А потом была теплый душ, какао и уютная пижама. Шерстяные носки и свежее постельное белье. На маму я была обижена и разговаривать с ней не хотела, но мама требовала подробностей. А я не хотела вспоминать. Мне хотелось забыть все и больше не вспоминать. В конце пришел отец. Выгнал маму из комнаты и велел оставить меня в покое. Взял стул. Сел рядом.

— Только не надо мне читать лекции. Я ошиблась…

— Ир, забудь все это. Ничего ведь не случилось.

— Я испугалась. Там такая сила… Прям власть. Надо мной. Я больше не могла контролировать себя, — ответила я. — Это страшно.

— Страшно. Но это жизнь, — ответил он.

— Я не хочу, чтоб такое повторилось.

— У тебя два пути, чтоб такое не случилось. Стань сильнее. Мускулы там, анаболики. Грубоватый голос, как у мужика, чтоб к тебе боялись подойти. Или стань хитрее. Сильными можно руководить и с ручки их кормить.

— Я так не умею.

— Учись. Ты же независимо хочешь жить. Одна.

— Я не хочу, чтоб такое повторялось. Лучше одной быть.

— В этом и причина. Будь тогда хитрее, — сказал папа. — Нужно быть ко всему готовой в этой жизни: и к хорошему, и к плохому. Плохого будет больше.

— Так говоришь, как будто я не могу к вам прийти.

— Прийти можешь. И помощь получишь. Но когда говоришь, что ты умная и независимая, то не солидно по каждому поводу к нам бежать и слезы лить, — сказал папа.

— Я поняла, — ответила я. Он махнул рукой.

— Этот мирок он безопасный, но за стенами там всегда опасно. Надо быть к этому готовой, — ответил папа.

— Я поняла.

— Вот и молодец. Спи, а завтра сделай выводы, — ответил папа.

Он ушел, а у меня слезы высохли. Как-то жестко меня поставили на место. Я удивилась. Думала, что пожалеют, но жалеть никто не стал. Кроме мамы, которой не терпелось узнать подробности. Стало как-то обидно.

Зазвенел телефон. Я вначале не хотела отвечать, но на десятой минуте все же решилась принять звонок.

— Алло.

— Ты как? Отошла? — спросил Боря.

— Зачем ты мне звонишь?

— Узнать, как ты до дома дошла. Все рассказала родителям? Они меня теперь на вилы хотят поднять?

— Нет. Грубо говоря, сама виновата.

— Бедненькая. Хочешь, пожалею?

— Не хочу!

— Не ругайся. Я же от чистого сердца, — сказал Боря. По звуку было, что он жует. — Чего сейчас делаешь?

— Сплю.

— В чем спишь?

— Шел бы ты…

— Грубить не надо. А то приду и научу как надо со старшими разговаривать. Про спор помнишь? И про то, что я не люблю, когда мне врут?

— Помню.

— Так в чем спишь?

— В пижаме.

— С мишками?

— Котятами.

— М! С котятками значит! Напомни мне, принцесса, сколько тебе лет?

— Ты не знаешь моего возраста. Не спрашивал его.

— Хорошо, сейчас спрашиваю.

— Двадцать три, — я вздохнула.

— Двадцать три и пижамка с котятками. Ну, допустим. Мне самому много что нравится необычного.

— Я у тебя ключи выронила. В машине.

— Завтра посмотрю. Сейчас, извини, но к тебе не поеду. Время позднее. Да и ты меня не пустишь. Тебе надо остыть. Успокоиться.

— Кто в здравом уме на ночь потащится ключи привозить?

— Когда-то я так делал. Вытаскивал у понравившейся девушки ключи. Хороший повод, чтоб еще раз встретиться, — ответил Боря.

— Так это ты вытащил их у меня?

— Нет. Лишь студенческий билет. Так что не ищи его.

— Без него я завтра не попаду в институт.

— Поэтому утром с тобой пересечемся. И я тебе его отдам, — ответил Боря.

— Значит, ты еще и вор?

— Я специалист широкого профиля, — хмыкнул он. — Но обо мне разговаривать скучно. Давай поговорим лучше о тебе.

— А что говорить обо мне? Я почти сплю.

— У тебя голос несонный. Во сколько обычно ложишься спать?

— В одиннадцать, если не надо что-то учить.

— У меня до двух часов сна нет.

— Я не буду тебя развлекать до этого времени.

— Я этого не прошу. Хочу с тобой лишь немного поговорить перед сном. Значит, пижамка с котятками. С шортиками?

