— Эй, серая твоя морда! Иди сюда, а то воняешь почти как я.

Вместе с Тир ему не сразу, но удалось затащить волка в воду и вымыть, хотя тот и успел снова вцепиться в руку хозяину. Однако Эристор был так счастлив, что даже это не смогло испортить ему настроение. Поменяв воду, он с наслаждением вымылся сам, что-то фальшиво напевая себе под нос и поглядывая на Тир, которая смеялась, слушая его рулады. А после забрался в приготовленную для него широкую постель и, уже сонно щуря глаза, похлопал рядом с собой по кровати:

— Полежи со мной.

Тир устроилась рядом поверх одеяла, и Эристор, блаженно улыбаясь, обнял ее:

— Какая ты теперь круглая. Ана была права. Платье не подойдет.

— Что за платье?

Но Эристор уже спал. Тир еще полежала рядом, недоверчиво глядя ему в лицо.

«Неужели это и в самом деле он? Как будто и не было этого расставания. Спит… Мой…»

Потом она тихонько поднялась и вышла из комнаты. С помощью Аны ей удалось подобрать нежданному — и столь долгожданному — гостю полный гардероб, и она заботливо уложила одежду на кресле возле кровати спящего. Развалившийся у камина волк, распространяя вокруг себя одуряющий запах мокрой шерсти, в полглаза следил за ее действиями, а потом тоже погрузился в чуткую дремоту. И он, и его новый хозяин устали. Ох, как устали…

Управившись с делом, Тир снова присела рядом с Эристором. Счастливая улыбка сама собой неудержимо расплывалась на ее лице, когда она смотрела на него. Он похудел. Щеки ввалились. Черты лица обозначились резче, сделав лицо жестким, еще более суровым, но улыбка по-прежнему таилась в уголках потрескавшихся губ, а за густыми ресницами, которые сейчас отдыхали, почти ложась на щеки, прятались теплые добрые глаза. Как же Тир любила его! Она осторожно дотронулась до своего амулета из снежного хрусталя, который мирно соседствовал с деревянным дубовым листом на размеренно вздымавшейся груди спящего Эристора. Он привел его к ней. Целым и невредимым.

«Спасибо», — с живой благодарностью подумала Тир и внезапно нахмурилась — свадьба. Эристор наверняка захочет сыграть ее по традициям лесных — так, как все это было у Куиниэ и Кэлибора.

Вот только где здесь взять лесного шамана? А нет его, нет и свадьбы. Значит, малыш все-таки родится до брака…

«Как и его отец», — широко ухмыльнувшись, подумала Тир и погрозила спящему.

Теперь-то она понимала, почему между близнецами и их старшим братом было так мало сходства.

«Интересно, а на кого будет похож наш ребенок? И что я с ним буду делать? Как управляться? — Тир даже округлила глаза. — Мне не суметь без Аны! Это совершенно очевидно, а значит…»

Тир поднялась и, потирая руки, отправилась на поискиАнайриэльи Эрика. Их не составило труда уговорить и счастью Тир не было предела.

Следом за этим первым днем пребывания Эристора в доме Тир последовала вереница из многих других много более мирных и тихих. Эристор был заботлив и нежен, однако, к плохо скрытому неудовольствию Тир, ночи их были абсолютно целомудренны. Более того, Эристор даже перебрался спать на тахту. Сначала Тир молчала, принимая это за заботу о себе — заканчивался уже восьмой месяц ее беременности. Но потом, оглядывая свою расплывшуюся фигуру, она вдруг решила, что просто уродлива, и Эристор не хочет ее… Она проплакала всю ночь и наутро поднялась с красными глазами и распухшим носом, что опять-таки не прибавило ей уверенности в себе.

В этот день Эристор был еще более чутким и разве что пылинки не сдувал с будущей жены, чем довел ее почти до белого каления. Ночью она не выдержала. Тихонько отбросив одеяло, в кромешной темноте она прокралась к его ложу и робко присела рядом. Стыдясь и ругая себя за похотливость и полное отсутствие гордости, она осторожно просунула руку под его одеяло и повела рукой вдоль крепкого мужского бедра.

— Тир, — простонал рыцарь, который и не думал спать и уже давно с замиранием сердца прислушивавшийся к сопению и беспокойной возне любимой. — Я и так вот-вот взорвусь.

— Ну так взорвись, — прошептала она ему в самое ухо, и от ее горячего дыхания он задрожал так, что Тир почувствовала это.

Однако вместо того, чтобы потянуться к ней и обнять, он рывком перевернулся на живот и вцепился в подушку.

