– В порту Неаполя патрулировали солдаты, – продолжала Сибилла. – Они ждали, что Раффаеле побежит на Сицилию просить защиты короля. Я и маркиз с детьми отправились в Абруццо – без слуг, переодетые бедняками. Мы сказали Раффаеле, что ему нужно скрыться для облегчения участи матери. Раффаеле исполнилось девятнадцать лет. В тот год он закончил университет и готовился поступить на службу к королю, но не успел. Эмилиана и дон Сильвано остались в Неаполе. Они пытались помочь Пачифике и собирали наше имущество. Через пять дней мы добрались до моря Adriateco. Путь был трудным и долгим: через горы, деревни. Абруццо оккупировали французы. Но там нас не ждали и не узнавали. Через семь дней мы встретились с друзьями в порту Пескара. Они приплыли из Неаполя с вестью о казни Пачифики. Мы взошли на корабль и уплыли в Австрийскую Империю.

– Но Австрия заключила мир с Францией, – добавил дон Патрицио. – Мы поспешили к границе с Россией. Мы знали, что только русские не выдадут Раффаеле Бонапарте.

– Мы остановились в Вильно на четыре года, – продолжала маркиза. – Там был ближайший университет. Мы обратились к князю Адаму Чарторыйскому с просьбой принять туда нашего сына. Когда Джулиано закончил университет, мы приехали в Пьетро-бург. Здесь, в русской столице, мы могли надёжнее спрятаться.

– Одна надежда даёт нам силы жить, – вице-адмирал Порчинари потряс скрещенными пальцами. – Увижу ли я, больной старик, наш Неаполь? Успею ли узнать, что не напрасно мы потеряли нашего Ладзаретто?

Он достал из кармана хлопчатый платок и заплакал в него, уронив седую голову.

– Pate! – воскликнула Биатриче. – Pate! Вы не можете так думать! У вас опять случится удар!

Она выпорхнула из-за стола, обежала гостей и обняла вице-адмирала.

– Простите, – произнесла Эмилиана. – Мы знаем, у русских не принято выказывать чувства.

– Вам не в чем извиняться, сеньора, – ответил князь Пётр Васильевич. – Мы понимаем ваши настроения.

Она встала из-за стола. Гордым твёрдым шагом, как ходят придворные дамы, направилась к белым дверям в соседнюю комнату и распахнула их:

– Прошу вас!

Все прошли в диванную. За столом продолжал сидеть один вице-адмирал. Он не двигался и не отнимал от глаз платка. Биатриче осталась с ним, облепив его плечи обеими руками.

В диванной напротив окон, закрытых белыми шторами с бахромчатыми ламбрекенами, гудел горячий камин. В простенке стоял один канделябр с зажжёнными свечами.

Эмилиана приказала принести два стула и две мандолины.

– Я сыграю для вас. Raffajele, ajutame, sunarriamo a dduje!20

Они исполнили на двух мандолинах Сицилийскую сонату Доменико Скарлатти. Екатерина наблюдала за сосредоточенным лицом Раффаеле, за его рукой, задевающей струны птичьим пером. Музыка отзывалась в стенах серебряными звуками и уносила в мир позднего барокко, окружённых пальмами дворцов и неспешных прогулок по белым дорожкам королевского парка.

Тихонько отворилась дверь – вошла Биатриче. Вице-адмирал пробрался за нею к дальнему дивану у стены.

Эмилиана покачивала головой в такт. В уголках её губ мелькала улыбка, когда она встречалась глазами с Раффаеле, – будто взгляд помогал держать созвучие.

– Эту музыку мы исполняли для королевы с матерью Раффаеле, – мандолина опустилась к ней на колени.

– Великолепная музыка! – похвалил князь Пётр Васильевич. – А сколько в ней души! Верно, Нина?

Екатерина встрепенулась: кто-то взял её за руку.

– Я хочу показать тебе дом, – Биатриче смотрела на неё светящимся взглядом.

Что скажет Нина?..

Княгиня кивнула. И девицы вышли в другие двери – во внутренние покои.

Дочка вице-адмирала была одного роста с Екатериной, но крепче сложена. Белая ткань платья обрисовывала её стройные сильные бедра. Рядом с нею Екатерина казалась тонкой, как берёзовая веточка.

