— Отчасти, — Кэлибор нахмурился. — Он победил меня на турнире Быстрых мечей три года назад.
— Это не стыдно, эль-до. Я слышала, Эристору нет равных. К тому же он всегда был силен как медведь.
— Спасибо на ласковом слове, — добродушная улыбка приподняла уголки губ Кэлибора, и Куиниэ вдруг осознала, что опять стоит непозволительно близко к незнакомому эльфу, чьи утяжеленные цепями руки все еще сжимают ее плечи.
В тот же миг он отстранился, хотя глаза по-прежнему были прикованы к ее нежному лицу. Она же в свою очередь не отрываясь смотрела на него.
— Берегите себя, эль-тэ. Вас ждут непростые времена…
— Меня продадут?
— Не знаю. Но… Будьте готовы, что с вашей внешностью уже этот день вы можете окончить в чьей-нибудь постели, — Кэлибор твердо глядел в лицо Куиниэ, и отметил, что, несмотря на явный испуг, она не дрогнула и не отвела глаз.
— Этим человеком… хотите стать вы?
Кэлибор отшатнулся, но взгляд, которым он стремительно охватил ее всю, не оставил бы сомнений даже у самой невинности — он желал ее. И Куиниэ бросилась к нему, как в омут.
— Сейчас. Эль-до, прошу вас, сейчас, пока не поздно, пока никто другой…
Куиниэ схватила его за запястья и тут услышала за своей спиной смешок. Она стремительно обернулась, гневно уставившись на Тира, небрежно прислонившегося к дверному косяку в дальнем конце комнаты.
— А это наглость, цветочек. Соблазнять моего раба в моей же спальне. Кстати, что ты здесь делаешь, Кэл?
— Ана просила узнать, когда подавать на стол.
— И послала тебя? — нескрываемая насмешка прозвучала в голосе Тира.
Кэлибор глянул яростно, чувствуя, что краска заливает его лицо.
— Ладно, передай ей, что может начинать. Я приду, как только освобожусь, — все еще усмехаясь, распорядился Тир. — Ну что же ты? Шагай, да смотри не споткнись!
Кэлибор неловко развернулся и вышел. Куиниэ не удалось перехватить его взгляд. Когда же она вновь посмотрела на своего похитителя, тот уже освободился от перевязи с мечами и небрежно швырнул их на кровать. Впрочем, потом, заметив красноречивый взгляд пленницы, отомкнул сундук и бросил оружие в него. Туда же последовали ножи из голенищ сапог, кольчуга… Наручный стилет остался на своем месте. Тяжелая крышка опустилась, щелкнул замок.
— Я приму ванну. После сможешь помыться ты.
Куиниэ в смятении скрестила руки на груди. Тир глянул на нее, и неожиданно мягкая улыбка осветила его лицо, отразившись в светло-серых глазах.
— Не бойся, дуреха. По крайней мере, не меня…
С этими словами он, прихватив чистую одежду, скрылся за дверью, где, по всей видимости, находилось специальное помещение для мытья. Испытав мгновенно накатившую слабость, Куиниэ рухнула на стул и скорчилась, сжав виски тонкими пальцами. Слишком многое навалилось на нее за последнее время…
Началось все, когда Эристор решил принять на себя клятву верности и последовать за истинным королем Великого леса — Ангродом из Высокого дома Древнего кедра. Мать Куиниэ погибла уже очень давно, и неумолимое время почти стерло ее черты из памяти ребенка, а год назад был серьезно ранен во время охоты, а после скончался отец — тогда Куиниэ и ее брату-близнецу Тэргону едва исполнилось сто сорок лет. Эристору к этому моменту уже стукнуло без малого пятьсот, но он был так далеко…
К ним перебралась жить младшая сестра их родителя — служительница культа Лесного духа. Она должна была присмотреть за детьми, но в конечном итоге именно на плечи Куиниэ легли заботы о хозяйстве, замке и всем остальном — Эйтель Лесная в своих устремлениях была много ближе к теории лесной магии, чем к реальной жизни.
В течение года, пока в Доме Красного дуба был траур, их не беспокоили. Но едва закончился его срок, у ворот крепости, как вестник беды, возник курьер с посланием от принца Гимли, безнаказанно хозяйничавшего на землях Лесных эльфов, пока его излишне воинственный венценосный брат, не случайно прозванный Завоевателем, бился на чужбине с нагами. Теперь длинная рука интригана дотянулась и до молоденькой сестры одного из ближайших сподвижников Ангрода Эристора Дориата.
