— Решил, что нужно подумать и все взвесить, прежде чем рубить сплеча.

— И все выходные ты провел на собеседованиях?

— Встретил одного знакомого, который предложил вспомнить юность, — ответил папа.

Мы зашли с ним в кафе. Голова кружилась. Меня шатало, как будто я была на корабле, который попал в шторм.

— Я бы не отказалась отправиться в плаванье, — пробормотала я, отвечая на мысли.

— Зачем?

— Было бы интересно оказаться на корабле во время шторма. Кач-кач. И волны пытаются смыть в море, — сказала я, уплывая мыслями в пьяные дали.

— Это красиво в мечтах. На деле скучно, — ответил папа. — Во время шторма будешь сидеть в каюте, а во время штиля болтаться по палубе. Скучно. На море и то будет веселее.

— Пап, а если честно. Ведь к женщинам ездил. Юность вспомнить, — выпалила я. Он вопросительно на меня посмотрел и рассмеялся.

— А тебе это зачем знать?

— Не знаю. Просто мне стало интересно. Не хочу, чтоб ты ругался. А чтоб ты не ругаться, то надо, чтоб ты растерялся.

— Не собираюсь я тебя ругать.

— Почему?

— Ты сама можешь принимать решения, потому что ты взрослая, — сказал со смехом папа. — Все же мы тебя слишком строго воспитывали, раз после каждого шага ты дрожишь и считаешь, что наступил конец света.

— Вот только не надо мне это говорить. Что я взрослая и с какой-то задержкой в развитии. Блин. Все же не надо мне было пить, — потирая виски, сказала я.

— Зачем тогда пила? — спросил папа.

— Один парень напоил. Говорил, что так расслаблюсь, — ответила я.

— А зачем тебе встречаться с человеком, чтоб с которым расслабиться, то надо напиваться?

— Не знаю. Он предлагает поддержку.

— Тебе нужна его поддержка? Ир, если бы ты была одна, то я бы понял. Но у тебя есть семья. Зачем тебе ломать себя? Ради чего?

— Ради самостоятельности. Не хочу, чтоб меня считали шлюхой. Он не считает.

— В отличие от мамы?

— Да.

— Это неправильно. Мама с бабушкой не правы, но не стоит обращать на них внимание. Если ты так не считаешь, то это не должно тебя волновать.

Я машинально потрогала щеку, вспоминая, как не так давно получила пощечину.

— А если я сомневаюсь? Может, действительно я такая?

Папа не стал меня убеждать в обратном. Он промолчал. А я принялась за еду, вспомнив, что ела лишь утром блинчики.

— Я знал, что у меня не будет детей. Как-то к этому отнесся философски. Не будет и не будет. А потом ты появилась. Неожиданно так. В качестве подарка, которого никто не ждал.

— Скажешь сейчас, что растаял.

— Почему? Я не знал, как к тебе подойти. Хрупкая. Того и гляди, сломаешься. Потом ты стала крепче. И не стала смотреть на мир умными глазами. Слишком взрослая, слишком серьезная и излишне добрая. Я думал, что тебя жизнь сильно покусает, но обошлось. Не пришлось бить морду тому козлу, который вздумал тебя покусать. А тут получилось, что тебя надо защищать от матери и бабки. Как с ними воевать?

— Я не хотела, чтоб так получилось. Не надо с ними воевать, — ответила я, чувствуя груз вины.

— Думаешь, что надо все это оставить как есть? — спросил папа.

— Я хочу съехать. Есть такая возможность.

— А потом будешь чувствовать себя вывалившейся в грязи? Это какая-то странная форма мазохизма, Ириш, — сказал он. — Ты любишь этого мужчину?

Я отрицательно покачала головой. А ведь правда было такое ощущение, что повалялась в грязи. Все же, отношения с Борисом были основаны на любопытстве. А когда его не было, то появлялась грязь.

— Тогда зачем? — спросил папа. — Дождись окончания института. Тебе скоро диплом писать.

— Она мне пощечину отвесила. А тогда… Я знаю, что виновата, но не настолько же! — обиженно сказала я.

— Нашли кого травить. Прям все святые, — пробормотал папа. Посмотрел куда-то в сторону, но при этом сжал губы. Злился? Возможно. Он редко выражал эмоции. И тем более злость.

— Пап?

— Съезжать тебе не советую. Остальное решим.

— Думаешь получиться решить?