Они прошли анфиладу комнат и оказались в прохладной зале с портретами на белых стенах и нерастопленным камином. Между портретами висели шпаги, сабли, ножи, пистолеты старых и современных образцов.

– Я никогда не видела столько оружия, – сказала Екатерина. – Чья это коллекция?

– Моего отца, – ответил вошедший Раффаеле. – С этой шпагой он не расставался.

Он взял со стены шпагу с позолоченным эфесом в чёрном чехле и поднёс ей. На клинке мерцали чернёные буквы: «Viva Ferdinando IV».

– Раффаеле! Покажем, что мы умеем? – воскликнула Биатриче. Когда она улыбалась, верхняя губа её делалась припухшей, словно ужаленная пчелой.

Он вернул шпагу отца на стену и снял две другие – с короткими клинками. Скинул на пол фрак и остался в чёрном жилете и белой батистовой рубашке.

Они подняли шпаги перед собою. Раффаеле шагнул на Биатриче. Она сделала грациозный выпад в белом платье – и направила клинок ему в грудь. Екатерина ахнула – отступила к двери.

Клинки замелькали у неё в глазах, свища, как плети. Биатриче крутила шпагой над головой, держа её обеими руками, и, разворачиваясь с нею, как в танце, от локтя выдвигала клинок вперёд. Шпага проскальзывала под мышкой у Раффаеле – и он уклонялся, отбиваясь из-за спины; Екатерина вздрагивала. Они обманывали друг друга: рисовали клинками круги и арабские восьмёрки перед глазами, перебрасывали вращающиеся шпаги из руки в руку. Биатриче закрывалась обеими руками, обнимая грудь, – и клинок выскакивал, как жало, то из-под её локтя, то из-за бедра, то от плеча.

На секунду они отошли друг от друга. Биатриче просвечивала грудь Раффаеле взглядом из-под прямых бровей, выставив шпагу и ногу в белой туфельке. Он смахнул со лба чёрную прядь. Посмеиваясь с высоты своего роста. Она перевела дух – и вернулась к атаке. Металлический лязг оглушил Екатерину.

– Раффаеле учит меня фехтованию, – высказала Биатриче на выдохе.

Визг скользящих друг о друга лезвий отозвался эхом в потолке залы.

– Мы готовимся сражаться за короля, – добавила она, мельком взглянув на Екатерину.

– Вы не боитесь пораниться?

– Мы рискуем, – ответил Раффаеле. – Зато наши приёмы гарантируют безусловную победу. Неаполитанское фехтование превосходит другие школы. Мой отец владел им в совершенстве. Но мы с Биатриче изучаем также движения французской школы, чтобы знать возможные промахи в технике противника.

Он изменил стойку: выпрямился, выставил колено – и направил шпагу на Биатриче от плеча. Она отбила двумя ровными ударами, согнув и разогнув руку.

– А давно ли вы занимаетесь?

– С первого дня в России! Биатриче – способная ученица. За год мы изучаем десять приёмов…

Ученица подвела клинок под его правое запястье – и шпага вылетела на паркет. Шатающаяся гарда зазвенела, как бубенцы тамбурина.

Из смежной комнаты послышались шаги, бронзовая ручка повернулась.

«Chiassu!»21

И оба, как фокусники, оказались с пустыми руками.

– Это я, не бойтесь, – улыбнулся Джулиано и закрыл за собою дверь.

– Mammá не позволяет мне, – шепнула Биатриче Екатерине.

– Ты умеешь драться только со шпагой, Биатриче?

– С саблей могу. И с кинжалом. У меня сильные руки. Потрогай, Катари́!

Девичья рука под батистовым рукавом-фонариком, нежная и изящная с виду, оказалась мускулистой.

– Ударь меня, Биатриче, – предложил Раффаеле.

– Нет! – она перечеркнула пальцем воздух.

– Тогда меня! – Джулиано сунул локоть ей под бок. – Покажи свою силу!

Она рассмеялась и толкнула его в плечо. Екатерина улыбнулась: «кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном»22.

– Сеньорина Каттерина! Должно быть, вам интереснее картины, нежели оружие, – Джулиано указал рукой на стену. – Извольте рассмотреть нашу галерею. Вы стоите под портретом короля Фердинандо Де Борбоне.

Она обернулась. Джулиано, Раффаеле и Биатриче встали за её спиной – перед лицом бывшего короля Неаполя. Шлейф эха весёлых голосов поглотила тишина.