— Что, не нравится? — мстительно шипела Алария, нарочно таская Еву за волосы так, что ее тело выгибалось и корчилось. — Ты забрала моего Энакина, сучка…

Алария вдруг с изумлением поняла, что только что сказала правду, и из ее глаз, туша их яркое пламя, брызнули слезы, из демонической маски ее лицо вновь превратилось в обычное женское — страдающее, плачущее, — и из раскрытых губ вырвался невольный стон или всхлип.

— Моего Энакина, — повторила Алария. Ее голос сорвался на крик, она рванула Еву за волосы, заглядывая в ее светлые злые глаза, и слезы, сорвавшиеся с ресниц Аларии, потекли по лицу императрицы.

Ева упрямо молчала, тяжко дыша. В ее светлых глазах перемешивались страх и злость, и эта непокоренность, это желание сопротивления разозлили Аларию еще больше.

— Ты была мертва, — пропыхтела Ева сквозь сжатые зубы. Алария слишком низко пригнула ее голову к земле, заставив тело женщины выгнуться дугой и дрожать от напряжения каждой мышцей, но Ева упрямо молчала, не вопила от страха, как того желала бы Алария.

— Я? Мертва? — переспросила Алария, жадно вглядываясь безумными горящими глазами в искаженное гримасой боли лицо императрицы. — Не-ет, я уже не была мертва, когда ты забралась ему в койку! Да и не все ли равно, была или нет? Энакин был мой! — голос Аларии превратился в злобное рычание, она встряхнула Еву крепче, вызвав у нее болезненный крик, и приступ новых рыданий — у Энии. — Он любил меня; он долго любил меня! Если бы не ты, то сегодня он был бы моим.

— Но он не твой! — рявкнула Ева, багровея.

— Правда, — согласилась Алария на удивление легко. — Он не мой. Теперь он не мой. Он твой, — она приблизила свое лицо к лицу Евы и прижалась к ее виску своим виском, словно прислушиваясь к току крови соперницы под тонкой кожей. — Ты ведь такая молодая. Такая чистая. Такая красивая, — Алария внезапно, одним крепким тычком бросила коротко вскрикнувшую Еву лицом на землю и мгновенно перехватила ее руку, выкрутив ее кисть.

— А давай проверим, — предложила Алария небрежно, даже холодно и равнодушно, призывая в свою ладонь оброненный сайбер, — будет ли он любить тебя по-прежнему, если ты станешь не такая совершенная? Как думаешь, м? — Алария чуть встряхнула ладонью, выпуская алый луч, и в глазах Евы загорелся такой ужас, что Алария расхохоталась от наслаждения. — Чтобы соответствовать семейству Скайуокеров, тебе надо бы потерять руку, дорогуша, — Алария крепче рванула Еву, заламывая ей руку за спину и примериваясь, куда б ударить.

Боль в вывихнутом плече и ужас заставили Еву завопить, и маленькая Эния закатилась в истерике.

— Как у Люка — только кисть, или как у Энакина — по локоть? — не обращая внимания на рыдания женщины, бормотала Алария, и ее алый сайбер покачивался над белой вывернутой ладонью.

Ее сайбер коротко взлетел, и — нет, не опустился на закричавшую от ужаса женщину, — а внезапно заискрив, словно повстречавшись с невидимым препятствием, вылетел из руки Аларии, мазнув ситх-леди по лицу, а сама женщина с громким воем отлетела прочь от Евы, словно кто-то со всего размаху ударил ее в грудь.

Эния, хныча, кривя в испуге губки, опускала маленькую ручку.

Она еще не умела толкать, как папа, но ей очень хотелось, чтобы злая тетка-плакса, умеющая притворяться слабой, не трогала и не обижала маму.

Удар Энии, несомненно, не самый сокрушительный, пришелся по руке Аларии с занесенный над Евой мечом, но, кажется, и этого достаточно было, чтобы переломать женщине запястье.

Она с воем ползала в траве, волоча сломанную посиневшую кисть, безумными глазами отыскивая потерянное оружие, и ее губы шептали какие-то проклятья.

Черная полоса, отметина от сайбера, сожгла ей левую половину лица, обуглив ноздрю, чудом не задев глаз опалила лоб, но Алария словно не ощущала ожога.

"Он будет недоволен… он будет недоволен!!"

