— Все готово, хозяин.

— Не хочу прощаться, дорогие мои. Так что, до скорой встречи.

— Духи да хранят тебя в пути, — слезы опять покатились из глаз Куиниэ. Или это был дождь?

Эристор вскочил в седло, его серый жеребец нетерпеливо переступал копытами, чуя впереди долгий путь. Питер тоже взобрался на своего коня и подхватил поводья лошади, нагруженной их немудреной поклажей. Прощальный взмах руки, и копыта застучали по настилу подъездного моста…

— Как думаешь, у него получится? — утыкаясь лицом в грудь мужа и шмыгая носом, спросила Куиниэ.

За Кэлибора ответил Энтондил:

— Говорят, пьяным и море по колено, а такая любовь — что доброе вино. Не плачь, эль-сэ, мы не станем печалиться. Мы будем просто ждать.

Это была самая ужасная дорога в жизни Тир. До этого она десятки раз пересекала море на пути от Белого архипелага до земель лесных и обратно, ходила в другие страны, заплывала на своей ладье по системе искусственных каналов в подземные города гномов, спускалась по течению великой Реки-матери до шаханата нагов, чувствовала себя как дома на рабовладельческих рынках Востока и Запада, но никогда с ней не было ничего подобного.

Жестокая морская болезнь терзала ее денно и нощно. И самое скверное, что так же ужасно она чувствовала себя и на коротких остановках в пути, когда они причаливали к берегу. Все, что ей удавалось уговорить себя съесть, тут же забирало море за бортом. Когда они добрались до дома, Тир уже едва держалась на ногах. Но она была благодарна своей неожиданной болезни. Ей было так плохо, что ни о чем другом, кроме этого, она думать просто не могла. Образ Эристора, кидавшегося в волны следом за уходящей ладьей, его последние слова, полные горечи и обиды, были бы для нее много страшней и мучительней непрерывной дурноты и рвоты.

— Где вас так долго носило?! — встретила их Анайриэль. — Я уже не знала, что и думать!

— Мы женили твоих голубков, — вымученно улыбаясь, проговорила Тир.

— Неужто? — Ана засияла. — Ты должна мне все рассказать, госпожа моя.

— Позже, — невнятно пробормотала Тир и, зажимая рот рукой, метнулась мимо нее к своей комнате.

— Что с ней? — удивленно поинтересовалась Ана у хмурого мужа.

— Она нездорова с самого отплытия. Считай, полторы недели ничего не ела… Совсем измучилась.

— У Тир морская болезнь? — еще более изумленно переспросила его жена. — С чего бы это?

— Спроси чего-нибудь полегче. И вообще, женщина, что ты кормишь нас одними вопросами?

— Проходите, проходите. Уж я вас попотчую. Чай, соскучились по моей стряпне?

Тир к ужину не вышла. Ана, тихонько ворча себе под нос, наполнила тарелку едой и отправилась к госпоже. Та стояла на маленьком балкончике, обращенном к морю. Когда она обернулась на звук отворившейся двери, Анайриэль увидела, до чего ее хозяйка похудела и осунулась. Под серыми глазами залегли темные тени, а у рта появилась горькая складка… Взгляд Тир уперся в тарелку с едой, и она со стоном отвернулась.

— Унеси это. Видеть не могу. Нюхать не могу. Даже чувствовать рядом не могу. Вечные снега! Что со мной творится?

— Поешь, госпожа. Может, хоть что-то задержится, а то тебя, того гляди, с этого балкончика ветром унесет.

— Не могу, Ана.

— А я тебе травок заварю. Может, и полегчает. Когда началось-то все?

— Как вышли в море.

— Ну-ну… — неопределенно проворчала Анайриэль. — Давай-ка, садись, поешь. А заодно расскажи новости. Отвлечешься, все и проскочит. Что я тебя уговариваю, как малое дитя, честное слово!

Тир взяла кусочек мяса и пожевала его:

— Соли маловато.

— Никто не жаловался, — Анайриэль пожала плечами. — Давай-ка лучше рассказывай. Я умираю от любопытства.

Ане хотелось знать все — размеры и устройство замка Дома Красного дуба, каким оказался прием, оказанный там снежным эльфам, подробнейшее описание свадебного наряда невесты и прочие мелкие подробности. Она искренне ахала, слушая повествование Тир о событиях бурного свадебного дня, умилялась, узнав о внезапно объявившемся богатом и знатном деде Кэлибора, до колик смеялась, услышав о стремительном броске молодоженов из церкви в спальню… Тир пересказала ей все. Кроме одного. Ни в одной из ее историй не присутствовал лесной эльф по имени Эристор.

