Кэлибор уже сгинул в сырых подземельях Дома Зеленого остролиста…

Нет! Он будет бороться! Слишком многое зависит от того, хватит ли у него сил устоять… Быть может, удастся что-то придумать… Вдруг им смогут помочь… Надежда, слабая, но была. Слуге удалось бежать. Это был надежный человек, выросший в этих лесах, для которого они были, что дом родной. Эристор верил — Питер не бросил своего господина, а проследил его путь, и теперь спешит в замок Дома Красного дуба с сообщением. Но успеет ли? Да и что смогут сделать там? Тир! Что почувствует она, узнав о его пленении? Будет ли переживать? Быть может, плакать? Эристор оборвал самого себя.

«Какие слезы! Уж пусть лучше отчаянная снежная нацепит мечи, пораскинет хитрыми изворотливыми мозгами и придумает что-нибудь, чтобы освободить своего бездарно попавшегося… Кого? Ведь мы даже не стали любовниками».

Эристор вспомнил стройное белокожее тело Тир, нежные розовые соски, которых он касался, но так и не рискнул поцеловать… Лесной дух! Ему сейчас нужно было думать о смертоносности предводительницы дружины северных варваров, а он не мог остановиться, и придумывал все новые нежные слова, которые хотел бы шептать ей в их первую ночь и после, когда он будет любить ее снова и снова, ласкать ее, заставляя забыть все те ужасы, что довелось пережить ей в юности. В ушах Эристорадо сих пор стояло ее истошное «Нет!», такое странное, а потому особенно болезненное в устах воина, сильной и презирающей страх эльфийки… Он будет целовать и ласкать ее до тех пор, пока не услышит «Да!», если… Если только выберется отсюда. Если только она поможет ему в этом. Если только… Эристор закрыл глаза и принялся молиться.

***

Фэльдрин из Дома Зеленого остролиста, крайне раздосадованный тем, что пришлось прервать общение с пленником, сидел за господским столом в огромном зале замка, которым по-прежнему владел его дядька.

«Старый гриб, который, кажется, собрался жить вечно!»

Эристор был прав, Лэндир всю жизнь отличался невероятным упрямством, которое еще больше усугублялось тем, что в отношениях с племянником ему терять было нечего. Завещание, как оказалось, он составил уже давно и отдал на хранение настоятельнице ближайшей Лесной обители. Фэльдрину не удалось добиться от мерзкого строптивца сути этого документа, но то, что там не был упомянут он сам, сомневаться не приходилось. А значит, просто убить дядьку он не мог — завещание вступит в силу, и его, Фэльдрина, вышибут из Дома Зеленого остролиста, как пробку из бутылки.

Лэндир был одинок и мог отписать свое добро лишь двум наследникам — той самой обители или прямиком Лесному королевству. Ни с первым, ни тем более со вторым претендентом Фэльдрину было не справиться… Приходилось тянуть время, мучая Лэндира заключением, полуголодным пайком и время от времени придумывая какие-нибудь хитрости в надежде принудить дядю изменить свою последнюю волю. Положение более чем шаткое. Поэтому идея жениться на юной Куиниэ из Дома Красного дуба, которая, как донесли шпионы, вернулась недавно домой, показалась просто великолепной.

Фэльдрин облизнулся. Говорили, что юная эльфиечка чертовски хороша, а, пройдя через руки северных варваров, наверняка научилась послушанию и множеству более чем полезных вещей. Фэльдрин откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, представляя себе хорошенькую Куиниэ распростертой между двух обнаженных мужских тел, чья возбужденная плоть ритмично двигается в ней, заставляя маленькую дрянь кричать от боли и наслаждения. В ущербном сознании Фэльдрина эти вещи были неразрывно связаны. Он любил причинять боль и получал от этого наслаждение. Ему нравилось унижать.

«Что может быть приятнее губ еще недавно сильного и гордого эльфа на твоем члене? Только вид его сестры или жены, привязанной лицом вниз на кровати…»

Фэльдрину нравилось овладевать эльфийками или человеческими женщинами именно так — тогда были видны следы, оставленные его плеткой на нежной коже их спин и ягодиц. Хотя переполненные страхом и болью глаза возбуждали его не меньше… Всегда так трудно решить…

«Да! Это была отличная идея! — отрываясь от фантазий, в очередной раз думал он. — Я женюсь, и тогда дядюшкино наследство для меня уже будет не столь важно. Дом Красного дуба не менее богат и знатен… К тому же и правда пора обзавестись наследниками».

