Холлоранн. Это, должно быть, Холлоранн. А то с чего бы Джек ушел так внезапно, не закончив… не прикончив ее!

Потому что время праздности для него миновало. Джеку надо было быстро разыскать Дэнни и… и сделать свое дело. Прежде, чем Холлоранн сумеет положить этому конец.

А может, все уже кончено?

Венди слышала вой поднимающегося лифта.

(О Господи, пожалуйста, нет, кровь, кровь еще свежая)

Каким-то образом она нашла силы подняться и, шатаясь, пройти через спальню и развалины гостиной к закрытой двери. Толкнув ее, Венди вышла в коридор.

– Дэнни! – закричала она, морщась от боли в груди. – Мистер Холлоранн! Есть тут кто-нибудь? Кто-нибудь?

Лифт ожил в очередной раз и снова остановился. Она услышала металлический лязг распахнутой рывком дверцы, а потом ей послышались какие-то слова. Может быть, она придумала это. Из-за слишком громкого ветра трудно было сказать наверняка.

Опираясь о стену, Венди добралась до конца короткого коридорчика. Она совсем уже собралась свернуть за угол, когда вниз по лестничным пролетам и шахте лифта поплыл крик, заставивший ее остолбенеть:

– Дэнни! Выходи, щенок! Выходи и получи свое! Будь мужчиной!

Джек. На третьем или четвертом этаже. Ищет Дэнни.

Она свернула за угол, споткнулась, чуть не упала. У нее перехватило дыхание. Примерно в четверти пути от лестницы что-то

(кто-то?)

лежало под стеной бесформенной грудой. Венди пошла быстрее, морщась всякий раз, когда приходилось ступать на поврежденную ногу. Она разглядела, что это мужчина, а, подтащившись поближе, поняла, что означало жужжание мотора.

Мистер Холлоранн. Все-таки он приехал.

Венди осторожно опустилась рядом с ним на колени, вознеся бессвязную молитву – окажись живым, окажись! У Холлоранна из носа текла кровь, а изо рта выплеснулся страшный кровавый сгусток. Половина лица превратилась во вспухший лиловый синяк. Но, слава Богу, Дик дышал. Хрипло, глубоко, отчего вся грудная клетка сотрясалась.

Венди повнимательнее присмотрелась к нему и широко раскрыла глаза. Рукав парки Холлоранна почернел и обуглился. Половина куртки продрана насквозь. В волосах запеклась кровь, а по шее вниз тянулась жуткая, хоть и не глубокая, царапина.

(Господи, что с ним случилось?)

– Дэнни! – рычал наверху хриплый, раздраженный голос. – Выходи, чтоб тебя!

Времени раздумывать не было. Венди тормошила Холлоранна, морщась от мучительных вспышек боли в ребрах. Бок казался горячей размозженной массой.

(А что, если ребра протыкают мне легкое, когда я шевелюсь?)

Но и тут помочь было нечем. Если Джек разыщет Дэнни, он убьет его, забьет до смерти молотком, как пытался забить Венди.

Поэтому она трясла Холлоранна, а потом принялась легонько похлопывать по той щеке, на которой не было синяка.

– Очнитесь, – говорила она. – Мистер Холлоранн, вы должны очнуться. Пожалуйста… прошу вас…

Наверху без устали стучал молоток – это Джек Торранс разыскивал своего сына.

Дэнни стоял, прижавшись к двери, глядя туда, где соединялись коридоры. Молоток не переставая бил по стенам в рваном ритме, и удары звучали все громче. Гнавшееся за Дэнни существо пронзительно кричало, выло и ругалось. Сон и явь соединились без единого шва.

Существо свернуло за угол.

То, что ощутил Дэнни, в определенном смысле было облегчением. Это не его отец. Маска лица и тела разодралась, разлезлась и сделалась атрибутом скверной шутки. Разве это папа – это чудище из субботней передачи «Вечернее шок-шоу», ужасное существо, которое вращает глазами, горбится и втягивает голову в плечи, а рубашка на нем пропитана кровью? Нет, какой же это папа!

– Сейчас, клянусь Богом, – выдохнуло оно. Обтерло губы трясущейся рукой. – Сейчас ты узнаешь, кто тут хозяин. Увидишь. Им не ты нужен, а я. Я! Я!

И махнуло сплеча исцарапанным молотком, двусторонняя головка которого уже потеряла форму и оббилась от бесчисленных ударов. Тот врезался в стену, проделав в шелковистых обоях круглую дырку. Взметнулось облачко известковой пыли. Существо ухмыльнулось.

