Холлоранн вышел из квартиры, запер дверь, сунул ключ под тростниковый коврик и по ступенькам крыльца сбежал к «кадиллаку» с откинутым верхом.

На полдороге к «Майами Интернэшнл», в приятном отдалении от коммутатора, который, как известно, прослушивал Квимс со своими подпевалами, Холлоранн остановился возле торгового центра «Лондромэт» и позвонил в «Объединенные авиалинии». Самолеты на Денвер?

Имелся один самолет, который должен был улететь в 6.36. Джентльмен успеет?

Холлоранн поглядел на часы. Они показывали 6.02. И сказал, что успеет. Как насчет свободных мест на этот рейс?

Минуточку, я проверю.

Он услышал щелчок, а потом – сахаринно-сладкий голос Монтавани, который предположительно делал ожидание более приятным. Как бы не так. Холлоранн переминался с ноги на ногу, поглядывая то на часы, то на молоденькую девушку с подвесной люлькой за спиной. В люльке спал малыш. Она разменивала мелочь и беспокоилась, что попадет домой позже, чем собиралась, и бифштекс подгорит, а муж – Марк? Майк? Мэтт? – будет злиться.

Прошла минута. Две. Он совсем было собрался поехать дальше и рискнуть, как вновь зазвучал словно записанный на пленку голос клерка, занимающегося бронированием мест. Есть свободное место, отказное. В первом классе. Это имеет какое-нибудь значение?

Нет. Согласен.

Плата наличными или кредитной карточкой?

Наличными, детка, наличными. Мне надо улететь.

А фамилия?..

Холлоранн, два «л», два «н». Пока.

Он повесил трубку и заспешил к дверям. В голове беспрерывно звучали несложные мысли девушки, которая беспокоилась о бифштексе, и Холлоранн почувствовал, что вот-вот спятит. Иногда бывало, что безо всяких причин он ловил совершенно изолированную, абсолютно чистую отчетливую мысль – и, как правило, совершенно никчемную.

Он почти успел.

Он гнал со скоростью восемьдесят миль в час и уже видел аэропорт, когда его отозвал в сторону один из Прекраснейших во Флориде.

Холлоранн опустил автоматическое окошко и открыл было рот, но полицейский уже перелистывал книжку штрафов.

– Знаю, знаю, – мирно сказал он. – Похороны в Кливленде. Ваш отец. Свадьба в Сиэттле. Ваша сестра. Пожар в Сан-Хосе, который уничтожил кондитерскую вашего дедушки. Действительно классный «Кабоджа-ред», который поджидает во временном хранилище в Нью-Йорке. Этот кусок дороги перед самым аэропортом я просто обожаю. Даже ребенком я больше всего любил внеклассное чтение.

– Послушайте, офицер, мой сын…

– Единственное, что я не могу вычислить, пока сказка не кончится, – сообщил офицер, отыскивая нужную страничку в квитанционной книжке, – это номер водительских прав провинившегося шофера и регистрационная информация на него. Ну, будьте умницей. Дайте-ка взглянуть.

Холлоранн посмотрел в спокойные голубые глаза полицейского, обдумал, не рассказать ли все же свою сказочку «мой сын в критическом состоянии», и решил, что так выйдет только хуже. Этот Смоки – не Квимс. Он вытащил бумажник.

– Чудесно, – сказал полицейский. – Будьте любезны, выньте их оттуда. Мне просто надо посмотреть, как все обернется под конец.

Холлоранн молча вынул водительские права, флоридскую регистрационную карточку и отдал полицейскому из службы движения.

– Очень хорошо. Так хорошо, что вы заслужили подарок.

– Какой? – с надеждой спросил Холлоранн.

– Когда я кончу переписывать эти цифры, то дам вам подкачать мой маленький баллон.

– О Божееее… – простонал Холлоранн. – Начальник, у меня рейс…

– Шшшшш, – сказал полицейский. – Не капризничайте.

Холлоранн закрыл глаза.

Он добрался до стойки «Объединенных авиалиний» в 6.49, беспричинно надеясь, что рейс задержали. Спрашивать даже не понадобилось. Табло вылетов над стойкой, где регистрировались перед посадкой пассажиры, все ему сказало. Рейс № 901 на Денвер, который должен был отправиться в 6.36, вылетел в 6.40. Девять минут назад.

– Ах ты черт, – сказал Дик Холлоранн.

