– Подойди, я обниму тебя. Не бойся.

Но подошёл сам и сильной рукой прижал Лит к себе. Короткие толстые пальцы опустились на предплечья девочки. Она зажмурилась – ей было неприятно, хотелось оттолкнуть его и убежать, но от неожиданности тело будто парализовало.

Мужчина с наслаждением перебирал шелковистые волосы и вдыхал их запах, со сластолюбивым любопытством исследуя комнату ребёнка – корыто с водой, в котором она, должно быть, умывалась каждое утро; наспех снятый балахон – Халгар почти чувствовал оставшееся на нём тепло её тела. На сундуке он увидел букет засушенных цветов и понял, для кого они предназначались.

– Хватит! – Девочка высвободилась из объятий.

– Ещё увидимся, – хмыкнул мужчина и вышел из комнаты.

Два длинных стола с лавками, за одним из которых сидел Дарун со старейшинами, а за другим – женщины с детьми, ломились от блюд с едой. Третий стол был поменьше – с кувшинами и кубками для браги и мёда.

Когда принесли оленину на вертеле, Халгар церемонно встал со скамьи, чтобы обратить на себя внимание. Он вытащил из-за пазухи деревянную коробочку, подошёл к вертелу и принялся солить куски мяса, которые отрезали слуги и относили на тарелках гостям. Те же, пробуя оленину, одобрительно кивали и хвалили Джосгара.

– Будь осторожен, – сказал Дарун. – В шахтах небезопасно.

– Верно, – ответил Халгар. – Мы с сыном рисковали жизнью, чтобы порадовать гостей солью на этом пиру.

– Ты взял с собой Адама? – удивился один из старейшин.

– Да. Он бесстрашен как тигр – весь в отца.

Адам, уплетавший мясо за обе щёки, заулыбался от удовольствия. Мать потрепала его по белобрысым вихрам.

– Говорят, раньше эта соль продавалась в Норлиндоре за бешеные деньги, – сказал наместник.

– Это так, – согласился Халгар. – И я тому свидетель – слышал разговоры торговцев из Дор-Тайо. До того, как убили Алгерда, разумеется, но ты этого не знаешь. Ты тогда ездил по постоялым дворам.

– Я был в академии, – поправил Дарун. – Возможно, когда-нибудь я восстановлю производство соли.

– Вряд ли, – усомнился Халгар, и его надменный тон оскорбил наместника.

Лит, сидевшая рядом с Адамом, незаметно перевернула мясо в тарелке на другую сторону и откусила кусок с несолёной стороны.

Когда гости утолили голод, и за обоими столами начались оживлённые беседы, один из юношей-слуг подошёл к Даруну.

– Господин, у дома – бедняки. Просят еды.

– Собери, что останется после пира, и отдай им, – ответил наместник.

– Зачем? – спросил Халгар.

– Среди них вдовы убитых дружинников, – добавил слуга. – Плачут, что им нечего есть.

– Разве я для того спускался в шахты, чтобы мою соль ели нищие?

– Ты ведь сам когда-то был бедным, – заметил один из старейшин.

– Я заслужил свой хлеб честным трудом! – вспылил Халгар.

Старейшины переглянулись, но больше ничего не сказали.

Слуга смотрел на Даруна в ожидании дальнейших распоряжений, потому что последнее слово оставалось, всё-таки, за хозяином дома.

– Пусть уходят, потом с ними разберусь, – ответил Дарун.

Халгар язвительно усмехнулся и повернулся к столу, где сидели женщины и дети.

– Лит, я знаю, что ты хочешь сделать Адаму подарок. Сейчас самое время, мы наелись-напились и хотим посмотреть, что ты будешь дарить моему сыну. К тому же, в прошлый раз вы повздорили, и теперь просто обязаны помириться.

Девочка отодвинула тарелку и слезла со скамьи, направившись в свою комнату.

– А ты выйди из-за стола, чтоб все видели, – сказала Адаму мать.

Когда Лит вернулась, пряча руки за спиной, мальчик стоял между двух столов, рядом с очагом.

Дарун, видя, что держит в руках Лит, собрался было остановить её.

– Не вмешивайся, – удержал наместника Халгар, и Лит, ни о чём не подозревая, подошла к Адаму.

– Ты не виноват, что от меня скрыли смерть родителей, – тихо сказала она. – Я не сержусь на тебя.

