Вдруг она посмотрела на него — в глазах пляшут черти, губы медленно растягиваются в странной полуулыбке, ресницы дрожат уже не устало… Хельмут даже чуть отпрянул.

Он понял намёк.

Совсем недавно Хельмут думал о том, насколько Кассия хороша собой (а в процессе колдовства так вообще прекрасна). К тому же она была умна и отважна — не побоялась пойти на войну, хотя имела права не делать этого как женщина. Ей было всего-то лет двадцать — на год младше самого Хельмута. Она стала бы идеальной невестой для него, несмотря на шингстенское происхождение. Возможно, ему бы даже удалось убедить её отказаться от язычества и принять веру в Единого Бога… Это был бы обыденный союз между двумя дворянскими домами, брак без особой любви, но с симпатией — то, что случалось в Драффарии едва ли не каждую седмицу.

Но мысли об этом то и дело вытеснялись воспоминаниями о прошедшей ночи. Об объятиях Генриха, о его пальцах, поглаживающих кожу сквозь рубашку, о поцелуях, таких глубоких и одновременно бережных… О его изумрудных, чуть затуманенных страстью глазах, о припухших от поцелуев губах, которые так нежно могут касаться шеи и запястий…

Хельмут понял, что забывается и что подобные мысли легко могут вызвать зуд в штанах и тем самым выдать его… Он покачал головой, возвращаясь в реальность.

Кассия смотрела на него с выжиданием.

— Я понял, — отозвался Хельмут. — Спасибо.

Когда он вышел из её шатра, то обнаружил, что день уже начал клониться к закату. Воздух становился холоднее, и Хельмут поправил плащ на плечах, чтобы не озябнуть. Небо темнело, стало даже видно прозрачную, едва заметную луну. Час битвы неотвратимо приближался, а Вильхельм ещё не сделал ни глоточка отравленного вина… Стоило поторопиться.

Хельмут оглянулся: молодой мужчина, выходящий из шатра незамужней девушки, мог вызвать определённые пересуды, а если учесть, что рядом с шатром Кассии стоял шатёр её брата Адриана… Вильхельм, помнится, говорил, что барон Кархаусен готов убивать за честь своей сестры, хотя сама Кассия уверяла, что он ничего не видит и не знает. И всё же Хельмут встревожился: ему не хотелось, чтобы их с Кассией заподозрили в том, чего они не делали.

Однако вокруг было пусто. Подумалось, что это баронесса навела морок вокруг своего шатра, чтобы к нему не приближались посторонние… Хельмут усмехнулся этой мысли. Если его догадка верна, то Кассия и вправду весьма умна.

Он направился к шатру Вильхельма, молясь, что не застанет его там с очередной шлюхой. На самом деле помолиться стоило бы за свою удачу, за то, чтобы план сработал, Вильхельм выпил хотя бы пару глотков вина (Кассия сказала, что этого будет достаточно) и чтобы завтра яд подействовал… Чтобы он даже не подумал предложить Хельмуту выпить с ним, а на случай, если вдруг предложит, — чтобы противоядие не подвело. Чтобы проклятый штурм прошёл хорошо, чтобы эти несчастные две тысячи человек, которые должен привести Вильхельм, оказались для фарелльцев ощутимой потерей. Чтобы без них враг не смог удержать замок и чтобы битва для драффарийцев закончилась победой.

Но об этом можно будет помолиться ночью, перед сном. Сейчас же Хельмута волновали более приземлённые проблемы.

— Хельмут! — вдруг окликнул его знакомый голос, от которого мигом бросило в дрожь.

Он замер и оглянулся.

Генрих направлялся к нему быстрым шагом, улыбаясь, а глаза его счастливо светились. Отрадно было думать, что он действительно рад видеть Хельмута. Кажется, прошедшая ночь ему понравилась не меньше.

— Моё предложение зайти всё ещё в силе, — напомнил Генрих, останавливаясь в преступной близости от Хельмута. — А это что у тебя?

Хельмут замялся, не зная, как поубедительнее соврать.

— Слушай, прости, но… наверное, сегодня я не зайду, — вздохнул он, опустив голову. Зайти и правда хотелось, но волнение за успех отравления и страх перед штурмом, скорее всего, помешают ему насладиться тем, что они с Генрихом могли бы делать. — С тобой-то я помирился, а вот с Вильхельмом ещё нет, — нашёлся Хельмут и кивнул на серо-зелёный шатёр Остхена. — Вот, думаю, подарок его ко мне расположит… — Он показал бутылку вина, стараясь при этом не приближать её к Генриху, хотя яд был заточён за стеклом и не представлял опасности.

