Она даже не сомневалась, что не сумеет завести «додж». Они наверняка обо всем позаботились. Однако мотор завелся.

Дальше миссис Маккосланд была уверена, что ее не выпустят за пределы Хейвен-Виллидж, заставят остановиться, скалясь, точно религиозные фанатики, и заполняя голову нескончаемым шелестом: «Мы все тебя любим, Рут…» Но ничего подобного не случилось.

Она миновала Мэйн-стрит и поехала дальше, резко выпрямив спину, вцепившись в руль побелевшими пальцами, с мрачной улыбкой на лице и скороговорками

(«От топота копыт корабли лавировали кукушка кукушонку…»)

в голове. Взгляд неизбежно возвращался к часам на ратуше

(«Сигнал, Рут, пошлем его»)

(«Да, взрыв – то, что надо»)

(«Бум, бабах – и на Альтаир-4, Рут»)

вопреки ее отчаянному сопротивлению.

Идея поднять на воздух городскую ратушу, дабы привлечь внимание к происходящему здесь, была совершенно безумной. Все равно что поджечь свой собственный дом, чтобы поджарить на завтрак цыпленка.

Когда кирпичная башня скрылась из виду, Рут полегчало.

Оказавшись на Дерри-роуд, она с трудом подавила желание разогнать «дарт» во всю мочь (а сил у него, несмотря на годы, оставалось достаточно). Беглянка чувствовала себя так, будто вырвалась из львиного логова, а то и откуда-нибудь похуже, скорее благодаря счастливой случайности, а не благоразумию. Когда же и шелестящие голоса в голове затихли, миссис Маккосланд начала бояться, что за ней непременно вышлют запоздалую погоню.

Она вновь и вновь косилась в зеркало заднего вида: где же преследователи, желающие вернуть беглянку обратно?

Ведь они слишком сильно любили ее, чтобы отпустить.

Но дорога была безлюдна. Ни Дика Эллисона, кричащего из окна пожарной машины, ни Дика Беррингера в огромном бирюзовом «олдсмобиле-88», ни Бобби Тремейна на желтом «додже-челленджере». Неподалеку от рубежа с Альбионом Рут подняла скорость до пятидесяти миль в час. По мере приближения границы (о которой она, сама не зная почему, начинала думать, как о точке невозврата) нарастало ощущение, что последние две недели были каким-то запутанным черным кошмаром.

«Я не смогу вернуться назад. Не смогу».

Нога на педали акселератора заметно потяжелела.

Наконец она услышала предупреждение – возможно, из глубин подсознания, где хранила информацию, которую получала теперь от чужих голосов, и не только днем, но и прямо во сне.

Когда перед глазами возник указатель с надписью:

«А

Л

Ь

Б

И

О

«, – нога покинула педаль газа и нащупала тормоз.

А потом аккуратно вдавила в пол. Машина съехала на обочину. Позади столбом стояла пыль, белая и сухая, словно костяная мука. Ветер улегся. Воздух Хейвена снова был мертвенно тих. Поднятая пыль теперь провисит над дорогой долгое время, подумалось Рут.

Она сидела, крепко вцепившись в руль и сама себе удивляясь.

Удивляясь ли? Нет, почти зная. Начиная

(«обращаться»)

понимать. Или догадываться.

«Барьер? Ты правда так думаешь? Что они установили барьер? Превратили весь Хейвен в какую-то… муравьиную ферму, накрыли его прозрачным куполом? Рут, это же просто нелепо!»

Да, нелепо; об этом твердили не только логика и жизненный опыт, но и все органы чувств. Пока Рут неподвижно сидела в машине, слушая радио (мелодичный джаз с какой-то маломощной студенческой станции в Бергенфилде, штат Нью-Джерси), мимо с грохотом проехал грузовик с курами, по-видимому, направлявшийся в Дерри. Несколько мгновений спустя уже в другую сторону промчался «шевроле-вега» с Нэнси Восс за рулем. Наклейка на заднем бампере гласила: «Почтовые работники все делают быстро».

Нэнси даже не взглянула на миссис Маккосланд, спеша своей дорогой – в ее случае, очевидно, в Огасту.

«Видишь? И ничто ее не остановило», – пронеслось в голове у Рут.

«Конечно, – шепнуло в ответ подсознание. – Ее – нет. Только тебя. Как и приятеля Бобби Андерсон, и еще одного или двух человек. Ну, попробуй! Разгонись до пятидесяти миль в час – и вперед, раз не веришь! Мы все тебя любим, нам будет жаль, когда это произойдет… но мы не станем вмешиваться – не сможем».

