Капитан набрала какие-то символы на омникоме, и из небольших встроенных репродукторов зазвучала запись допроса. Мурси перемотала на середину, и Морган услышал собственный голос: неестественно заторможенный, едва произносящий каждое слово. А ведь тогда ему казалось, что он говорит быстро и без запинки: "Прикосновения её заставит твою кровь кипеть, взгляд потребует вырвать сердце из груди, а запах заволочет разум пеленою. Захочешь хоть раз связаться с такой, и никогда эта мысль тебя не покинет, а свяжешься — пропадешь".

— Ничего не напоминает? — спросила капитан.

— Это дед… — начал Морган, но Мурси его перебила.

— Ещё раз прослушайте внимательно и попытайтесь вспомнить вчерашние ощущения триггера.

Внезапно, Морган вспомнил, как ему действительно казалось, будто кровь в теле закипела. Как мешало собственное сердце, почему он собственно и порвал майку. Как появилась Мурси в каюте, и всё стало только хуже, едва её запах коснулся ноздрей. Как Морган сопротивлялся этому, но в итоге окончательно потерял волю и обезумел. Неопознанная ломающая личность боль, давящая изнутри, и снаружи, казалась ему тогда настоящей. Явственной, дробящей, невыносимой. Реальней чем сама реальность. Катар уставился неподвижным взором на капитана.

— По-моему, это ответ на ваш вопрос. Вам показалось, что вы переполнены страстью, — улыбнулась Мурси. — Но звучит поэтично. Кровь закипит, сердце убежит, тужур-абажур, все дела! Ваш дед стихоплёт?

— При чём тут это, сэр? — завертел головой Морган, но вдруг нахмурился, почесал лоб и разочарованно сник. — Это аллегория, да? А я всегда воспринимал в прямом смысле. И мне вчера действительно казалось, что кровь моя кипит, а сердце существует отдельно. А вот когда почувствовал ваш запах, на этом моменте, признаться, уже ничего не помню. Вы теперь меня уволите?

— Пф-ф-ф, — рассмеялась Мурси. — Вы что думаете, первый кто на мне барахтался? Я только не понимаю, если вы всё воспринимали в прямом смысле, то где в родительском гипнозе фраза «вцепись ей в горло, сними штанишки и порадуй своего выхухоля»?

— Какого выхухоля? — напрягся Морган.

— Фиолетового предположим, — пуще прежнего захохотала Мурси. — Откуда я знаю, какого он у вас цвета? До этого у нас не дошло.

— А вы как будто бы жалеете! — вырвалось у Моргана.

— А то! Я потом Ванно таких звездей надавала! Подождать, что ли, не мог, пока вы закончите? Татуху себе даже сделала, чтобы в следующий раз вам не пришлось так долго целиться. А то изгрызли мне всю шею, — капитан слегка наклонила голову и указала на пятно чуть левее правого уха. Издалека выглядело обычным синяком от укуса, с четко очерченными следами зубов. Но катарское зрение сразу разобрало вместо точек символы, которые ясно складывались в: "Кусать тут".

— Вы невозможны! — вскочил Морган, расплескивая остатки содержимого кружки. Голова его закружилась от резких движений, и он вынужден был опуститься обратно.

— То есть, вы сейчас хотите запретить мне относиться к вашему поступку так, как я это чувствую? Навязать собственные ощущения? — отряхивая с футболки настойку, веско проговорила Мурси. — Вам не кажется, что это немного несправедливо? Неужели, по-вашему мнению, я не имею права испытывать ничего, что доставляет вам дискомфорт? Даже сотворенный вашими собственными зубами? — капитан посмотрела Моргану прямо в глаза. И в этом взгляде уже не читалось ни смеха, ни легкости. Это был тяжёлый взыскательный взор, которым она могла приковать к месту, застыдить, заставить её слышать. От которого хотелось провалиться. Рассердилась всё-таки. Моргану очень не хотелось, чтобы так всё закончилось.

— Нет, Мурсик, конечно нет. Я неправ. Не гневайтесь, — обреченно вздохнул он. — Вы имеете полное право презирать меня. Мой поступок не достоин мундира офицера, не достоин катара. Я только хотел, чтобы вы при этом помнили, что никогда в своих мыслях я не допускал подобного развития событий. Я вас уважаю как личность, пусть и критикую иногда. Часто. Почти всегда. Но это только из-за какой-то непонятной мне тревожности. Возможно, я действительно воспринимаю вас как младшую сестру, поэтому и излишне опекаю. Но только и всего.