— Я больше не привлекаю тебя? — прерывающимся голосом все так же тихо спросила Тир. — Конечно, я теперь такая толстая и уродливая…

— Глупышка, — он легко погладил по вздрагивающей спине. — Я желаю тебя так, что скоро, наверно, мозоли от весел на обеих моих руках покажутся нежными весенними цветочками…

— Почему это? — недоуменно переспросила Тир.

Эристор вздохнул, что-то пробормотал себе под нос и, наконец, объяснился:

— Я дал обет не прикасаться к женщине, пока не сделаю тебя своей законной женой…

— Что?

— Я не могу его нарушить, понимаешь…

— Так зачем ты сделал подобную глупость? — вскричала она в полный голос, что прозвучало в тишине спальни, до сих пор нарушавшейся лишь негромким шепотом, как гром среди ясного неба.

Тир вскочила на ноги и, решительно топая, ушла к себе в постель. Повозилась, устраиваясь, а когда уже все стихло, и Эристор облегченно перевел дух, вдруг выпалила:

— А теперь представь, что бы ты, дурак здоровенный, с этим делал, если бы я тебе отказала! — мстительно выговорила она и отвернулась от ошеломленного открывшимися перспективами Эристора.

***

На исходе февраля в большой дом Тир опять приехал Снорри из клана Белого лиса. Синеглазый и светловолосый, он шумно отряхивался от снега, которым его запорошила, быть может, последняя в этом году метель.

— Здравствуй, господин Снорри, — застенчиво приветствовала его Тир, и тот, прищурившись, смерил ее взглядом.

Она изменилась. И дело было не в том, что стал еще больше живот. Изменилось выражение глаз. Тир была счастлива. И что-то подсказывало, что причина этого в высоком черноволосом лесном, серьезно и настороженно смотревшем на гостя. Снорри встретил его взгляд. С минуту эльфы — лесной и снежный — изучали друг друга, словно испытывая. Тир занервничала и уже собиралась заговорить, когда Снорри шагнул вперед, протянув руку:

— Ну, здравствуй. Как хоть звать-то тебя?

— Эристор Дориат, — он ответил на рукопожатие.

— А я сосед этой красавицы, Снорри Белый лис. Каким ветром к нам?

— Встречным, — кривовато усмехаясь, ответил Эристор.

Снорри улыбнулся в ответ — так же криво — и перевел взгляд на Тир:

— Я так понимаю, что теперь-то уж мне точно ждать нечего, госпожа моя?

Та качнула головой, стрельнув счастливым взглядом на любимого.

— Жаль… Тот поцелуй я забуду не скоро… Не хмурься, Эристор Дориат. Он был ворованный, а не дареный. Когда свадьба?

— Весной. В моем доме на землях лесных.

— А как же малыш?

Эристор усмехнулся.

— Похоже, это будет не то пятое, не то шестое поколение признанных бастардов на семейном древе Дома Красного дуба. Видно, такова уж наследственность.

— И ты?

— И я. И дед, и прадед… Отец вот подсуетился — ему удалось родиться уже после свадьбы своих родителей. Правда, всего через три месяца.

— Так ты, значит, забираешь ее…

— Мы будем приезжать, правда?

— Как пожелаешь, госпожа моя. Девочка должна знать родину своей матери.

— Это будет мальчик.

— Хорошо, пусть мальчик, — примирительно проговорил Эристор, нежно обнимая Тир за плечи.

Снорри смотрел на них, и легкая печаль проступала на его лице:

— Я рад за тебя, госпожа моя. Надеюсь, вы проживете долгую и счастливую жизнь вместе. Любовь редкая птица. Храните ее, кормите сытно, поите сладко и… не держите на сквозняке.

— Спасибо, — Тир порывисто шагнула к Снорри и, сжав запястья его крупных рук, быстро поцеловала в уголок рта, а потом так же стремительно отошла.

— Этот дареный, господин Снорри.

— Ворованный был слаще, — смеясь, ответил тот, но потом, посерьезнев, закончил, — но этот дороже.

Снорри Белый Лис уехал на следующее утро, и снова дни в доме Тир потекли мимо неспешной чередой. Пришел первый месяц весны — звонкий капельник, а с ним и нервное ожидание скорых родов. Однако ребенок не спешил покидать материнскую утробу. Лишь в самом начале светлого и звонкого снегогона Тир, проснувшись среди ночи, поняла, что началось… Она встала и, стараясь не разбудить Эристора, пошла в комнату к Ане. Та проснулась от первого же прикосновения и, увидев над собой перепуганную госпожу, сразу поняла, в чем дело: