— Не советовал бы это проверять, — отчеканил Лорд Фрес, прямо глянув в глаза Вейдеру, и его губы изогнулись в злобном оскале. — Если вы тронете ее, эта тварь вцепится вам в глотку, и уже не отпустит. Никогда. Даже умерев.

Это горячее страшное уверение Инквизитора и его взъерошенный вид почему-то насмешили Императора, и тот расхохотался странным теплым тихим смехом, сверкая какой-то молодой, озорной улыбкой.

— Тварь — это она или ты? — спросил он, хитро прищурившись, и, хлопнув Инквизитора по плечу, не дожидаясь ответа, устало двинулся к выходу.

Аудиенция была окончена.

* * *

Всплески Темной Силы обнимали дворец, и София, зябко обхватив горящие иссеченные плечи ладонями, прислушивалась к яростной грызне, которую устроили ситхи в самом сердце Империи.

Если один из них окажется слабее… если…

Женщина мучительно сжимала виски ладонями, слушая страшные удары, которые, казалось, крошили в мелкий щебень стены, и ее сходящий с ума мозг не мог выбрать, вычленить, за кого из них она боялась.

И боялась ли?

Неужто Вейдер был близок к тому, чтобы уничтожить Триумвират, неужто Фрес осмелился оспорить у Владыки его место на троне?

Тщеславный, он не захотел больше вставать с императорского кресла в зале аудиенций?

София кусала губы, припоминая жаркие поцелуи Инквизитора, его настойчивые откровенные ласки, и размышляла, а сможет ли она… сумеет ли… если после того, как он разделается с Вейдером, он придет за ней…

И захочет ли…

Внезапно все стихло.

Так, словно и не было этой щедро расплескивающейся ненависти, словно эта кружащаяся над дворцом смерть была всего лишь горячечным бредом, и София, охнув, широко раскрыла зажмуренные глаза, в которых отражалось недоумение и страх.

Что, все?!

Все?!

Кто?!

Но две звезды, налитые темной багровой Силой, никуда не делись с небосклона, и София выдохнула, выпуская удерживающую ее тело силу, и практически упала в свое кресло, закрыв лицо ладонями, содрогаясь от бешеных ударов сердца.

Триумвират продолжил свое существование, хрупкое равновесие, подобие мира, было восстановлено и скреплено рукопожатием, которое один предложил, а второй — принял…

Только так.

Но вместе со схлынувшим напряжением наступило еще кое-что.

София, замершая в кресле, ощутила это непонятное чувство, как горячее желание, как жажду, разливающуюся по ее телу, как бессовестное прикосновение руки, которой, стиснув пальцы, провели от ее колена и вверх, вверх, до самого живота, так ненасытно и жадно, что она застонала, извиваясь и стискивая колени, прекрасно понимая, что сейчас будет.

Кто сейчас явится.

Близкая опасность, смерть, заглянувшая в глаза, заточила чувства Инквизитора еще сильнее, и он хотел — нет, жаждал, — еще жаднее, чем на берегу ледяной реки.

Хотел так яростно, что не мог скрывать этого тяжелого властного чувства.

Хотел так, что женщина не могла подняться, и едва смогла шевельнуться, заслышав его шаги за дверями своих лабораторий.

Встав, через силу сделав несколько шагов ему навстречу, она ощутила его горячие ладони, стиснувшие ее тело, ласкающие ее бока и спину так жадно, словно не было этой ночи, которой они насытились друг другом до пьяна.

— Что это было? — горячо шепнула она, и ей казалось, что весь мир заключен в серых ледяных зрачках, когда его длинные пальцы осторожно и вкрадчиво коснулись ее щеки, скользнули по виску и зарылись в волосы, сжав черные пряди.

— А что это было? — переспросил он чуть хрипло, жадно всматриваясь в ее лицо, лаская затылок женщины, пока ее руки несмело скользнули по серой приглаженной форме, обтягивающей его грудь.

— Император был в гневе, — шепнула София, невольно прикрывая глаза, пока его ладонь любовно ласкала ее шею.