Слуги накрыли столы. Еда была как обычно невкусной.

«Давно пора выгнать эту чертову повариху, пока она не отравила меня!» — решил Фэльдрин.

Челядь в замке осталась еще с дядиных времен. Чему удивляться, что Фэльдрина не любили? Вчера вот кто-то из прислуги на конюшне засунул между седлом и спиной лошади, на которой он собирался ехать, горсть колючек. Фэльдрин едва не сломал себе шею, когда конь понес. Толстый сук, низко нависавший над дорогой, даже коснулся волос на его макушке. Просто чудо, что он остался жив. Пришлось наказать этих людишек конюших. Кажется, двое уже умерли…

— Проклятый замок, проклятый старый гриб, его хозяин, проклятые все его приспешники, — тихонько ворчал Фэльдрин, с отвращением заталкивая в рот ложку какой-то жратвы, внешне более всего похожей на чью-то рвоту.

«Скажи спасибо, что не понос!» — буквально дословно читалось на лице молодого слуги, который поднес хозяину вино.

Фэльдрин хлебнул и даже передернулся. Кислятина!

«Хоть убей их всех. Ничего не добьешься, так и будут пакостить».

К Фэльдрину подобострастно подобрался его верный Берт.

— Господин мой, Эристор вроде оклемался.

— Отлично. Скажи Кроу и его парням. Я сейчас приду. И еще… Передай им, пусть не перегнут палку. Мне нужно, чтобы он пришел на свадебную церемонию своими ногами и смог держать в руке перо, чтобы подписать брачный контракт.

— Все будет сделано в лучшем виде.

— Ступай.

Когда Фэльдрин спустился в подвал, трое его подручных людей уже были готовы. На них была только обувь и большие кожаные фартуки, заскорузлые от крови предыдущих жертв. Поначалу Фэльдрина, который во всем любил доведенную до утонченности, граничившей с сумасшествием эстетику, бесили их мерзкие волосатые задницы, но потом он привык. А и правда, зачем пачкать хорошую одежду? Не напасешься. Фэльдрин занял место в сторонке и кивнул палачам:

— Эль-до, они уж помучат тебя немножко. Так, для разминки. А потом мы поговорим о нашем деле.

— Нам не о чем говорить. Ни тогда, ни сейчас, — голос Эристора, который даже не повернул головы в сторону вошедших, был холоден и сдержан.

— Говорят, попытка не пытка. Сейчас тебе представится случай проверить это на собственной шкуре. Буквально.

— Тебе не видать Куиниэ, как своих лопоухих ушей, сволочь!

— Смотри, а то можно устроить, чтобы ты полюбовался на свои, голубчик. Чик! И вот они перед тобой. Ничего. Волосы у тебя красивые, будешь носить их распущенными, как девка, никто и не заметит, что чего-то не хватает… Но это потом. А сейчас… Начинайте, ребятки.

К несчастью для Эристора, у него был сильный выносливый организм. Спасительное забытье никак не приходило к нему… Это продолжалось так долго, что утомился даже Фэльдрин. От криков и запаха жженой плоти у него разболелась голова, а глаза стали слезиться от дыма, который заполнял подземелье, исходя от факелов и жаровен, на которых палачи раскаляли свои орудия.

— На сегодня хватит, — буркнул он. — Спокойной ночи, эль-до, хороших сновидений. Завтра мы обязательно встретимся вновь. Вы подумаете об этом, не так ли?

Эристор ответил длинным ругательством.

— Фи, как грубо!

— Тебе всерьез стоит задуматься о том, чтобы начать пытать не каленым железом, а своими остротами, дружок! Не многие смогут выдержать твое чувство юмора долго.

Фэльдрин в бешенстве топнул ногой и, залепив связанному пленнику пощечину, двинулся вон.

— Кстати, передай привет Лэндиру и пожелай ему от меня долгих лет жизни, — долетело до него уже в коридоре, и только боязнь показать, что выпад опять достиг своей цели, не позволила негодяю вернуться.

— Крепкий орешек, — проговорил один из палачей, переглядываясь с товарищами.