— Твоя растерянность доставляет мне удовольствие, эльф. Ну да ладно. Я пощажу твою гордость. Хотя бы частично. Ты даже сонный и обкуренный защищал свой тыл так, словно это был последнее дерево Великого леса. Олисс не справился с тобой. Я предлагал ему кликнуть рабов, чтобы тебя подержали… Но он почему-то отказался. Зато ты овладел им… Не уверен. Я задремал и сбился со счета. Помнишь?

Эристор лишь качнул головой. Олисс приподнялся и, ласково коснувшись пальцами его губ, что-то проговорил своим мелодичным высоким голосом.

— Он говорит, ты умелый любовник и подарил ему такое наслаждение, как никто другой до того, конечно, кроме меня, великого, — Ссаид кривовато усмехнулся. — А еще говорит, что завидует той женщине, которой ты будешь расточать свои ласки, и немного ревнует.

Эристор взглянул в лицо юному нагу, который все еще доверчиво прижимался к его телу, оплетая ногу хвостом. Он был порочен до мозга костей, но его почему-то стало жаль. Эристор мягко погладил округлую щеку Олисса и, отстранив его, встал, ища глазами свою одежду.

— Что касается твоего дела, эльф, — следя за тем, как перекатываются мышцы на спине одевавшегося Эристора, бросил Ссаид, и тот, натянув штаны, обернулся. — Объясни Аххмету, где тебя найти. Он приведет их. Считай, что это подарок за то удовольствие, которое я получил, наблюдая за твоим телом ночью и за твоим лицом утром. Не возражай! Или так, или никак!

Эристор, так и не проронив ни звука за все это время, лишь пожал плечами и покинул «гостеприимный» дом Бошшаэтдина, задержавшись лишь для того, чтобы поговорить с надсмотрщиком…

Он вернулся в снятую им комнату, дрожащими руками снял с себя амулет в виде вырезанного дубового листа и сжал его в кулаке, прикрывая глаза. Шамана, от которого всегда можно было получить откровенный разнос или действительно разумный совет не было рядом, и Эристору пришлось утрясать свои дела напрямую с молчаливым Духом лесов.

Он говорил с ним страстно, изредка стукая себя кулаком то по лбу, то в грудь. А под конец поклялся не касаться тела женщины (или мужчины! Великий лес!!!) до тех пор, пока Тир, чистая, горделиво целомудренная Тир не станет его…

***

Эльвиреля и нескольких других рабов подняли чуть свет. Это были самые слабые, обессилевшие после долгой дороги люди и эльфы. Теперь их ждал невольничий рынок или смерть, если никто так и не польстится на них. Исключением среди этих доходяг, к которым Эльвирель по справедливости относил и себя, явился Питер по прозвищу Хитрец — предприимчивый воришка, каким-то туманным способом оказавшийся среди рабов шейха Ссаида Бошшаэтдина. Он был здоров и силен и тем не менее тоже шел вместе со всеми. Их сковали парами, причем Эльвирель как раз оказался с Питером, и повели прочь от остальных невольников. Однако дальше случилось непредвиденное.

Стражники-наги разделились. Четверо, подгоняя рабов криками, повели их дальше вдоль берега к рабским казармам невольничьего рынка, а двое, возглавляемые самим Аххметом, двинулись к близким домам торгового города, увлекая за собой лишь Эльвиреля и прикованного к нему Питера Хитреца.

— Эй, хвостатики, куда это вы нас? — не замедлил поинтересоваться Питер и тут же получил незлобивый тычок между ребер.

— Господин подарил вас, — лениво ответил Аххмет.

— Кому? — изумились почти хором оба раба.

— А тому здоровенному наемнику, который сломал шею Али.

— С чего бы это? — настороженно поинтересовался Питер, в то время как Эльвирель лишь радостно вскрикнул.

— Он провел ночь в его покоях… Наверно, угодил, — Аххмет подмигнул и рассмеялся.

Эльф и человек переглянулись.

— Ты лжешь! — выпалил Эльвирель.

— Зачем мне врать тебе, эльф? И вообще, заткни свою пасть. Ты пока что еще в моей власти.

В молчании они достигли большого длинного дома без окон, вошли в него и, пройдя почти до конца, стукнули в одну из дверей. Через минуту она отворилась. На пороге стоял мрачный и растрепанный Эристор.

