Эв ответил взглядом, в котором не было ни капли удивления: дескать, как же так, всегда рассудительная миссис Маккосланд хочет сказать, будто прочла его мысли?

– Может быть. Судя по его поведению, похоже на то. Его полуобморок… Если мальчик не притворяется… Мне кажется, он сделал что-то, в чем сильно раскаивается. В таком случае он не виноват, Рути. В Хейвене происходит странное… Вот настоящая причина.

Неподалеку хлопнула дверь с натянутой сеткой от мошкары. Миссис Маккосланд бросила взгляд на дом Эплгейтов: мужчины возвращались.

Дед быстро обернулся через плечо и снова уставился на нее.

– Едем с нами, Рут.

– Бросить свой город? Эв, я не могу.

– Ладно. Если Хилли что-нибудь вспомнит…

– Свяжись со мной, – закончила она.

– Надеюсь, получится, – пробормотал старик. – Они могут помешать, Рути.

– Да, – отозвалась она. – Я уже знаю.

– Идут, – сообщил Эплгейт и смерил Хиллмана холодным оценивающим взглядом. – Парни что надо.

– Отлично, – сказала Рут.

Эв впился в Эплгейта ответным немигающим взглядом, а потом молча ушел. Где-то через час с лишним, организуя участвующих в поисках и готовя их к первой экспедиции, Рут увидела, как старенький «валиант» Эва выехал от Браунов и повернул на Бангор. Маленькая темная фигурка Хилли недвижно застыла на пассажирском сиденье, напоминая манекен из витрины.

«Удачи вам обоим», – подумала миссис Маккосланд. Ей захотелось – и захотелось до боли! – тоже скорее выпутаться из сетей этого лихорадочного кошмара.

Когда машина старика скрылась за первым холмом, Рут огляделась вокруг. Двадцать пять мужчин и с полдюжины женщин выстроились по обе стороны дороги. Они стояли не шевелясь и просто смотрели

(любили)

внимательно на нее.

И снова ей показалось, что их силуэты меняются, расплываются, утрачивают человеческие черты; горожане все-таки «обращались», о да, обращались в нечто такое, о чем Рут даже не отваживалась подумать… и она вместе с ними.

– Хватит ворон считать! – прикрикнула она немного резче обычного. – Идем искать Дэвида Брауна!

В ту ночь его не нашли. И в понедельник, наполненный пульсирующей, раскаленной добела тишиной, – тоже. Бобби Андерсон с другом принимали участие в поисках; шум землеройной техники за фермой старого Гаррика на время умолк. Друг – его звали Гарденер – выглядел очень бледным, больным, как с похмелья. Впервые увидев его, Рут усомнилась: продержится ли до вечера? Если только начнет выпадать из реальности (и подвергнет опасности всю операцию, став слабым звеном поисковой цепочки), надо будет немедленно отослать его обратно… Однако Гарденер продержался.

К тому времени Рут сама пережила период упадка сил, работая под двойным напряжением: ей приходилось одновременно искать пропавшего Дэвида и сопротивляться медленным изменениям в собственном мозгу.

В ночь на понедельник, перед самым закатом, ей удалось урвать два часа тревожного сна, а потом – бесконечные чашки кофе и сигарета за сигаретой. Констеблю даже в голову не приходило вызвать подмогу. Стоит только попробовать – и приезжие быстро (наверное, за считаные часы) поймут, что Хейвен сменил название на Ужасвилль. Очень скоро стиль местной жизни привлечет их пристальное внимание, и тогда – прощай, Дэвид.

Жара держалась долго после заката. Ни ветерка, ни дождя, хотя откуда-то доносились раскаты грома. Полыхали зарницы. В зарослях, среди буреломов и в густо переплетенных кустарниках гудела и нудно жужжала разная мошкара. Под ногами трещали ветки. Мужчины чертыхались, наступая в лужи или пробираясь через валежник. Темноту прорезали крест-накрест лучи фонарей. В действиях команды ощущалась тревога, но ни малейшей сплоченности. К полуночи вообще осталось лишь несколько фонарей. Общение при помощи мыслей не принесло жителям Хейвена ни умиротворения, ни гармонии; на самом деле все получилось с точностью до наоборот.