— А почему нет? Что-то страшное и непоправимое произошло? Дом не сгорел. Все живы. А ссоры и обиды надо уметь отпускать.

— Хочешь, чтоб я на все это закрыла глаза?

— Пойми, что простить придется. Это твоя мама. Она имеет права на ошибку. Думаю, что это была именно ошибка и некоторая предвзятость, — ответил папа.

— А в чем предвзятость? — не поняла я.

— Видимо, видит себя в тебе.

— Нет! — Я аж подавилась от такого предположения. Нервно рассмеялась. — Мама у нас само совершенство.

— Ир, у всех есть скелеты в шкафу.

— Не хочу.

— Тогда давай пока их там оставим, — легко согласился папа.

Домой мы возвращались на такси. Я все же рассказала папе, как с Таней пошли на вечеринку и чуть не сгорели. И как я потеряла классные сапоги, которые были моей первой и последней любовью.

— Дуреха, осталась в живых и ладно. У тебя столько еще будет сапог!

— Знаю, но они были такие классные! — вздохнула я.

— Тебе на сапоги денег дать? — спросил папа. Я задумалась, борясь с соблазном. Обычно я старалась обходиться минимум, но сейчас те сапоги оставили слишком сильный след в душе.

— Хочу. Я серьезно хочу, чтоб у меня были новые сапоги.

— Хорошо. Заодно и куртку нормальную купи. Не превращайся окончательно в парня, — протягивая мне три бумажки, сказал папа.

— Спасибо.

— И сразу глаза загорелись., — сказал папа. Улыбнулся.

Мне захотелось рассмеяться. Я попыталась сдержаться, но не смогла. Почему-то стало легко. Как будто крылья на душе выросли. Домой возвращаться было страшно, но сейчас я возвращалась не одна. Папа меня поддерживал. И это радовало.

Дома меня мама проигнорировала. Она сделала вид, что меня просто не существует, но при этом недовольно оглядела мой вид и недовольно поджала губы.

— Иди к себе, — сказал папа, подталкивая в комнату, чтоб принять удар на себя.

Из детской выбежали мальчишки. Мне языки показали, а сами побежали к папе. Я зашла в комнату и удивилась. Все мои вещи были сложены в сумки. На кровати был только голый матрас. Все постельное белье было собрано и куда-то убрано. Моя коробка с «драгоценностями» была выкинута в мусорную корзину. При этом не было ни пылинки. Пустая нежилая комната.

Я смотрела на комнату и чувствовала так, словно мне в лицо плюнули. Вытерев слезы, я пошла разбираться.

— Что это значит? Ты меня из дома выгоняешь? — спросила я.

— Какая ты умная! — ехидно сказала мама. Папа нахмурился. Вопросительно посмотрел на меня.

— Они собрали мои вещи, — ответила я на его немой вопрос.

— Для чего ты это делаешь? — спросил папа. Мама наигранно удивилась.

— А что такого? Я не буду ее терпеть в квартире. Вдруг она какую-нибудь заразу принесет!

— Заразу принесет? — вспылил папа. Похоже, ее слова его задели.

— Мне повторить? — спросила мама. — Я тебе говорила, что если она начнет дурить, то я ее выгоню.

— Заразу только ты в дом приносишь, — сказал папа. — Думаешь, что я не знаю о твоих похождениях?

— Дети, в комнату, — рявкнула мама. Мальчишки убежали. А я не могла уйти. Да и куда уходить? Комнаты у меня все равно теперь не было.

— О каких похождениях? — спросила мама. — Я тебе не изменяю. Если эта сволочь тебе что-то сказала, то это выдумка больной фантазии.

Папа подошел к сумке. Достал оттуда папку. Кинул ее на обеденный стол. Из папки вывалились фотографии мамы в обнимку с мужиком. Они встречались на улице. Вместе заходили в гостиницу. Еще я видела распечатки диалогов из соцсети.

— Это обман. Фальшивка. Ничего не было.

— Давай посмотрим оригинал. Вот сейчас подойдем к компьютеру и посмотрим с кем ты общалась.

— Я не обязана доказывать тебе, что не изменяла. Если ты решил за мной следить… То ты сам себя унизил. Ты идиот, который верит фотомонтажу, который сделала эта сволочь. Ты понимаешь, что она это делает специально, чтоб нас поссорить.

— Хватит до Ирки докапываться, — сказал папа. — Она тут не при чем.