Нахальность, неделикатность, неуважительность, нескромность… Екатерина примерила каждое слово к себе – нет ли в ней презренных пороков.
– Биатриче, ты запугала нашу гостью! – воскликнула Сибилла. – Вам не нужно бояться Раффаеле, моя милая, о вас он говорит только хорошее!
Она улыбнулась и заглянула Екатерине в лицо весёлыми молодыми глазами.
– Сеньор Раффаеле говорил вам – обо мне?
Он впустил её в свою память? Её образ запомнили глаза – самого герцога ди Кастеланьоло?.. А ведь она всего лишь дочка отставного гвардейского ротмистра! Выросла в провинции… Другое дело – Нина. Умна, благородна, образование и воспитание – comme il faut.
– А кто родители сеньора Раффаеле? – Екатерина решилась на смелый вопрос. – Они не приехали с вами в Россию?
Ответила Биатриче:
– Родители Раффаеле погибли. Его mammà была королевской крови. Её казнили. Мы уехали из Неаполя из-за неё, чтобы Бонапарте не преследовал Раффаеле.
– Королевской… крови! – Екатерина едва не поперхнулась куском хлеба. Что она делала в этом обществе, с деревенским домашним воспитанием?
– Разве Раффаеле не рассказывал вам? – спросила Сибилла.
– Сплетничаете, маркиза! – дон Патрицио Сан-Чезаре изобразил рукой клацающий рот.
В присутствии русских гостей они старались говорить друг с другом по-русски.
– О чём вы рассказываете, commàre17? – спросил Раффаеле.
– Твои гости не знали, что ты из рода Борбоне.
Вилка княгини Нины замерла зубцами в котлете.
– Вы бежали в Россию от Наполеона и потому скрываете королевское происхождение, сеньор Раффаеле?
– Это не совсем так, – он мягко отстранил ладонями белую скатерть. – Моё отношение к королевскому роду – не более чем семейное предание.
– Это предание погубило мать Раффаеле, – Эмилиана провела по горлу длинными пальцами. – Оно могло и Раффаеле погубить, но мы успели уехать. Герцогиню Пачифику ди Кастеланьоло расстреляли за роялистский заговор.
– Боже мой! – ахнула Нина.
– Я с детства знала Пачифику, – Сибилла вздохнула, подняла на потолок глаза. – Она была меня старше. Я хорошо помнила её отца. Говорили, что он был незаконным сыном короля Карло или его дальнего родственника из рода Борбоне. Я не знаю, что породило эти подозрения. Он носил фамилию графа Сан-Ренато, своего отца. Он умер, когда меня отдали на воспитание в монастырь маленькой девочкой. Пачифика была редкая красавица. Моя mammà любила говорить мне: «Будь как Пачифика», «Твои манеры должны быть как у Пачифики». А как она танцевала фанданго!.. Я любила её, как сестру. А она называла меня «rigginema»18. Когда меня забрали из монастыря, Пачифика собиралась замуж. Она попросила за меня перед королевой, и меня приняли чтицей. Первый год при дворе я служила под покровительством Эмилианы. Они были подругами. Королева Мария Каролина благоволила Пачифике. Король Фердинандо имел фавориток, но Пачифику ни разу не склонил к любовной связи. При дворе ходили слухи о её близком родстве с королём. Его величество мог их слышать. Королева помогла Пачифике найти хорошего мужа. Герцог ди Кастеланьоло, отец Раффаеле… Отважный офицер!..
– Мой самый дорогой друг, – произнёс дон Патрицио. – Мы росли вместе. Вместе бегали по морскому берегу, ловили анчоусов, собирали цветные камни и лазали за красными апельсинами. Фабио избрал военное поприще, а я канцелярию. Поход за освобождение Рима от французов стал для него последним.
– Нет – он благополучно вернулся оттуда, – Сибилла покачала указательным пальцем. – Смерть нашла его в родном Неаполе, когда за нашей армией из Рима пришли якобинцы. Общество Неаполя разделилось.
– На верных королю и предателей-франкмасонов, – Эмилиана передёрнула плечами. – Наши бывшие друзья стали проповедовать liberté, égalité, fraternité19.
– Мне было шесть лет. Я помню, как мимо нашего дома шли с флагами, – сказала Биатриче. – Мне не разрешали подходить к окну, и я подглядывала украдкой. Они были похожи на бандитов: грязные, в красных колпаках; дамы – со стрижеными волосами!
