Если бы он так и остался при луке, то вряд ли получил бы такие раны… Но глупо было надеяться, что ему и его отряду удалось бы отсидеть всю битву в можжевеловых кустах, пуская стрелы во врага. Их заметили, и это закономерно. А Генрих поручил ему очень важное дело, которое Хельмут теперь не имеет права провалить.

Хотелось верить, что Генрих получил меньше ран — и что он вообще жив…

Хельмут вздохнул — не без труда, ибо лёгкие уже разрывало от усталости, а волосы лезли в лицо, и ноги едва держали. Оставалось лишь молиться, чтоб хватило сил на хотя бы ещё одного противника…

Тот оказался ловким мечником. Прикрываясь щитом, он нанёс резкий удар, но Хельмут отразил его — сталь искристо звякнула, хлестнув по ушам. Затем ему удалось задеть бедро противника, кровь оросила гладкий сверкающий набедренник, однако фареллец каким-то образом устоял на ногах. Хельмуту подумалось, что он просто не добрался до артерии, и поэтому следовало бы нанести ещё один удар по бедру — между кольчугой и набедренником у воина был просвет, в который так хорошо можно ударить…

Это и оказалось для Хельмута роковой ошибкой.

Пока он целился в бедро противника, тот без дела не стоял: сначала он пребольно толкнул его щитом в плечо, а когда Хельмут пошатнулся, едва ли не взвыв от вновь вспыхнувшей боли… Тогда он почти перестал понимать, что происходит. Голова, и без того ноющая от усталости и адского шума, буквально вспыхнула такой болью, какой он доселе не ощущал никогда. По виску и щеке тут же потекла густая струя горячей крови, ещё одна быстро застила глаза, но свет вокруг померк явно не от этого…

Хельмут даже не понял, как и в какой момент упал. Всё равно вокруг было совершенно темно. Всё равно звуки слились в единый звон, разрывающий перепонки и череп. Через миг этот звон превратился в тонкий навязчивый писк, а потом и вовсе затих.

***

Господин Гленн на время уехал в поместье Освальдов — слишком уж долго оно простаивало без хозяина, нужно было проверить, как там идут дела. А без него Кристина скучала. В одиночку ставить какие-то магические опыты ей было страшно, занятия по риторике, очень интересной и увлекательной, пришлось отменить, поэтому уроков рукоделия, чистописания и благочестия стало в два раза больше — сестра Эстер старалась, не покладая рук. И Кристина даже вошла во вкус. Писать красиво и ровно у неё по-прежнему не получалось, она ставила кляксы, а буквы вычерчивала абсолютно криво, так, что прочитать их можно было с большим трудом. Аккуратно вышивать тоже не удавалось, зато она упорно зазубривала заданные ей главы Книги Божьего Духа и радовала свою наставницу правильными ответами и чтением наизусть. Это было не так сложно, к тому же почти все священные книги давно уже перевели на современный драффарийский язык.

Однако и монахиня вскоре тоже уехала — её вызвали в обитель по каким-то срочным делам, кажется, к выборам новой настоятельницы.

Оставался лишь капитан Фостер, но его уроки Кристина посещала редко. Там ей приходилось сражаться с соломенным чучелом, отрабатывать колющие и рубящие удары, а это было ужасно скучно и утомительно. С людьми сражаться веселее и полезнее, но капитан Фостер пока не мог обеспечить ей достойных соперников. Всё чаще Кристине хотелось написать Альберте Вэйд — других подруг у неё не было, а уж тем более — таких, как эта молодая герцогиня… Но всё же не стоило её отвлекать. Герцог Арнольд велел своей дочери присматривать за замком и заботиться о матери и сестре, и Кристина не хотела ей мешать.

Поэтому она продолжала колошматить чучело в одиночку.

Реджинальд следил за ученицей, сидя на скамье у крепостной стены: у бывалого воина ныло то колено, то плечо, он жаловался на погоду и сулил ближайшие морозы и снегопад.

— Мои раны ещё никогда меня не подводили, — усмехался он.