— Императору необходимо было поговорить и немного размяться, — с хриплым смешком произнес Лорд Фрес, с удовольствием рассматривая запрокинутое лицо женщины, ее розовые подрагивающие губы. — Я немного развлек его…

София через силу раскрыла глаза, ее затуманенный взгляд оглядел серую форму, и губы чуть дрогнули грустно, женщина припомнила что-то свое, давнее, и Фрес, уже было склонившийся над нею, отстранился, внимательно изучая ее черты.

— Что? — спросил он, и она прихватила губку белыми зубками, чуть слышно засмеялась.

— Я помню нашу первую встречу, — произнесла она, смеясь все сильнее. Кажется, это был нервный, истерический смех, ее тело содрогалось от крупной дрожи. — Там, на Коррибане. Ты был одет точно так же, в эту же форму, которая тебе так идет, как и сейчас, и так же спокоен и самоуверен… как много дала бы я тогда, чтобы раздавить тебя в этом сером песке!

Лорд Фрес тихо рассмеялся, чуть покашливая, и его ладони крепче сжали ее талию.

— Ну, — протянул он задумчиво, — давай представим, что ничего не было. Что мы не встречались тогда. Что не было этого удара, — его пальцы скользнули по грубой одежде, скрывающей ее тело от его взгляда, — и что мы познакомились только что. Ты не против, если наше знакомства начнется с этого?

Он, зарывшись пальцами в ее шелковистые волосы, откинул ее голову себе на плечо и его губы коснулись ее раскрытых губ, встретивших его поцелуй с нетерпением и жадностью.

"Женщина, женщина, — билось в его висках, и он прижимался к ней с еще большей страстью, тиская ее податливое тело, лаская языком ее сладкий ротик. — Что же ты делаешь со мной, женщина?!"

Ее тонкие руки обвивали его шею, несмело ласкали его грудь, и он покорялся этой немудреной ласке, вспыхивая еще ярче, властно заставляя ее подставлять под его требовательные поцелуи шею.

"Какая же ты сладкая, женщина, какая желанная, какая неповторимая…

Только что, несколько минут назад, в этом иссеченном сайберами зале, я дрался с Дартом Вейдером, и он коснулся твоего имени, обратил свой пристальный взгляд на берег ледяной реки.

И мой сайбер поставил точку в этих вопросах.

Я отвоевал свое право целовать тебя.

Металлический палец Императора перебирая железную чешую, подцепил одну и обнаружил под нею уязвимое место — да неужто же я с этим согласился?!

Желтые глаза Императора следят за нами из мрака, и он, несомненно, видел весь мой путь, который я проделал, спеша в твое тайное убежище, торопясь еще раз вдохнуть твое ароматное дыхание…

Я сам подтвердил его догадку, его слова, его находку, даже не стараясь скрыться, спрятаться, переждать.

Заглянув в мои глаза, он безошибочно угадал там природу твоей странной власти надо мной, ту, которую я сам не распознал, потому что уже забыл, как это…

Ты — моя сладость, моя страсть, мое слабое, уязвимое пятно на стальной шкуре…

Моя.

Моя…"

Аугрусс был противен Аларии до тошноты.

Его огромное тело, залитое ровным слоем подкожного плотного жира, казалось ей отвратительной, воняющей диким животным тушей.

Она не удивилась бы, найдя поутру где-нибудь в углу кучу навоза, или обнаружив на своих ладонях, прикасающихся к его яркой шкуре, жесткие волосы, похожие на шерсть с круглых раздутых боков лошади.

Ей и казалось, когда она, задыхаясь, отталкивала его, упираясь в его гладкие круглые плечи руками, что он весь порос этой гладкой шерстью, такой твердой, такой жесткой от набившейся в нее грязи и дорожной пыли, что так царапает ладонь, оставаясь колючей серой грязной пленкой на коже.

Первый раз он таился и, кончив, наскоро подобрав штаны, оставив лежащую в беспамятстве женщину на полу, трусливо удрал, одновременно умирая от страха и задыхаясь от острого удовлетворения.

Но наказания не последовало, ни через день, ни через неделю.

То, что воображение Аугрусса рисовало забраку в бесконечных бессонных ночах, наполненных липким страхом, не исполнилось, не сбылось.

Никто не ворвался к нему, и удушье не сковало ему грудь.

Это могло означать, что либо Алария не осмелилась жаловаться, либо она ничего не помнила, либо всем было безразлично то, что с ней происходит.