— Сними-ка с них кандалы, Аххмет, — распорядился он. — Теперь эти двое свободны.

Звякнули цепи, Эристор почти за шкирки втащил Эльвиреля и Питера в комнату и решительно захлопнул дверь перед носом у охранников из свиты шейха Ссаида Бошшаэтдина, словно ставя точку в своих отношениях с ним.

— Эль-до, вы и правда ночевали у…

— Да.

— Ты что же, приятель, заработал нашу свободу своей задницей? Вот уж не подумал бы! — вступил в беседу с присущей ему непосредственностью Питер.

Эристор метнул на него свирепый взгляд:

— Задница моя, хвала Духу леса, осталась цела, но об остальном лучше не спрашивай. Ох, и влип же я через вас в историю!

Эристор взглянул на удивленно-непонимающие лица товарищей, еще не осознавших ту перемену, что радикально меняла их жизнь, и вдруг словно что-то отпустило его. Улыбка неудержимо расплылась на горбоносой физиономии и, согнувшись, топая ногами и тряся головой, он захохотал.

А, отсмеявшись, посерьезнел и проговорил:

— Теперь, по большому счету, мне следовало бы вырезать вам языки, чтобы вы не разболтали о моих «амурных» похождениях, когда вернемся домой.

И тут до бывших рабов дошла мысль — свободны! Молча и как-то очень сосредоточенно они бросились к Эристору и принялись обнимать его.

— Полегче, полегче, — тщетно отбивался он. — Довольно хватать меня, я с некоторых пор как-то слишком болезненно реагирую на это.

И тут уже засмеялись все трое. Громко и заливисто, как могут смеяться лишь свободные люди.

— Что теперь, эль-до? — спросил Эльвирель позже.

Эристор уже сытно накормил и его, и Питера, и теперь все трое валялись на тюфяках, позволяя усталым телам насладиться столь приятным ничегонеделанием.

— Теперь мой путь лежит дальше на север. Как только найдется попутный караван или проводник, я уйду.

— А как же мы? Твой этот Эльвирель элементарно не осилит этот путь, — Питер быстро взглянул на исхудавшее, обессиленное тело эльфа, который, несмотря на всю важность разговора, клевал носом — сытная еда и тепло словно опьянили его.

— Я подумал об этом, и здесь мне придется целиком положиться на тебя, Питер. Твое лицо подсказывает мне, что ты жил далеко не добропорядочной жизнью, и честность не принадлежит к числу твоих добродетелей, но хотя бы в благодарность за полученную свободу…

Питер с достоинством выпрямился на своем тюфяке, что выглядело очень комично, но Эристор, будучи человеком тактичным, подавил улыбку.

— Я вор, эльф, а не неблагодарная свинья. И я никогда не предавал товарищей. Что я должен буду сделать?

Эристор посмотрел на Эльвиреля — тот уже спал.

— Что ж, слушай. Вы с ним в любом случае перезимуете здесь. За эту комнату уплачено за полгода вперед, и я вам оставлю все деньги, которые у меня есть. Позаботься об Эльвиреле. В Лесном королевстве, в одном из вассалитетов моего Дома — Дома Красного дуба его ждут жена и дочь…

— Твоего Дома?

— Да. Так что получается, что в какой-то степени я повинен в том, что он стал рабом. Ведь именно за мной он преданно последовал в поход. Как и я сам — за королем Ангродом…

— Ты все больше удивляешь меня, эльф. Или теперь мне к тебе надо обращаться повежливее?

— Хорошо бы, но боюсь, уже поздно что-то менять, — Эристор хмыкнул. — Так вот. Вы перезимуете здесь. Если останусь жив, вернусь за вами весной, если нет… Я хотел бы, чтобы вы оба добрались до земель лесных. В замке Дома Красного дуба остались мои младший брат и сестра, ее муж Кэлибор… Расскажите им все, что знаете обо мне. Я оставлю вам письмо для них. Напишу и о тебе. Если захочешь — останешься там, на меня работает много людей, если нет — тебе щедро заплатят, и ты будешь волен распоряжаться собой.

— Не сомневайся. Я все сделаю как надо даже и без этой платы, хотя она окажется приятным разнообразием в моей унылой жизни, — Питер возвел свои плутовские очи к небу и скорчил умильное лицо.

Эристор рассмеялся и, хлопнув его по плечу, встал:

— Отдыхайте. Я пойду искать себе спутников.