Тогда она вылезла из-за руля и пошла пешком. Раскаленное июльское солнце припекало голову, сзади тянулась длинная тень. Из усадьбы Бобби долетал приглушенный, но постоянный рокот работающих машин. Опять они там копают. Передохнули во время поисков Дэвида Брауна – и вновь за свое. Рут ощутила, что эти двое приблизились… ну, к чему-то. Ее охватило смутное чувство спешки и паники.

Беглянка подошла уже к самой границе… миновала ее… продолжала идти… в душе начала разгораться надежда. Миссис Маккосланд покинула Хейвен. Она в Альбионе! Еще миг – и Рут закричит, бросится к ближайшему дому, к ближайшему телефонному автомату. Она…

Вдруг замедлила шаг.

На лице появилось недоуменное выражение… сменившееся пугающей, внезапно снизошедшей уверенностью.

Ей сделалось труднее идти. Воздух точно сгустился и стал упругим. Он натягивал кожу на лбу и щеках, давил на грудь.

Рут наклонила голову и продолжала шагать с перекошенным от усилия ртом и взбухшими на шее венами. Казалось, будто она движется навстречу урагану, хотя на деревьях по обе стороны от дороги даже листья не шевелились. Ей пришло в голову то же самое сравнение, что и Гарденеру, когда тот сунул руку в переобустроенный нагреватель Бобби; разница заключалась только в масштабах. Поперек дороги точно был натянут нейлоновый чулок исполинских размеров. «Слыхала я про чулки-невидимки, – истерично хохотнула про себя Рут, – но это уже перебор».

Тут грудь сдавило до боли. А ноги вдруг забуксовали в грязи. Сердце сжала паника. Рут достигла той точки, когда ее силы не хватало, чтобы преодолеть упругий напор невидимого барьера. Теперь ее уже толкало назад.

Она хотела развернуться и отойти сама, прежде чем преграда спружинит, но потеряла равновесие и на беспомощно скользящих ногах, с округлившимися от страха глазами, была грубо отброшена обратно, откуда пришла. Казалось, Рут налетела на гигантский резиновый мяч.

На миг ее ноги вовсе зависли в воздухе без опоры. Потом колени врезались в землю, так что даже платье порвалось. Миссис Маккосланд поднялась и попятилась к автомобилю, тихо плача от боли.

Она сидела за рулем почти двадцать минут, ожидая, пока утихнет дрожь в коленях. Тем временем по Дерри-роуд то и дело сновали туда-сюда легковые и грузовые машины. Вот мимо проехал на велосипеде Эшли Руваль с удочкой и, заметив Рут, помахал ей рукой.

– Драште, мишшуш Маккошланд! – крикнул он и радостно улыбнулся.

Она не удивилась его шепелявости. Чему было удивляться, если парень потерял зубы. Даже не некоторые из них – все до единого.

Тем не менее по спине побежали мурашки, когда на прощание Эшли прибавил:

– Мы ваш так любим, мишшуш Маккошланд…

Прошло много времени, прежде чем Рут завела мотор «дарта», развернулась и сквозь знойную тишину поехала в Хейвен-Виллидж. Подъезжая к своему дому на Мэйн-стрит, она почувствовала, что прохожие так и сверлят ее глазами, полными знания, но не мудрого, а скорее лукавого.

Стоило бросить мимолетный взгляд в зеркало заднего вида, как там возникла башня с часами, стоящая на другом конце улицы.

Стрелки приближались к трем часам пополудни. Миссис Маккосланд затормозила, небрежно перекатила машину через бордюр и заглушила двигатель. Она не потрудилась даже вытащить ключ зажигания. Просто осталась сидеть за рулем, при мигающем красном свете дурацкой лампочки на приборной панели, не отрываясь от зеркала заднего вида и отпустив свои мысли витать неизвестно где. Когда Рут очнулась, на башне пробило ровно шесть. Она потеряла три с лишним часа… и еще один зуб. Только в отличие от времени, которое исчезло безвозвратно, резец некуда не делся – он преспокойно лежал на коленях.

Целую ночь напролет Рут внимала своим куклам. Не все в их речах казалось ей ложью… и это было самое страшное. Омытая тревожным зеленым излучением, миссис Маккосланд тихо слушала и принимала на веру безумные россказни.