Ее ладонь оставила мутноватый след на блестящей ртутной поверхности ладони Императора, и один из гвардейцев, заметив, в каком плачевном состоянии теперь пребывает зеленая изгородь, предложил Аларии платок.

— Благодарю вас, — прошептала она, стыдливо пряча глаза и отирая испачканные раздавленной зеленью пальцы, отряхивая неряшливые зеленые пятна со своего белоснежного одеяния. Вейдер пережидал эту заминку молча, практически не двигаясь, и его пылающие глаза все так же внимательно наблюдали за склоненным лицом женщины, приводящей себя в порядок; окончив отирать свои руки, она несмело, смущенно улыбнулась, стыдливо заглянув в глаза Великого Ситха, словно спрашивая разрешения, и он протянул ей свою ладонь, с которой она осторожно, деликатно, словно боясь причинить боль или какое-нибудь иное неудобство, отерла свои отпечатки.

Каждое ее движение, каждая улыбка, каждый лукавый взгляд из-под ровных темных бровей казался Дарту Вейдеру знакомым настолько, что у Императора начинала кружиться голова, и, словно приведения, наплывали запахи и звуки прошлого, и свет Бисса начинал превращаться в сияние Корусканта. Этот взгляд, эти губы… они словно нарочно, специально были созданы Силой для того, чтобы соблазнять и смущать его, и посланы ею же, чтобы наполнить его жизнь смыслом или болью.

Его неживая рука словно оживала, и чувствовала прикосновение пальчиков, и все сознание кричало, звало, требовало, чтобы эта ухаживающая за ним женщина, в очередной раз игриво поднявшая на него прекраснее глаза, раскрыла губы и произнесла одно только слово, разбившее бы это страшное, тянущееся много лет кровавое наваждение, пробудило бы от мучившего его затянувшегося ночного кошмара.

Энакин.

В этом ожидаемом, но не слетевшем с губ красавицы имени было спрятано спасение. В нем было надежно упрятано прошлое и шанс начать все сначала, шанс на спасение, шанс вернуться.

В невероятном порыве он почти был готов поверить в это, готов был сойти с ума и отрицать действительность, ощутить в себе Свет, но одно лишь ласковое прикосновение его Силы к разуму девушки развеяло яркий светлый морок.

Внутри, под манящей его оболочкой, жил кто-то другой.

Нечестный, неряшливый, грязный.

Не Падмэ.

Он умел искусно притворяться, да пожалуй, это было единственное, что он умел, и, ощущая это странное присутствие, Вейдер понимал, что это существо, кем бы оно ни было, никогда не поможет ему вынырнуть к свету, и никогда не вернет его прошлого, как не смогла бы сделать этого и сама Падмэ.

Прошлое было мертво.

Вместе с ее оболочкой, с ее восхитительной красотой было извлечено из старой могилы еще кое-что — ее ненависть, ее горькое разочарование, ее нелюбовь, осознание которой пришло тогда, на Мустафаре. Все это было растворено в ожившей крови, и теперь это прекрасное лживое существо просто дышало этой смесью, бессовестно глядя ему в глаза и обманывая его своими ненастоящими улыбками.

Пожалуй, это тоже было в Падмэ — она умела так улыбаться, когда ей нужно было кому-то понравиться и склонить на свою сторону особенно упрямого оппонента.

Или усмирить буйный нрав Энакина.

Разглядывая девушку, прикасаясь к ее сознанию, отмечая все знакомые черты в ее характере, Вейдер находил все больше сходства со своей Падмэ, и никак не мог понять, чего же не хватает.

Что же убрали так, что Падмэ перестала быть собою?

Или она всегда такой была, просто… просто он не замечал?!

И такое манящее, сладкое, желанное безумие отступало, уходило, и возвращалась действительность, с шелестом перелистывались годы, полные крови и смертей, и укладывались в непреложном порядке, увенчиваясь еще одним драгоценным камнем, перевешивающим чашу весов в пользу действительности — Евой.

Ева стояла особняком в череде этих лет, и ее твердая рука, протянутая ему, была сильнее манящего белого призрака.

Она сумела бы выловить его и из овладевшего им наваждения.

