После этого Диего нарочно пошевелил ушами, будто что-то услышал. Он спрятал оскал и повернул голову, откуда будто бы исходил какой-то звук.

«Я буду рядом. Не смей уходить в город без меня. Выведай информацию», — мысленно обратился Диего и невольно взглянул на её заколку, которая едва-едва подсвечивалась, принимая его мысли. Мысленно оборотень улыбнулся. Одно дело быть частью стаи, но другое дело не быть оборотнем — Лина не слышала голосов волков, когда они общались между собой. Как правило, это касалось тех юнцов, которые еще не доросли до двуногой формы, и Диего было принято решение это исправить. Он заказал ей заколку, которая бы принимала и передавала мысли стаи так же, как и мысли Лины оборотням.

— Подожди меня здесь, моя сладкая самочка, — прорычал Диего в ухо Лины. Ах, как хотелось лизнуть её в губы, но они еще не обсуждали личные прикосновения, когда он был в таком облике, потому все, что он смел себе позволить, это боднуть её ласково головой в плечо и, сделав пару шагов, обтереться телом. — Кажется, неподалеку есть не менее сладкая лань.

После чего Диего рванул вперёд, тут же скрываясь во тьме леса и прячась в шелесте листьев.

***

Некоторое время назад, в один из дождливых дней, который не был описан, далеко от родного дома умирали оборотни. Смерти хуже придумать нельзя, но главное, они были вместе — они не шли в земли Морро в одиночестве, как и полагалось стае. Но, прежде чем богиня их заберет, они должны выстрадать свою дорогу к раю.

Зак мысленно умолял забрать его. Умолял умереть быстрее, потому что боль в животе порой была нестерпимой. Ни он, ни братья не могли ни есть, ни пить. И только холодные капли дождя мочили сухие губы и, черт возьми, продолжали эти мучения.

Кому-то, кто остался, чтобы не задерживать остальных, было легче. Если можно так сказать. Их было единицы, кто был ранен «Ружья» в ногу или в руку, но и те со временем будто отравлялись самой страшной ягодой. И умирали.

Зак дышал тяжело в облике вервольфа. Он лежал под деревом, укрывшись от ливня, открыл пасть и дышал. Дышал отрывисто, с трудом. Его кости так ломило, словно он попал под оползень, а тело трясло от жуткой лихорадки. Забавно, что оборотни вовсе лихорадки не испытывали. Теперь, судя по описанию людей, он понимал, что это.

Это же состояние его тревожило во сне. Он и не спал, как ему казалось. Просто вырубался, но и во сне продолжал ощущать боль. Справа выл волчонок Пиро — совсем еще щенок по сравнению с Заком, и он почти отгрыз себе лапу. Ему не мешали. Понимали, что парень делал хоть что-то, чтобы облегчить свою боль. Да и ускорял неизбежную смерть. Поляна заполнилась запахом его крови. А то и хорошо, ибо тройка молодых братьев со слабыми ранами не успевали захоранивать умерших. Поляна пахла смертью, гнилью. И что еще более устрашало перед смертью — умереть вот так, вдали от дома не в бою, а смертью слабака, который не смог увернуться от удара.

— Зак, — услышал печальный голос брата бывший заместитель вожака. — Мэл принес куропаток. Может, хоть ты поешь?

Зак на миг замер и открыл глаза, видя перед собой еще одного молодого парня с рыжей шевелюрой, которая из-за дождя прилипла к лицу. Спрятав высунутый язык и закрыв пасть, Зак попытался подняться, но боль тысячами игл пронзила его тело, и он упал обратно.

— Спасибо, Емис, но… — сказал Зак с большими перерывами между слов, — ешь сам и уходи. Сам видишь… Еще сутки, и нас уже здесь не будет. А тебя твоя уже заждалась.

Рыжий волчонок тяжело вздохнул и опустил голову. Зак понимал. Он не хотел бросать своих умирающих одних, но и видеть, как они умирали, не имея возможности даже куска в глотку запихнуть — не менее болезненное зрелище. Но он не бросил стаю… Он хотел проводить их до конца. Наверное, именно это он хотел сказать:

— Зак, я…

Но уши оборотней уловили неестественный для этой поляны звук. Укус железа, которого здесь просто не должно быть. И Зак, и Емис невольно обернулись на этот звук, который издал тот малыш, грызущий свою лапу. Уже добрался до кости, и пачкая всего себя в крови, но… Он отвернул морду от лапы и выплюнул что-то. Судя по звуку… не кусок своей кости.