– Они и вели себя, как бандиты, – добавил Джулиано. – Мне пяти лет не исполнилось, а я запомнил, как испугался, когда они разбили наше окно камнем. Они пели: «Ah! ça ira, ça ira…»
– Джулиано, замолчи! – Биатриче схватилась за щёки. – Я боюсь этой песни!
– Бедный мой мальчик! – Сибилла протянула к сыну руки через стол. – В эти страшные дни мы остались одни в Неаполе с нашими маленькими детьми. Король Фердинандо укрылся на Сицилии. В порту сожгли все корабли.
– За что убили вашего отца, сеньор Раффаеле? – спросила княгиня Нина.
– Мой отец вышел на площадь, хотел призвать предателей встать на защиту короля. Он увидел в толпе знакомые лица офицеров своего полка. Один из них заколол его.
– Несчастная Пачифика осталась с Раффаеле одна, – Сибилла покрутила сщипнутыми пальцами. – Мы пережили пять страшных месяцев Партенопейской республики. Так якобинцы стали называть наше королевство.
– Нас, роялистов, они называли разбойниками, – дон Патрицио покачал ладонью перед виском.
– Пусть так, – сказала маркиза. – Мы знаем, что многие нас судили за преданность королю и королеве, когда предателей беспощадно казнили. Но в нас осталось сильно убеждение, что в сердце монархиста не должно быть места осуждению.
– Я не судила бы вас! – высказалась Екатерина. – Власть короля дана от Бога! Никто не вправе осуждать, хорош король или плох, достоин он почтения или нет!
Какие честные и строгие глаза! Раффаеле улыбнулся: интуиция подсказала ему ещё вчера, что эта девушка не могла думать иначе.
– Если бы Фабио остался жив, он не пережил бы позора неаполитанской армии, когда французы пришли второй раз, – рассуждал дон Патрицио. – Это случилось после сражения в Аустерлиц. Вы воевали там, князь?
– Да, верно, мне пришлось в том сражении участвовать…
– Поражение России и Австрии означало наше поражение. Бонапарте издал приказ уничтожить династию Борбоне.
– Король и королева не ждали, когда Бонапарте отправит их на гильотину, как французскую королевскую семью, и уплыли в Сицилию, – добавила Эмилиана.
– Но почему вы говорите «позор неаполитанской армии»? – обратился князь Пётр Васильевич к маркизу. – Вы же не отдали Неаполь французам без боя. Насколько мне известно, генерал Массена встретил довольно сильное сопротивление.
– Наши воины приняли французов достойно, – железным тоном произнесла Эмилиана и сжала тонкие багровые губы. Лицо её сохраняло спокойствие и любезность, а дрожащая рука до изнеможения комкала салфетку.
– Наш старший сын Ладзаро погиб. Наш мальчик, – проговорил поникшим голосом вице-адмирал. – Он оборонял крепость Гаэта…
– Неаполитанская армия не смогла защитить корону Борбоне, – сказал дон Патрицио. – Наши крепости сдавались, солдаты бежали. Восстания продолжались, но французы не щадили людей. Грабили, убивали.
– Они истребляли всех, кто мог хранить в себе память о преданности королю Фердинандо, – добавила Сибилла. – Мы не знаем, кто донёс ставленникам Бонапарте, что Пачифика и Раффаеле из рода Борбоне.
– За Пачификой приехали вооружённые кавалеристы, – продолжала Эмилиана. – Я была с нею. В её доме. Она успела попросить меня спрятать Раффаеле. Раффаеле не знал о чём-либо, я тайно перевела его в наш дом. Пачифику спросили: «Вы не признаете короля Джузеппе Бонапарте и желаете восстановления династии Борбоне?» Она ответила: «Я не признавала и не признаю на троне Неаполя никого кроме настоящего короля из династии Борбоне». Должно быть, она сказала так на суде – это погубило её. Пачифика презирала ложь и притворство.
– Но вы сказали, что герцогиню обвиняли в роялистском заговоре. Какие нашлись тому доказательства? – пытливые глаза княгини Нины смотрели на вице-адмиральшу.
– Пачифика не была в заговоре. Какие нашли доказательства? У нас нет ответа. В тюрьме неаполитанские солдаты относились к ней с почтением. Это злило французских офицеров. Я приходила просить свидания с нею. Они требовали меня выдать им сына Пачифики. Говорили, это для допроса. Мне угрожали. Обещали повесить с мужем и дочерью на реях его собственного корабля.