Что ж, ему стоило верить: сейчас шёл лакритис, последний месяц осени, уже в конце которого в Нолде почти каждый год выпадал снег. Ледяные ветра с каждым днём дули всё сильнее, всё яростнее, и выйти из замка без подбитого мехом плаща было попросту страшно. Поэтому Кристина предпочитала проводить время в тёплом натопленном кабинете отца — она читала книги, изучала документы и играла с котом. Кот за более чем полгода обитания в замке значительно вырос на мясе, рыбе и молоке — Кристина не жалела для него лучших угощений — и оброс густой пушистой шерстью, клочья которой постоянно оставались на подолах её платьев. Служанки и прачки лишь охали и качали головами, но Кристина ничего не могла с собой поделать: ей очень нравилось играть со своим пушистым другом, нравилось держать его на руках и позволять ему спать у себя на коленях.

Однако и дел у неё тоже было много — просители, налоги, переписки с вассалами, письма отцу… С приближением холодов приходилось чаще отправлять на север различную помощь войскам: провизию, оружие, одежду, лекарства… Она беспокоилась, что там, на границах с Фареллом, сейчас ещё холоднее, чем в Эори, и воинам приходится совсем уж несладко. Но отец в письмах ни на что не жаловался, и это немного успокаивало.

Так что Кристине вполне хватало забот, однако без господина Гленна она всё равно скучала. За последние месяцы он стал для неё едва ли не единственным близким человеком и одним из немногих живых родственников, поэтому без него Кристина чувствовала себя одиноко и потерянно.

В один из последних дней лакритиса ветер вдруг успокоился, из-за серой пелены туч выглянуло солнце; оно не принесло особого тепла, но всё равно обрадовало и воодушевило своим желтовато-прозрачным светом, бликами, пляшущими на стали и стекле, и столь неожиданным ощущением обновления и пробуждения… Как будто не стояла на дворе поздняя осень, а несмело и робко подкрадывалась нежная весна.

Глядя в окно на бесконечные крыши Нижнего города, озаряемые холодными солнечными лучами, Кристина то и дело одёргивала себя: сейчас не весна, до весны ещё долго, сейчас — осень, а скоро наступит зима, время нелёгкое и опасное, поэтому нужно быть готовой к чему угодно и постоянно держать всё под контролем… Однако в какой-то момент она всё же не выдержала.

Выходящий из покоев лекаря капитан Фостер взглянул на неё удивлённо.

— Я хочу проехаться верхом по окрестностям, — заявила Кристина, смотря на него снизу вверх.

Капитан лишь пожал плечами. В руках он сжимал флакон с настойкой, видимо, от боли.

— Погода сегодня хорошая, и если у вас, миледи, сейчас нет никаких неотложных дел… То почему бы и нет?

Уже перевалило за полдень, а кататься до темноты Кристина не хотела: темнело рано, дни становились совсем короткими. Уже в пять часов пополудни мрак накрывал землю, и ни рано высыпавшие звёзды, ни полупрозрачная, словно надкушенная луна никак не мешали этому мраку захватывать всё новые и новые территории. Кристина очень ждала зимнего солнцестояния, а затем и нового года, ждала, когда дни наконец начнут прибавляться… а там и теплее станет, и весна придёт… И отец, может быть, наконец-то вернётся.

Несмотря на частые письма от него, Кристина всё равно беспокоилась. Она понимала, что в любой момент поток этих писем может прерваться. И что придёт ей под конец лишь одно письмо… Боже, нет, лучше об этом не думать! Конечно, господин Гленн не раз говорил ей, что лучше заранее подготовить себя к плохому, но она всё-таки не была готова. Поэтому продолжала надеяться, молиться и ждать скорейшего возвращения лорда Джеймса. Предчувствие подсказывало, что война закончится ближе к весне, именно поэтому Кристине так не терпелось поскорее проводить зиму.

Капитан Фостер взял с собой полтора десятка гвардейцев в качестве охраны, и это было вполне разумно: мало ли кто мог встретиться им на улицах Нижнего города, особенно в отдалённых его частях… Кристина пока ещё толком не поняла, смогла ли она завоевать доверие, уважение и любовь горожан. Господи Гленн говорил, что она должна делать это уже сейчас, чтобы в тот момент, когда она придёт к власти, когда станет полноправной правительницей, они уже были готовы к этой перемене и приняли её с радостью, а не с настороженностью и пренебрежением.