Кажется, трезвый рассудок вернулся к Аларии, она уже была в состоянии адекватно оценивать ситуацию, и посему выходило — она потеряла много времени и сил на то, чего делать было не нужно. Ева и Эния были здесь обе, а она дала волю чувствам, позабыв о том, что просил у нее Пробус. Он был бы счастлив, если бы ей удалось убить обоих. Просто счастлив.

"Сейчас… убить сейчас… придется быстро… зато обоих…"

— Что-то ищешь?

Голос говорившего не сразу дошел до ее сознания; ей казалось, что она все еще ползает по траве, раздвигая ярко-зеленые пучки израненными руками, а она уже была поднята на ноги.

Внезапно ей стало трудно дышать, так трудно, будто невидимая огромная рука схватила ее поперек тела, грубо вздернула в воздух, и Алария, подняв, наконец, голову, оторвав взгляд от мелькающей под ногами травы, встретилась взглядом с яростными глазами Вейдера.

Они были выцветшего голубого цвета, так, словно Вейдер не принадлежал Темной Стороне. Крылья его носа вздрагивали, губы были плотно сжаты, словно Вейдер из последних сил сдерживался чтобы не выругаться грязно и страшно, и Алария почувствовала, как ее сердце словно проваливается в бездну, и одна только страшная мысль отчаянно колотится в ее голове пойманной птицей — не успела. Не смогла.

Она подвела своего Пробуса.

Там, на белых облаках. в чистой постели, он обнимет ее, когда она проснется, но он не будет свободным.

Он прижмется к ее груди, спрячет лицо, обнимая ее и целуя в острый сосок, но она все равно почувствует, как на ее обнаженную кожу капнут его слезы — от злости и бессилия.

И разочарования.

Она не заметила, когда Вейдер пришел.

Она не почувствовала его, не услышала его шагов, не ощутила его грозно и яростной Силы, наполнившей сад, словно предгрозовая темнота.

В сплетении чувств ситхов, наполнявших дворец, его голос был равен всем остальным и полон такой же ярости, как голос плененного Малакора, как голос Люка, отдающего четкие, короткие приказы, как сорванный голос Инквизитора, мечущегося по коридорам в поисках ее, Аларии.

Но нашел ее — Дарт Вейдер. Наверное, это судьба.

И она всхлипнула, ощущая пустоту и разочарование, разочарование в самой себе.

Солнечный свет, пробиваясь тонкими лучами сквозь плотную зеленую листву, падал на металлическую ладонь Дарта Вейдера и вспыхивал яркими, ослепительно белыми бликами на его отполированных до блеска пальцах.

Было видно, что ситх сдерживается из последних сил, чтобы не сжать эти хищные острые пальцы, и не раздавить Аларию в последнем захвате. Он очень хотел этого; раскрошить ее ребра, заставить ее выплюнуть кровавой кашей и пузырями собственные легкие, но он справился с этим желанием, и его хватка ослабела. Алария зацепила носком ноги колышущуюся траву и тут же едва не упала, придавленная собственным весом к земле.

— Поговорим? — тяжело произнес Император.

Алария, словно затравленный зверек, завертелась по сторонам, выискивая лазейку, хотя бы малейшую возможность ускользнуть. Глаз на обожженной стороне лица слезился, щека распухла и наплывала на нижнее веко, мешая осматриваться, но даже в этом состоянии Алария сумела рассмотреть вокруг себя все.

И всех.

Рядом сдавленно рыдала Ева, прижимая к груди Энию. Вейдер не подошел к ней, чтобы утешить, обнять — он не успел. Вместо него императрицу, ослабевшую от пережитого ужаса утешал Люк, обнимая за плечи. Он пытался поднять Еву на ноги, но она горько плакала, мотая головой, и не позволяла к себе прикасаться.

Со стороны темной аллеи появился Инквизитор, напряженный, злой; Алария даже сейчас ощущала его страх, тот самый, пришедший ей в видениях. Чуть не прохлопали дочь императора… шутка и дело…

Алария, облизнув потрескавшиеся, чуть припаленные губы, улыбнулась, затем засмеялась — громко, истерично.

— Не много ли вас на одну меня? — еле смогла вымолвить она, задыхаясь от душащего ее хохота.

— В самый раз, — зло прохрипел Инквизитор, но Император жестом велел ему замолчать.

Он снова перевел тяжелый взгляд на Аларию, и той снова показалось, что приступ удушья сковывает ее грудь.