"Тебе не справиться с нею, призрак-обманщик…"

Отпрянув, незаметно покинув темную сущность Аларии, которую Дарт Вейдер пристально рассматривал до сих пор, он чуть усмехнулся, и под светлыми живыми глазами его залегли морщины, делая его лицо чуть более человечным.

— Лорд Вейдер, — тихо произнесла Алария, смиренно опустив глаза, — я готова следовать за вами.

Сейчас, такая покорная и смирная, она, как ни странно, еще больше походила на Падмэ, до мельчайшей черточки, до вздоха, до дрожащей надо лбом блестящей волосинки, выбившейся из прически, и Вейдер лишь покачал головой, снова ощутив вкус неумолимо и неотвратимо овладевающего им наваждения.

— Идемте, — небрежно велел он, и в голосе его послышалась тень улыбки. — Нам предстоит… небольшая прогулка. И беседа, разумеется.

Светило еще не встало в темном небе над Биссом и не разогнало ночную темноту. Сквозь колоннаду внешней галереи, отделяющей коридоры дворца от лестницы, ведущей вниз, в город, струился предутренний тонкий свет, и угадывались кусочки неба, украшенные блекнущими звездами.

Ступив на мозаичный пол, выбеленный звездным светом, Император знаком отпустил гвардейцев и неторопливо двинулся вдоль колонн, заложив руки за спину. Темные пластины на его плечах и груди, перечеркнутые массивной цепью, матово вспыхнули, когда он чуть обернулся к Аларии, и та поспешила за ним, повинуясь этому молчаливому приглашению.

Некоторое время они шли молча, бок о бок, черный, огромный каменный Император и белое эфемерное создание, поеживающееся от слишком острой прохлады, и за ними тянулись их тени, их продолжения — полы черного толстого плаща и белоснежный тонкий шлейф, похожий на нежный лепесток гладиолуса.

Обычно широко и стремительно шагающий Император сегодня словно нарочно шел неторопливо, и со стороны могло показаться, что он делает это для того, чтобы Алария поспевала за его широким шагом.

Но так лишь казалось.

Его тяжелые шаги рождали эхо под высокими величественными сводами галереи и одновременно заглушали легкую поступь и цокот каблучков ситх-леди, незримо присоединившейся к этой ночной охоте.

Она вышла из глубин дворца и двигалась теперь по внутренней галерее, чуть позади, на некотором расстоянии от виднеющейся впереди нее пары, и свет звезд уже не касался ее. В густой тьме ее темная одежда помогала ей потеряться во мраке и оставаться незаметной.

Алария, вероятнее всего, не заметила ее присутствия, но его всецело ощутил Вейдер, когда ее Сила потянулась к нему и слилась, проникая в его сознание.

И еще чуть погодя, вероятно, поспешно взбежав по бесконечной лестнице откуда-то со стороны города, блеснув в белом свете звезд алым шелком и начищенными до зеркального блеска сапогами, под тень внешней галереи ступил Инквизитор, превратившись в безмолвную пеструю рыбу среди черных теней. Его бесшумные шаги слились с ритмом шагов Императора и Леди Софии, а чуть участившееся дыхание на миг замерло и возобновилось вновь, угадывая плавность дыхания ситх-леди, чьи глаза сверкнули золотом из мрака напротив него, через коридор.

Инквизитор молча ответил на этот взгляд своими заалевшими глазами, хотя, казалось, в белом свете звезд его лицо оставалось совершенно бесстрастным и спокойным, ни одна из черт не искажалась ни яростью, ни досадой, ни каким-либо иным чувством.

Вчерашним вечером…

Она не осталась с ним.

Она обманула его, покинув его апартаменты.

Обнимая ее обнаженное тело, он был нежен, а его беспощадные жестокие руки, принесшие столько боли, смертей и увечий, оказались ласковыми и чуткими.

Странный человек.

Утонув в его жадных ласках, поцелуях, она все же сохранила рассудок холодным.

Она не хотела его; в конечном итоге, она всего лишь проверяла его теорию, и ответ теперь ей был известен.

Лорд Фрес прикасался к ней более чем откровенно, очень умело и страстно, но всего его искушенного умения было недостаточно для того, чтобы она захотела этого мужчину так, как хотят любимых.

Она не захотела большего.