицом, словно вырубленным тьмой из самого твердого камня.
В доспехах ситха, которые он надел сразу после ее смерти.
Где ты разглядела Энакина, женщина?
Он умер вместе с тобой. В один день.
Дарт Вейдер свысока смотрел в темные умоляющие глаза Падмэ, и не чувствовал ничего. Как странно.
Она шагнула к нему еще ближе, и ее рука, пахнущая растерзанной недавно живой зеленью, несмело коснулась его щеки.
Никогда Падмэ не касалась этих суровых черт, неулыбчивых губ, жестко изломанных бровей, никогда не смотрела с нежностью и любовью в эти страшные глаза.
Впрочем, и теперь ей не удалось, как бы она не старалась придать своим глазам выражение тревожное и ласковое. Сквозь тонкий налет этих чувств неумолимо проглядывала ложь, притворство, и Вейдер, глядя на ее улыбку, понимал что Падмэ вернулась не к нему.
— Это же я, — шептала она, гладя его суровое лицо, прикасаясь к его молчаливым губам, и ее темные глаза, умоляюще всматриваясь в его — холодные и безразличные, — таяли крупными каплями слез. — Как же ты изменился, мой Энакин… Великий Ситх… самый великий из всех существующих… Даже сейчас ты красив, несмотря на свою суровость, несмотря на свои шрамы и годы, изменившие тебя. Я следила за тобой, я ловила каждую весть о тебе и поражалась тому, сколько силы и упорства заключено в тебе… Я почти привыкла к твоему новому имени — Дарт Вейдер, — и почти… почти полюбила тебя, нового, незнакомого мне… Я пришла к тебе! Неужели же ты не узнал меня? Я же чувствую, что узнал! Ты столько раз прикасался ко мне, ты так тщательно искал, что убрали, что оставили там, в темноте, что не увидел самого главного: не убрали, Энакин. Добавили. Сила, Энакин. Малакор дал мне Силу. Когда-то давно я была Падмэ, и ты называл меня душистым лотосом. Но Сила изменила меня — как и тебя, впрочем. Поэтому теперь я, как и ты, ношу другое имя.