— Это хорошая идея, — кивнул Генрих. — Перед такой сложной битвой и правда стоит примириться со всеми, с кем ты был в ссоре. Мало ли чем всё может закончится, — добавил он и вздохнул. — Но ты не переживай и, если останется время, всё-таки приходи.

Хельмут лишь кивнул. Он понимал, что даже при наличии уймы свободного времени попросту не решится зайти к Генриху до тех пор, пока не разберётся с Вильхельмом окончательно. На плечи словно навалилась тонна камней, а развлекаться с другом при таком душевном грузе было попросту невозможно.

— Доброй ночи, — улыбнулся Генрих, подходя ещё ближе.

Хельмут подумал, что он сейчас его поцелует, и даже неосознанно прикрыл глаза в предвкушении, но вовремя очнулся. Они стояли посреди военного лагеря, их окружали тысячи человек, от рыцарей до солдат, от кузнецов до шлюх, и вряд ли хоть кто-то из них спокойно бы отнёсся к этому возможному поцелую. Хельмут даже представить не мог, что начнётся, если о них с Генрихом узнают. Конечно, титулов и земель их вряд ли лишат, но всеобщего осуждения, перешёптываний за спиной и каких-нибудь наказаний со стороны церкви точно стоит ожидать.

А Хельга… Хельга будет очень сильно смеяться.

Конечно, Генрих его не поцеловал — он и сам прекрасно знал, чем это может обернуться. Он лишь на мгновение коснулся пальцами его руки и, не дожидаясь ответа, направился в свой шатёр, оставив после себя ниточку тонких запахов, напомнивших о вчерашней ночи.

Хельмут долго не решался подойти к шатру Вильхельма — вся самоуверенность, вся дерзость и желание решить всё самостоятельно внезапно испарились. В одиночку попробовать избавиться от предателя, никому не говоря, никого не предупредив… Глупо, просто до безумия глупо. Но отступать было некуда.

Как оказалось, Вильхельма всё это время в шатре не было. Когда Хельмут уже решился зайти, он вдруг увидел Остхена неподалёку, отдающего слуге своего коня. И сразу догадался, куда он ездил. Наверняка отчитывался своим фарелльским друзьям о том, как прошёл совет и что его план со схемами сработал… Что уже завтра он приведёт к ним две тысячи человек, заставив их сражаться на стороне врага и убивать тех, с кем они совсем недавно сражались в одном ряду… Хельмут напрягся, пытаясь сдержать вскипевший в душе гнев и унять желание прямо здесь разбить бутылку о голову Вильхельма. Нерешительность пропала, страх улетучился, а вот желание прикончить предателя вернулась, усилившись стократно. Он больше не чувствовал пренебрежения по отношению к Остхену — он ощущал лишь горячую, обжигающую грудь злость.

— О, Хельмут, здравствуй! — улыбнулся Вильхельм, ничуть не смутившись. Впрочем, с чего ему смущаться — он же не знал, что его раскрыли. — Ты чего тут?..

— А я как раз к тебе, — ответил Хельмут, попытавшись выдавить улыбку.

— Да? Ну заходи.

Надо же, какой весёлый и довольный… Впрочем, неудивительно. Наверняка он в своих мыслях уже вместе с Хельгой правит этими самыми землями, по которым они сейчас ходят и с которых выбивают захватчиков.

Вильхельм приподнял входное полотнище, пропуская Хельмута вперёд, и сам зашёл следом. В шатре его было несколько тесновато и довольно темно — свечи не горели, а свет закатного солнца сквозь плотную ткань проникал плохо. Зато здесь было не так душно, как у Кассии, и травами не пахло.

Вильхельм зажёг пару-тройку свечей, затем снял чёрный с серо-бежевым пером берет, чуть тряхнул головой, и тщательно расчёсанные и уложенные чёрные волосы рассыпались по его плечам. Он никогда не убирал волосы в хвост, даже во время битвы прятал их под подшлемник, не заплетая и даже не перехватывая ремешком.

— Ты присаживайся, — кивнул Вильхельм на небольшой изящный стул возле стола.