– Электро…

– Мы для краткости называем его ЭЭГ. Сейчас я прицеплю тебе пучок электродов к голове… нет, втыкать я их не буду, просто приклею… и перья вот в этой части прибора запишут излучение твоего мозга.

– Как в «Человеке, который стоил шесть миллионов?»

– Почти. Хочешь стать таким, как Стив Остин, когда вырастешь?

– Ни за что, – заявил Дэнни, когда сестра принялась прикреплять провода к крошечным пятачкам, выбритым у него на голове. – Папа говорит, что в один прекрасный день у него будет короткое замыкание и он сыграет… в ящик.

– Этот ящик я хорошо знаю, – добродушно сказал доктор Эдмондс. – Я и сам несколько раз побывал в нем, без шуток. ЭЭГ, Дэнни, может очень много нам рассказать.

– Например?

– Например, страдаешь ли ты эпилепсией. Это небольшая трудность, когда…

– Ага, я знаю, что такое эпилепсия.

– Правда?

– Угу. В моем детском садике – там, в Вермонте, – был один парень… когда я был маленьким, я ходил в садик… и она у него была. Ему не разрешали пользоваться мигалкой.

– А что это такое, Дэн? – Врач развернул машину. По разграфленной бумаге потянулись тонкие линии.

– Там на ней всякие огоньки… все разного цвета. Когда включите, они мигают, только не все, а вы должны сосчитать, сколько цветов; если нажмете правильную кнопку, мигалка может выключиться. Бренту нельзя было.

– Потому, что яркие вспышки иногда могут вызвать приступ эпилепсии.

– Значит, если бы Брент играл с мигалкой, с ним был бы припадок?

Эдмондс обменялся с медсестрой коротким изумленным взглядом.

– Выражено неизящно, но точно, Дэнни.

– Что?

– Я говорю, ты прав, только вместо «припадок» надо говорить «приступ». А то нехорошо… ладненько, а сейчас полежи тихо. Как мышка.

– Хорошо.

– Дэнни, а во время этих своих… все равно, что они такое… ты ни разу не вспомнил, что раньше видел ярко вспыхивающие лампочки?

– Нет.

– Странные шумы? Звонки? Или трель, как в дверном звонке?

– Не-а.

– А как насчет необычных запахов? Апельсины, например, или опилки? Или как будто что-то гниет?

– Нет, сэр.

– А не бывает, чтоб до того, как отключиться, тебе хотелось поплакать? Хоть вовсе не грустно?

– Никогда.

– Отлично.

– У меня эпилепсия, доктор Билл?

– Не думаю, Дэнни. Лежи-ка спокойно. Уже почти все.

Машина гудела и царапала по бумаге еще пять минут, а потом доктор Эдмондс ее выключил.

– Все, парень, – отрывисто произнес он. – Дай Салли снять с тебя электроды и иди в соседнюю комнату. Хочу немного поговорить с тобой. Ладно?

– О’кей.

– Салли, иди вперед. Дашь ему экспресс-тест до того, как он зайдет.

– Хорошо.

Эдмондс оторвал длинную бумажную ленту, которая выползла из машины, и, разглядывая ее, прошел в соседнюю комнату.

– Сейчас сделаем укольчик в руку, – сказала сестра, когда Дэнни натянул штаны. – Чтоб убедиться, что у тебя нет туберкулеза.

– Мне уже делали в садике, в прошлом году, – произнес Дэнни без особой надежды.

– Но это было давно, а сейчас ты уже большой мальчик, правда?

– Наверное, – вздохнул Дэнни, отдавая руку на заклание.

Натянув рубашку и ботинки, он прошел через раздвижную дверь в кабинет доктора Эдмондса. Эдмондс сидел на краю стола, в задумчивости болтая ногами.

– Привет, Дэнни.

– Привет.

– Ну, как наша рука? – Доктор указал на левую руку Дэнни в легкой повязке.

– Очень хорошо.

– Отлично. Я посмотрел твою электроэнцефалограмму, похоже, все в порядке. Но я собираюсь отослать ее в Денвер, своему приятелю, он зарабатывает себе на жизнь тем, что читает такие штуки. Просто хочется быть уверенным.

– Да, сэр.

– Расскажи мне про Тони, Дэн.

Дэнни повозил ногами.

– Это просто невидимый друг, – сказал он. – Я его выдумал. Чтоб было с кем водиться.

Эдмондс рассмеялся и положил руки Дэнни на плечи:

– Ну, ну, так говорят твои папа с мамой. Но ведь это дальше меня не пойдет. Я твой доктор. Скажи правду, а я обещаю не рассказывать им без твоего разрешения.