— Она теплая. И мне не нравится эта тема для разговора.

— Хорошая тема. Уютненькая. К тому же тебе напомнить про пятьдесят штук? Или думала, что их легко заработать? Тебе нравится мягкость и уют?

— Да. Не вижу ничего в этом плохого.

— Тогда понятно, почему у тебя такая нежная кожа. Мягонькая. Надо будет утро побриться. С такой нежной кожей у тебя будет раздражение от моей щетины.

— Я не буду с тобой целоваться. Завтра не воскресенье, — сказала я. Зевнула.

— Поцелуи — это всего лишь поцелуи. Я же тебе не предлагаю друг другу доставить приятное перед работой. Надо ко всему подходить медленно.

— Пять дней — это медленно?

— Хватит, чтоб тебе привыкнуть ко мне и не ввести отношения в режим ожидания, — ответил Боря. — Скинешь мне фотографию в пижамке?

— Нет.

— Я тебе завтра принесу вкусняшку.

— Не нужны мне никакие вкусняшки.

— Вкусняшки всем нужны, — возразил Боря. — Одна фотография и я от тебя отстану. Давай, принцесса.

— Мне лень вставать, — сказала я.

— Так сфоткай себя в кровати.

— Хорошо. Куда скинуть фотографию?

— Как-то ты легко сдалась, — подозрительно сказал Борис. Но сказал, куда скидывать фотку.

— Просто хочу спать, — ответила я. Сама же улыбнулась. Откинула одеяло. Быстро сделала фотографию и отправила ее Борису. Пришлось закусить кулак, чтоб не рассмеяться.

— Да, черный квадрат Малевича. Теперь я понял, почему ты так легко сдалась. Надо будет с этим что-то сделать, — сказал Боря. — Камера настолько плохая?

— Ага.

— Ладно. Завтра разберемся, — сказал Боря.

— А чего тут разбираться?

— Завтра тебе напишу, — сказал он. — Спи, принцесса. Завтра у нас с тобой будет интересный день.

— Звучит угрожающе.

— Интригующе. Целую тебя в то место, о котором ты только что подумала.

— Это…

— Ничего нельзя сказать более пошлого, чем-то, о чем ты подумаешь сама, — весело сказал он. — Уверен, что у тебя щеки покраснели.

— Спокойной ночи, — буркнула я.

Конечно, они покраснеют, если вспоминать о тех поцелуях в машине. Он же все же мне грудь целовал. Это было пошло. Об этом я подумала, когда он сказал про поцелуи. Спрятав лицо в подушку, я накрылась одеялом с головой, стараясь спрятаться от всего. Ничего ведь страшного не произошло. Ко мне просто клеится какой-то тип, старше меня. Ну, полапал он меня. И мне почему-то это понравилось. Зато завтра я все прекращу. Скажу, то спор глупый. Мне эти деньги не нужны. И… Что-то было не так. Я это чувствовала, но пока не понимала, что меня так насторожило во всем этом.

Я долго не могла уснуть. Сон пришел только к трем часам ночи. А вставать нужно было уже в половину седьмого. Зато все сомнения и страхи прошли. Как можно сомневаться, когда хочется спать? Я с трудом выползла на кухню, где папа готовил нам завтрак. Мама просыпалась вместе с мальчишками в семь тридцать. К тому времени мы с папой уже уходили. Он ехал на работу, а я шла в сторону остановки, чтоб доехать до института.

— Не спалось? — спросил он.

— Сделай мне, пожалуйста, кофе. И я приду в норму, — ответила я, садясь к окну. — Без кофе даже сил нет пойти почистить зубы.

— Надо попроще ко всему относиться.

— Угу. Приму на заметку, — сказала я. — Чего будешь дарить маме?

— Думаю кулон, — ответил папа.

— Она же кулоны не носит. Положит в шкатулку и забудет.

— А ты что предлагаешь?

— Как насчет чего-нибудь необычного? Сюрприза?

— Поездка на Бали в этом году откладывается, — пошутил папа.

— Может в другой город? Питер, Москва? Золотое кольцо? На выходные. В пятницу уехали, а в воскресенье вернулись. Как думаешь? Это будет точно необычно. И запомнится. Ведь мы помним не то что съели, а ощущения.

— Подумать можно, — сказал папа. — Бабушка завтра возвращается. Она может с мальчишками посидеть.

— Ее отпуск закончился? — вздохнула я. Горький кофе взбодрил. Глаза уже перестали так сильно слипаться.