— Пиро? — позвал брата Емис.

А малыш Пиро скулил, тяжело дышал, но вместо того, чтобы продолжить грызть лапу, он стал… её зализывать?

«Все хорошо, — ответил щенок. — Стало легче».

— Легче?

«Легче?»

И те, кто был в звериной форме, и те, кто был в человеческом обличье — все невольно повторили такое сладкое слово… «Легче». Ах, как же они молили, чтобы и им стало легче… Но «легче» стать не могло. Просто не могло.

Зак зажмурился и попытался снова встать, но когтистая лапа была так слаба — он просто не мог хотя бы чуть-чуть опереться о неё. Емис был рядом, и одного взгляда Зака хватило на Емиса, чтобы рыжий оборотень подошел и осмотрел траву, куда Пиро что-то выплюнул. Он не мог ошибиться. Он выплюнул что-то инородное, но из своего тела ли? Стая тоже была свидетелем всего этого, и кто мог, пододвинулся к Заку ближе, чтобы серый оборотень смог выдвинуть свой вердикт.

Емис руками поворошил траву и очень быстро что-то нашел, а когда вернулся, положил перед мордой Зака что-то крохотное и черное. Поднять голову Зак не был в силах, но он глубоко вдохнул воздух, и картина перед его глазами была яснее, как если бы он смотрел.

Свинец. Стойкий запах самого обычного свинца. Отвратительный соленый запах крови был очень силен — запах Пиро, не только шерсти — собственной крови! Не было никаких сомнений, именно это он выплюнул. Но откуда взял? Из своей раны?

— Пиро? — еще раз позвал малыша Зак. — Правда легче?

«Больше не болит… Болят мои укусы… Тяжело очень, но больше не зудит… Не рвет на части», — ответил щенок. Зак и Емис переглянулись, и так как рыжий был в человечьем облике, он смог нахмуриться, хоть Зак и сделал бы точно такое выражение лица. Неужели?..

— Проверь, — приказным тоном сказал Зак Емису. Тот сначала не понял, что именно, но, когда осознал, насколько просьба была жестокой, распахнул глаза и аж на пятую точку сел, словно Зак его ударил.

— Что? Как?! Ты с ума сошел? Я же…

— Проверь на мне! — оскалился Зак. — Я все равно уже труп! Но если это окажется правдой, мы спасем оставшихся! — Все поняли, что случилось. Да только это еще нужно было доказать. Факт, насколько возросла надежда, был неоспорим. Даже те, кто готовился отойти в мир Морро, отсрочили этот миг и навострили уши, держась из последних сил. — Дайте Емису кинжал! Емис, моя рана была вот здесь… Режь!

***

С ухода Диего прошло примерно полчаса. Гарен упорно молчал, не желая отвечать на вопросы Лины. Ей даже показалось, что болтун все это время отвлекал их внимание враньём, а сам ждал, когда к нему придет подмога. Но эта нервозность быстро проходила, стоило вспомнить Гарена ещё во времена, когда они оба были послушниками в ордене. Впрочем, если она сильно изменилась с тех пор, то и он мог.

— Лин, слушай меня внимательно. Ты находишься под чужим воздействием, просто поверь мне, мы же друзья. Развяжи меня, — развеял Гарен все ее сомнения в его умственных способностях. Как оказалось, он просто ждал, чтобы Диего отбежал подальше, и ничто не мешало поговорить с Линой наедине. Он бочком придвинулся к ней поближе, чтобы вызвать доверие, напомнить, кто ее настоящий друг.

Лина, которая к тому моменту успела развести костер, с раздражением посмотрела на Гарена, но отодвигаться не стала. Им нужна была информация, и, как сказал Диего, она подыграет, чтобы Гарен ответил на все вопросы.

— Даже если это и так, что на самом деле нет, то в любом случае в ордене меня ждёт только казнь, я не смогу вернуться ни при каких обстоятельствах, — устало вздохнула Лина и поворошила хворост в огне.

— Я вступлюсь за тебя.

— Гарен, твое слово против слова главного охотника. Кого, думаешь, послушают? — Она обернулась на охотника и отпрянула, внезапно осознав, насколько близко он уже сидел. Оттолкнув его рукой от себя, она спросила: — Лучше расскажи, что нового. Что это за «ружья» такое?