Дэнни обдумал это. Он взглянул на Эдмондса, а потом, сосредоточившись с небольшим усилием, попытался уловить мысли врача или хотя бы окраску его настроения. Вдруг в голове Дэнни возник странно успокаивающий образ: шкафы с документами, их дверцы одна за другой проскальзывали на место и защелкивались на замок. В центре каждой на небольшой табличке было написано: «А – В, СЕКРЕТНО», «Г – Д, СЕКРЕТНО» и так далее. Дэнни стало чуть полегче. Он осторожно сказал:

– Я не знаю, кто такой Тони.

– Он твоих лет?

– Нет. Ему самое маленькое одиннадцать. А может, больше. Я ни разу не видел его близко. Он, наверное, уже такой большой, что может водить машину.

– Видишь его издали, да?

– Да, сэр.

– И он всегда приходит прямо перед тем, как ты отключаешься?

– Я не отключаюсь. Я как будто ухожу с ним. А он мне всякое показывает.

– Какое всякое?

– Ну… – Дэнни немного поколебался, а потом рассказал Эдмондсу про папин чемодан с рукописью и как грузчики все-таки не потеряли его между Вермонтом и Колорадо. Все это время он стоял прямо под лестницей.

– И твой папа нашел его там, где сказал Тони?

– Да, сэр. Только Тони не сказал. Он показал.

– Понимаю. Дэнни, что тебе показывал Тони вчера вечером? Когда ты заперся в ванной?

– Не помню, – быстро сказал Дэнни.

– Точно ли?

– Да, сэр.

– Ты только что сказал, что заперся в ванной сам. Но ведь это не так, а? Дверь запер Тони?

– Нет, сэр. Тони не может запереть дверь, он же не настоящий. Он хотел, чтоб я сделал это, я и сделал. Дверь запер я.

– Тони всегда показывает тебе, где потерянные вещи?

– Нет, сэр. Иногда он показывает, что произойдет.

– В самом деле?

– Угу. Один раз Тони показал мне аттракционы и парк диких зверей в Грейт-Бэррингтоне. Тони сказал, что папа хочет съездить туда со мной в день рождения. Правда, мы поехали.

– Что еще он тебе показывает?

Дэнни нахмурился.

– Надписи. Он всегда показывает мне дурацкие старые надписи. Но я не умею читать и почти никогда не могу их понять.

– Как по-твоему, зачем Тони так делает?

– Не знаю. – Дэнни приободрился. – Но папа с мамой учат меня читать, правда, я очень стараюсь.

– Чтобы суметь прочесть надписи Тони?

– Нет, я правда хочу научиться. Но поэтому тоже, ага.

– Тебе нравится Тони, Дэнни?

Дэнни уставился на кафельный пол и ничего не сказал.

– Дэнни?

– Трудно сказать, – ответил Дэнни. – Раньше да. Я надеялся, что он станет приходить каждый день, потому что он всегда показывал хорошее, особенно с тех пор, как мама с папой перестали думать про РАЗВОД. – Взгляд доктора Эдмондса стал пристальнее, но Дэнни не заметил. Он упорно смотрел в пол, сосредоточившись на том, чтобы выразить свои мысли. – Но теперь Тони, как ни придет, так покажет плохое. Ужасное. Как вчера вечером в ванной. То, что он показывает… оно жалит меня, как жалили эти осы. Только оно кусает меня вот сюда. – Он серьезно нацелился пальцем в висок – малыш, неосознанно пародирующий самоубийство.

– А «оно» – это что, Дэнни?

– Не помню! – страдальчески выкрикнул Дэнни. – Если б помнил, я бы сказал. Как будто оно такое плохое, что я не помню потому, что просто не хочу помнить!

Я, когда просыпаюсь, могу вспомнить только ТРЕМС и все.

– Тремс?

– Да.

– И что же это такое, Дэнни?

– Не знаю.

– Дэнни?

– Да, сэр.

– Ты можешь заставить Тони прийти сейчас?

– Не знаю. Он приходит не всегда. Не знаю, хочется ли мне, чтобы он вообще теперь приходил.

– Попробуй, Дэнни. Я буду тут.

Дэнни посмотрел на Эдмондса с сомнением. Эдмондс ободряюще кивнул.

Дэнни тяжело вздохнул и наклонил голову:

– Но я не знаю, получится или нет. Раньше я никогда так не делал, если кто-то смотрел. И потом Тони приходит не всегда.