В письме Гимли без излишних реверансов сообщалось, что через месяц Куиниэ из Дома Красного дуба надлежало явиться в замок Дома Высокой сосны на ее бракосочетание с главой этого дома Ангудилом… Это было равносильно приглашению на казнь, но Куиниэ прекрасно понимала, что, ослушайся она, гнев принца обрушится не только на нее, но и на ни в чем не повинного Тэргона и всех эльфов клана… Конечно же, она сходила к шаману, попросив его отправить брату лесную весть о том, что происходит дома. Если бы Эристор только оказался рядом с каким-нибудь большим деревом, способным принять и передать послание, он бы сразу все узнал, но беда была в том, что наги жили в степях… Да и путь из их земель домой ох как не близок! А теперь…Теперь все и вовсе стало ужасным.
Что застанет Эристор, вернувшись домой? Что будет с замком и землями, с чем столкнется старинный и уважаемый эльфийский Дом Красного дуба? Что ждет Тэргона? И сто станется с ней?
— О чем задумалась, лесная?
Куиниэ вздрогнула и непонимающе уставилась на Тира. Потом, дрогнув чуткими ушами, ответила:
— О судьбе брата…
— Судя по словам Кэлибора, он сумеет за себя постоять.
Куиниэ качнула головой.
— Не об Эристоре. О Тэргоне. Он теперь совсем один…
— Я в одиночестве с рождения, — неожиданно резко ответил Тир. Потом, помолчав, продолжил уже спокойнее. — Пойдем, я покажу тебе, как пользоваться ванной.
Куиниэ покорно встала и поплелась за своим похитителем и, похоже, теперь хозяином. Переступив порог она очутилась в просторном помещении без окон, в котором было еще теплее, чем в спальне. У правой стены в полу была утоплена огромная каменная чаша. Тир подошел к ней и заткнул небольшое отверстие в днище деревянной пробкой, после чего указал на два шнура, свисавших с потолка прямо над купальней.
— Потянешь за тот, что с золотой рукоятью — потечет горячая вода, а тот, что с серебряной даст холодную. Можешь наполнять ванну — воды хватит.
— Как это возможно? — невольно заинтересовалась Куиниэ.
Тир усмехнулся.
— За стеной кухня, там стоят два чана. Один постоянно на огне. Я щедро плачу гномам и каменный уголь у нас не переводится. В днище каждого чана отверстие. Потянешь за шнур — откроешь заслонку, и вода по желобу потечет в ванну. Отпустишь — отверстие закроется. За количеством воды в чанах следят, и рабы, когда надо, пополняют их. А слив ведет прямо к прибрежным скалам. Примерно так же действует туалет.
— Просто, как все гениальное, — пробормотала Куиниэ.
— Спасибо.
— За что?
— Это моя идея.
Девушка недоверчиво взглянула на Тира, и он встретил ее сомнение смехом:
— Купайся, потом ложись в постель. Поесть тебе принесут.
Сердце Куиниэ совершило немыслимый эквилибр и заколотилось где-то в горле. Словно почувствовав это, Тир задержался у порога:
— Можешь спать спокойно. Сегодня твоя девственность останется нетронутой.
Среди ночи что-то разбудило Куиниэ. В комнате горела дымная масляная лампа, и в ее неверном свете девушка увидела Тира. Снежный эльф стаскивал сапоги… Ей захотелось крикнуть: «Вы же обещали!», но слова замерли в горле, и она лишь плотно зажмурилась, когда Тир поднялся и начал развязывать штаны. Спустя какое-то время кровать просела под его тяжестью, послышался шорох простыней, тихий удовлетворенный вздох и… наступила тишина. Куиниэ поняла, что все это время боялась дышать и шевелиться. Неужели проклятый северный варвар все-таки решил не трогать ее? Но почему?
Кто поймет логику юной эльфийки? Пять минут назад она с ужасом ждала насилия, теперь же с недоумением и легкой обидой размышляла, почему оно не произошло. Она уснула только под утро, а, проснувшись не сразу поняла, где находится
Комната была пуста. Куиниэ встала и, наскоро умывшись, надела чистое платье, которое обнаружила аккуратно разложенным на стуле у изголовья кровати. Оно было непривычного покроя — узкое, прямое. Длиной до пят, но без рукавов и с довольно глубоким вырезом на груди. Это платье было более открытым, чем ночные рубашки, в которых она спала дома. Куиниэ чувствовала себя в нем почти голой. Она подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя. Заколки все растерялись. Теперь непослушная копна темных вьющихся волос в беспорядке рассыпалась по плечам — только кончики нервно подрагивающих ушей торчали. Лицо было бледным и осунувшимся, но в зеленых глазах, прекрасно оттененных глубоким изумрудным цветом платья, горело нервное возбуждение. Кто-то подбирал платье специально для Куиниэ. Сомневаться в этом не приходилось. И эта мысль наждаком прошлась по оголенным нервам.