– Поглядим, как ты теперь будешь свои фокусы показывать, – пробормотало оно. – Я не вчера родился, ясно? И с лавки меня нянька не роняла, Господь свидетель. Мальчик, я намерен выполнить по отношению к тебе свой отцовский долг.

– Ты не мой папа, – сказал Дэнни.

Существо остановилось. Какое-то мгновение оно выглядело просто растерянным – как будто точно не знало, кто или что оно такое. Потом двинулось дальше. Молоток со свистом ударил по двери, и та глухо откликнулась: «Бум!»

– Врешь, – сказало существо. – А кто же я, по-твоему, такой? У меня две родинки, у меня пупок чашечкой, у меня даже инструмент имеется, малыш. Спроси мамочку.

– Ты – маска, – сказал Дэнни. – Просто не настоящее лицо. Просто ты не такой мертвый, как остальные, вот и понадобился отелю. Но когда он с тобой покончит, ты превратишься в пустое место. В ничто. Я не боюсь тебя.

– Будешь бояться! – взвыло существо. Неумолимый молоток опустился, со свистом врезавшись в ковер между ступнями Дэнни. Мальчик не дрогнул.

– Ты оклеветал меня! Ты объединился с ней! Ты что-то замышлял против меня! И жульничал! Списал на последнем экзамене! – Из-под мохнатых бровей на Дэнни сверкнули глаза. В них светилась хитрость сумасшедшего. – Ничего, я и это найду. Сочинение где-то в подвале. Я найду его. Мне пообещали, что я смогу смотреть все, что захочу.

Существо снова замахнулось.

– Да, пообещали, – согласился Дэнни. – Но они врут.

Молоток замер в высшей точке размаха.

Холлоранн начал приходить в себя, но Венди перестала хлопать его по щекам. Минуту назад вниз по шахте лифта приплыли неясные, еле слышные сквозь ветер слова: Ты жульничал! Списывал на экзамене! Кричали где-то в глубине западного крыла. Венди была почти уверена, что Дэнни с Джеком – на четвертом этаже и Джек – то, что вселилось в него, – нашел сына. Теперь они с Холлоранном ничего не могли сделать.

– Ох, док, – пробормотала она. Глаза застлали слезы.

– Сукин сын сломал мне челюсть, – хрипло проворчал Холлоранн. – А голова…

Он пытался сесть. Правый глаз стремительно превращался в щелку от вспухающего под ним лилового синяка. Тем не менее Венди он заметил.

– Миссус Торранс…

– Шшшшшш, – сказала она.

– Где мальчуган, миссус Торранс?

– На четвертом этаже, – ответила она. – С отцом.

– Они врут, – снова повторил Дэнни. В голове мальчика что-то промелькнуло, вспыхнув, как сгорающий метеор, – слишком коротко, слишком ярко, чтоб поймать и удержать эту мысль. От нее остался только хвостик.

(это где-то в подвале)

(ты вспомнишь, о чем забыл отец)

– Ты… – нельзя так говорить с отцом, – хрипло сказало существо. Молоток задрожал и опустился. – Сам себе делаешь хуже, вот и все. На… наказание. Суровее.

Существо пьяно покачнулось и воззрилось на Дэнни, жалея себя до слез. Жалость стала перерастать в ненависть.

– Ты не мой папа, – снова заявил Дэнни. – А если в тебе осталась хоть капелька моего папы, она знает, что они врут. Тут все – вранье и надувательство. Как игральные кости, которые папа положил в мой чулок на Рождество, как те подарки, что кладут на витрину, – папа сказал, там внутри ничего нет, никаких подарков, одни пустые коробки. Просто показуха, сказал папа. Ты – оно, а не папа. Ты – отель. И когда ты добьешься своего, то ничего не дашь моему папе, потому что слишком любишь себя. И папа это знает. Тебе пришлось заставить папу напиться Всякой Дряни, потому что только так можно было его заполучить. Ты, врун, фальшивая морда.

– Врешь! Врешь! – Крик вышел тонким, пронзительным. Молоток бешено заходил в воздухе.

– Ну, давай, ударь. Только ты никогда не получишь от меня того, что тебе нужно.

Лицо, в которое смотрел Дэнни, изменилось. Трудно сказать как: оно не оплавилось, не облезло. Тело слегка содрогнулось, а потом окровавленные пальцы разжались, как сломанные клешни. Выпавший молоток глухо стукнулся о ковер. Вот и все. Но тут перед Дэнни внезапно оказался папа, он смотрел на мальчика в смертельной муке и так печально, что сердце малыша запылало в груди. Уголки рта опустились, выгнулись дрожащим луком.