— Ну, вот и слава Духам, — удовлетворенно проворчала Ана, забирая у госпожи пустую тарелку. — А теперь ложись и поспи. Я сейчас тебе травку заварю, принесу.

Однако когда она вернулась, Тир уже спала. Ана поставила отвар у изголовья и заботливо укрыла госпожу, которой хватило сил лишь на то, чтобы снять сапоги и кольчугу. Потом она вышла в зал. Обычно в день возвращения дружины из похода закатывался пир, но сегодня настроения ни у кого не было. Болезнь госпожи наложила отпечаток на все. Вздыхая и ворча, Ана отправилась в их с мужем комнату. Эрик уже лежал в кровати. Задув лучину, она тоже быстро разделась и скользнула к нему под одеяло. Муж, засопев, притянул ее к себе.

— Неужто соскучился, медведина снежная?

Когда через полчаса супруги лежали, обнявшись и умиротворенно вздыхая, Ана, поудобнее устроив лохматую мужнину голову на своей груди, требовательно произнесла:

— Рассказывай.

— Ты же, небось, уже расспросила госпожу.

— А теперь ты расскажи.

Эрик вздохнул и, прикрыв глаза, своими словами пересказал события последних трех месяцев.

— Кто такой Эристор?

Бородач даже приподнялся, изумленно глядя на жену:

— Тир, что же, ни разу не упомянула его?

— Нет. А что, должна была?

Эрик откинулся на спину и хмуро уставился в темноту.

— Кто он такой?

Эрик скривился, хотя и ждал этого вопроса — он слишком хорошо изучил свою супругу.

— Спроси у госпожи, — попытался отбрыкаться он, заведомо зная, что все его увиливания не приведут ни к чему.

Не прошло и получаса, как он сдался:

— Это старший брат Куиниэ.

— Ну, и что в нем такого особенного? — не унималась Ана.

Она, как хорошая борзая, почуяла след, и теперь ничто не могло унять в ней любопытство. Эрик вздохнул в последний раз и выпалил:

— Он и госпожа Тир стали любовниками.

Ану словно подбросило на кровати.

— Он спал с ней? — тряхнув мужа так, что кровать жалобно затрещала, воскликнула она.

— Да, — буркнул Эрик и удивленно увидел, как его супруга как была — непричесанная, босая и в одной ночной рубахе, выскочила из комнаты.

Анайриэль тихонько пробралась в спальню госпожи и облегченно увидела, что ее отвар не тронут. Ворча себе под нос:

— Это не годится, совсем не годится тебе, дурочка, — она выплеснула содержимое чашки с балкончика.

Потом постояла, задумчиво глядя на разметавшуюся во сне Тир, и уже было пошла к двери, как вдруг та зашевелилась и тихо простонала что-то во сне. Ана вернулась, а после, помедлив, склонилась, ловя неровный шепот.

— Эристор… — вместе с дыханием долетело до нее, и Ана резко выпрямилась, поджав губы.

Набычившись, хмуря брови, она пересекла зал, вошла к себе в комнату и вновь запалила лучину. Эрик сощурил на нее сонные глаза.

— Выкладывай, — распорядилась она, и муж, обреченно хлопнув себя по лбу, откинулся на подушки.

Сидя на кровати и задумчиво покусывая ноготь, Ана выпытала у него все.

— Эх, меня не было рядом! Я бы им обоим вправила мозги, — восклицала она. — Наша-то, конечно, известная гордячка, ну, а он-то тоже хорош! И что теперь со всем этим делать?

— Постараться забыть.

— Боюсь, что не выйдет, — почти прошептала Ана и, загасив свет, наконец-то позволила усталому мужу заснуть.

Сама же она до утра не могла сомкнуть глаз, перебирая в памяти события, факты, свои воспоминания, сопоставляла рассказы Эрика и Тир…

Наступившее утро вернуло большой северный дом к обычному ритму жизни. Тир искренне пыталась в него вписаться, убегая от своих мыслей, но теперь болезнь, ставшая в плавании ее спасением, оказалась ловушкой, которая заставляла ее большую часть дня проводить в постели наедине с воспоминаниями. Ана, которая выхаживала ее, как могла, выбивалась из сил, теряла терпение, уходила, хлопнув дверью, но после возвращалась, вновь и вновь уговаривая свою госпожу съесть хотя бы еще кусочек…