И вдруг запахло апельсинами. Тяжелый, насыщенный запах. Дик только успел дойти до мужского туалета, и тут, оглушая, прозвучало полное ужаса:

(!!!ПРИЕЗЖАЙ ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ ДИК ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ!!!)

Среди того, что они продали перед переездом из Колорадо в Вермонт, дабы увеличить текущие авуары, оказалась и коллекция Джека: две сотни старых альбомов с рок-н-роллом и рокабилли. Они разошлись на толкучке по доллару за штуку. Среди них – один, который особенно любил Дэнни, двойной альбом Эдди Кокрэна с подклеенной туда четырехстраничной вкладкой с текстами Ленни Кая. Венди частенько поражалась, как очаровывает Дэнни именно этот альбом, записанный мужчиной-мальчиком, который быстро прожил жизнь и рано умер… умер, честно говоря, когда ей самой было всего десять.

В четверть восьмого по горному времени (Дик Холлоранн как раз рассказывал Квимсу про белого дружка своей бывшей жены) Венди наткнулась на сына. Тот сидел на середине лестницы, ведущей из вестибюля на второй этаж, перекидывал из руки в руку красный резиновый мячик и напевал одну из песенок с той самой пластинки. Голос мальчика был тихим и монотонным.

– Вот лезу на первый-второй этаж, на третий и на четвертый, – пел Дэнни, – на пятый, шестой, седьмой этаж – такой уж я парень упертый… и вот я забрался наверх, ура! Но нету сил плясать до утра…

Венди обошла его, присела на ступеньку и увидела, что нижняя губа мальчика распухла и стала в два раза больше, а на подбородке засохла кровь. Сердце испуганно подпрыгнуло в груди, но ей удалось заговорить ровным тоном.

– Что стряслось, док? – спросила она, хотя не сомневалась, что знает. Его ударил Джек. Да, конечно. Этого следовало ожидать, правда? Колесо прогресса; рано или поздно оно возвращает тебя к тому месту, откуда ты отправлялась.

– Я позвал Тони, – ответил Дэнни. – В бальном зале. По-моему, я упал со стула. Теперь уже не болит. Просто кажется… что губа слишком большая.

– Все действительно так и было? – спросила Венди, встревоженно глядя на сына.

– Это не папа, – ответил он. – Сегодня – нет.

Она изумленно посмотрела на него, охваченная дурным предчувствием. Мячик путешествовал из руки в руку. Дэнни прочел ее мысли. Ее сын прочел, что она думает.

– Что… что тебе сказал Тони, Дэнни?

– Не важно.

Лицо мальчика было спокойно, а голос невыразителен настолько, что пробирала дрожь.

– Дэнни… – Венди схватила его за плечо – сильнее, чем хотела, но он не поморщился и даже не попытался скинуть ее руку.

(Господи, мы губим мальчика. Не только Джек, я тоже. А может, не только мы… Отец Джека, моя мать – нет ли здесь и их? Конечно, почему бы нет? Все равно этот дом загажен призраками… подумаешь, парочкой больше. Отче небесный, мальчик – как один из тех чемоданов, что показывают по телевизору, его швыряют под колеса автомобиля, роняют с самолета, пропускают через фабричные машины. Или как часы «Таймэкс». Стукнешь, а они знай себе тикают. Ох, Дэнни, мне так жаль)

– Не важно, – снова повторил Дэнни. Мячик очутился в другой руке. – Тони больше не сможет приходить. Ему не дадут. Его победили.

– Кто?

– Люди из отеля, – ответил он. Тут мальчик взглянул на нее, и глаза оказались вовсе не равнодушными. Они были глубокими и испуганными. – И… и вещи. Тут есть разные-разные. Отель просто набит ими.

– Ты можешь видеть…

– Я не хочу видеть, – тихо произнес мальчик и снова стал смотреть на резиновый мячик, который описывал полукружья, летая из руки в руку. – Но иногда, поздно вечером, я их слышу. Они как ветер – вздыхают все вместе. На чердаке. В подвале. В номерах. Везде. Я думал, это я виноват, потому что я такой. Ключик. Серебряный ключик.

– Дэнни, не надо… не надо из-за этого расстраиваться.

– Но он тоже, – сказал Дэнни. – Папа. И ты. Ему нужны мы все. Он обманывает папу, дурачит его, пытается заставить поверить, что больше всех ему нужен именно он. Больше всех ему нужен я, но он заберет и тебя, и папу.