— Тревожности? — удивленно переспросила Мурси. Так же быстро, как появилось железо в её голосе и взгляде, оно сменилось сочувствием и заботой, которую Морган и раньше видел. Только теперь, на контрасте, он вдруг осознал, что так она почти всё время разговаривает с ними — со всеми в отряде.

— Да, сэр, — нехотя признался Морган. — Я тревожусь. С первого задания. Как только увидел, что вы беспечны, так и затревожился. А после Вакхийи, это чувство всегда сопровождало меня в мыслях о вас, — Мурси смущенно улыбнулась и как-то по-особенному тепло посмотрела на катара. Это придало ему уверенности, и он решил сознаться полностью: — Поэтому я и рвусь вас защищать. То от Ванно, то от снежака. Это неконтролируемо. Если вижу опасность или угрозу на ваш счёт, то в голове что-то щёлкает. Ну и… Насчет той поговорки от деда. Для катар слово «связаться» имеет двойной смысл. Связка — это обряд зачатия, то, чем скрепляют обычно союз двух катар. Ну, вроде… Как у людей свадьба. В общем, если кто-то говорит, что он связан с вами — это означает, что вы вроде как в браке и растите общих котят.

— Вот теперь, наконец, всё понятно! А так как мы с вами обсуждали до этого секс, вас и торкнуло на этой почве.

— Нет, сэр! Связаться — это вообще не про секс! Глубже! — Морган сжал руками виски из-за очередного приступа мигрени. — Это уже не просто физическая близость. Это ответственное действие. На всю жизнь! Если ты решил завести с кем-то котят, и даже у вас дошло дело до связки, это означает, что теперь вы будете с этой персоной до конца жизни. Понимаете?

— Не понимаю, — отрицательно покачала головой Мурси. — Что именно вы хотите донести до меня?

— То, что в произошедшем с моей стороны не было и намека на простую грубую похоть. Я не пытался за счет вас удовлетворить потребности! Не знаю почему, но вчера, я решил связать с вами свою жизнь. Теперь понимаете? — и, глядя как вытягивается лицо Мурси, вздохнул и попытался объяснить спокойней, другими словами: — Да, у катар это по взаимному согласию, и будь вы кошечкой, жевание вашей холки показалось бы вам сладким мгновением, потому что, как я и говорил ранее, у нас там самая чувствительная эрогенная зона. Для меня важно, чтобы вы знали! Вы представляете, каким я должен был быть невменяемым, чтобы желать жениться на йонгее?

— Не представляю ни одной вменяемой персоны в Галактике, кто этого бы хотел, — хохотнула Мурси. — Так я зря татуху набила? Вам совсем никогда не захочется, если даже я вот прям сейчас разденусь?

— О, Разум! Какая же вы непробиваемая женщина! Только об одном думаете, да? Вас только это завлекает? Раздеться, поваляться в постели, обмазать друг друга слюнями и ещё чем другим?

— Обмазаться слюнями, я не могу! — согнулась в приступе смеха Мурси. — Морган, вы, вообще, представляете, как происходит этот процесс? Попробовали хоть раз, быстро бы втянулись.

— Ну-ну, ага! За кого вы меня держите? Конечно я пробовал, даже с человеческими женщинами. Что ж я, по-вашему, принял обет безбрачия? Именно поэтому я так категоричен. Всё это чушь! Чушь, на которую не стоит тратить своё время!

— Ах, вот оно что! Вам не понравилось? — смахнула слезу Мурси. — Не, ну логично, если вы не достигли разрядки, какое же это удовольствие? Хотя, конечно, жаль.

— Почему вам жаль? — недоуменно заморгал Морган.

— Мы могли бы с вами уволиться из войск, открыть платную подписку на галатрубе и радовать зрителей вашими спонтанными экспромтами.

— Издеваетесь, сэр?

— Немножко, — язвительно улыбнулась капитан.

— Ха-ха, как смешно! Извращаться над обычаями другой расы. Очень свежо! Я, вообще, не понимаю, что же вы с таким талантом к дирижированию не пошли в режиссеры. Ставили бы спектакли на потеху публике, разыгрывали сценки. Такой дар пропадает!

— А что, Морган! Мне нравится идея. Всё, решено! С завтрашнего дня передаю вам все дела. Вы спасаете Галактику, а я позову на вашу роль канцлера Шнобби и мы с ним продолжим зажигать.