Рут продолжала подбадривать всех, как могла. А потом ночью, ближе к утру вторника, мир просто уплыл у нее из-под ног. Стремительно, словно большая рыба, которая кажется неповоротливой, пока резко не дернет мощным хвостом и не выскользнет прямо из рук. Фонарик выпал из пальцев и укатился. Казалось, все это происходит в кино. Горячий пот на щеках и на лбу превратился в холодную испарину. Безжалостная мигрень, все сильнее терзавшая миссис Маккосланд последние сутки, вдруг безболезненно взорвалась и пропала. Точно в центре мозга кто-то дернул за нитку хлопушки. Пестрые ленточки гофрированной бумаги разлетелись по изогнутым серым коридорам мозжечка. Колени подкосились. Рут рухнула на глухой кустарник. В косом свете упавшего фонаря она успела заметить длинные, грозного вида шипы, но сами ветви показались ей мягкими, словно лебяжья подушка.

Рут попыталась позвать на помощь и не смогла.

Ее услышали и так.

Послышались приближающиеся шаги. Лучи фонарей прочертили тьму крест-накрест. Кто-то

(Джуд Таркингтон)

налетел на кого-то еще

(на Хэнка Бака)

и между ними вспыхнула злобная перебранка.

(а ну не путайся под ногами чучело)

(сейчас как заеду в лоб фонарем Бак лучше не зли меня честное слово)

Потом мысли вновь сфокусировались на ней, проникнутые такой неподдельной и искренней

(мы все тебя любим Рут)

нежностью, но, увы: это была очень цепкая, алчная нежность, она пугала до смерти. Руки схватили миссис Маккосланд, перевернули, а потом

(мы все тебя любим и мы поможем тебе «обратиться»)

осторожно подняли.

(Я тоже люблю вас… А теперь, пожалуйста, сосредоточьтесь на мальчике. На Дэвиде Брауне и только на нем. Не надо драться и спорить.)

(мы все тебя любим Рут…)

Кое-кто из них плакал. Другие (она не хотела этого замечать, но увидела) по-звериному скалили верхние зубы, точно собаки, готовые ринуться в бой.

Эд Маккин доставил ее домой, а Хейзел Маккриди уложила в постель. Рут погрузилась в пучину странных, обрывочных снов. Проснувшись утром во вторник, она могла вспомнить лишь образ Дэвида Брауна, пытающегося сделать последние вдохи на почти безвоздушной планете. Он распластался на черной земле, иссохшей и растрескавшейся, под черным небом, заполненным ярко пылающими звездами. Изо рта и ноздрей у него начала сочиться кровь, потом лопнули глаза, и Рут села на кровати, задыхаясь от ужаса.

Она позвонила в ратушу. Трубку взяла Хейзел. Почти все дееспособные мужчины и женщины отправились в лес, сообщила она. Но если мальчика не найдут до завтра… Хейзел не закончила.

В десять утра миссис Маккосланд вновь присоединилась к поискам, продвинувшимся уже на десять миль в глубь леса.

Ньют Беррингер, только взглянув на нее, сказал:

– Тебе

(здесь нечего делать)

и ты это знаешь, – закончил он вслух.

– Мне есть что здесь делать, – непривычно сухо отрезала Рут. – И не мешай мне, пожалуйста.

Она провела на ногах весь долгий и душный день, перекрикиваясь с другими, пока совсем не осипла. А с наступлением сумерек разрешила Бичу Джернигану отвезти себя в город. В кузове его грузовичка лежало нечто большое, закрытое брезентом. Рут не имела понятия, что это может быть, и не желала этого знать. Ей отчаянно хотелось остаться в лесу, но миссис Маккосланд боялась, что силы вновь покинут ее и тогда ей уже не позволят вернуться. Еле заставив себя подкрепиться, она отключилась часов на шесть.

Потом сделала сандвич с ветчиной, налила себе вместо желанного кофе стакан молока и зашла в свою «школу». Села за стол, поставила рядом свой скромный завтрак, стала смотреть на кукол. Те в ответ разглядывали ее стеклянными глазками.

«Не смеяться, не шутить, – всплыло в памяти. – Квакер за тобой следит. Кто покажет язычок или зубы, тот…»

Мысль куда-то улетучилась. Немного погодя Рут поморгала, вздрогнула и очнулась. Потом, посмотрев на часы, округлила глаза. Она принесла сюда завтрак в половине девятого. Вот он, все еще цел, а между тем уже четверть двенадцатого.