Треск костра в очаге и шум ветра в дымовых трубах заглушили её голос, и никто, кроме мальчика, ничего не услышал. Он кивнул, и Лит протянула ему засушенные жёлтые цветы дриад.

Кто-то из гостей неловко закашлял, захихикали дети. Один мальчуган прыснул со смеху, а Адам брезгливо оттопырил нижнюю губу. Лит не понимала, что происходит.

– Тебе не понравилось? – спросила она.

– Мальчикам цветы не дарят. – В его глазах блеснул огонёк гнева.

Смешки становились громче и громче, они словно раскаты грома, окружили Лит со всех сторон. Девочка покраснела до корней волос и посмотрела на дядю с мольбой о помощи, но тот молчал – на его лице тоже было смятение.

Тогда Лит бросила цветы в огонь очага и убежала к себе в комнату.

Мальчик вернулся за стол.

– Какая оплошность, – мать Адама погладила сына по голове, но он со злостью откинул от себя её руки.

– Далла, ты – умная женщина, – произнёс, наконец, Дарун. – Возьми Лит к себе на воспитание, научи её всему, что нужно.

Сострадательное выражение лица матери Адама исчезло, оно стало каким-то ядовитым, змеиным.

– Ещё чего! Я кормила её, а после – потеряла двоих детей. И оба – сыновья. Ни за что!

Наместник замолчал – он чувствовал, что дальше падать уже некуда.

Спустя некоторое время Лит всё-таки пришлось выйти из комнаты по приказу дяди. Девочка снова должна была улыбаться гостям, словно ничего не произошло, но чувствовала, как всё изменилось. Она подошла к компании девочек, игравших у очага, но они нехотя разговаривали с ней, и вскоре вообще разбежались, оставив Лит одну.

Тогда она вышла во двор. Там, у кухонного стола играла сама с собой одна девочка лет десяти. Чересчур высокая, нескладная, с диковатым выражением лица.

Лит подошла к ней.

– Как тебя зовут?

– Ида, – буркнула та.

– Хочешь клюкву? – спросила Лит и вытащила из кармана горсть ягод.

Ида сморщилась.

– Я не люблю её – она кислая.

– Тогда хочешь, покажу тебе лошадей?

– Нет, я их боюсь.

– Может, поиграем во что-нибудь?

– Давай в прятки. Ты прячься, а я буду искать.

Ида закрыла глаза и принялась считать, а Лит побежала в конюшню.

Она спряталась в самом углу возле серого жеребца, и, гладя его по пышной гриве, прислушивалась – не начала ли Ида искать.

Внезапно дверь конюшни распахнулась, и Лит увидела Халгара. Он тоже увидел девочку.

– Мы играем в прятки, – сказала она, в надежде, что старейшина оставит её в покое.

Но Халгар и не думал уходить, а наоборот – закрыл ворота и направился к Лит. Он подошёл к ней вплотную, и, глядя в глаза, противно улыбнулся.

«До чего же гнусный!» – подумала девочка, повернувшись к мужчине спиной. Она оказалась зажатой между стеной конюшни, жеребцом и Халгаром. Её дрожавшая рука продолжала гладить шею животного.

– Любишь лошадей? – спросил старейшина, и, прикоснувшись к морде жеребца, толкнул его. Конь, фыркнув, отошёл вглубь стойла.

Девочка сжалась, – рука, гладившая жеребца, опустилась вдоль туловища. Халгар положил ладони на плечи Лит, а затем просунул ей руки подмышки, обхватывая талию. Девочка замерла от испуга и неожиданности. Кислое дыхание алкоголя вызывало тошноту. Пальцы мужчины заскользили по её груди, нащупав под платьем затвердевшие соски.

– Перестаньте! – взвизгнула Лит.

– Тебе не нравится? – удивился старейшина. – Мне приятно. Я хочу, чтобы и тебе было приятно. Ты ведь тоже этого хочешь.

– Я не хочу! Уберите руки!

Отталкивая Халгара, она споткнулась и упала. Ей было противно и стыдно за всё, что случилось.

– Дура ты, – бросил старейшина и направился к выходу.

Девочка глядела в широкую спину уходившего Джосгара, оцепенев и не в силах пошевелиться. Кто он такой? Зачем вторгся в её жизнь? Что ему нужно?

Наконец, придя в себя, она поднялась на ноги и выбежала из конюшни. Она бросилась в дом, надеясь спрятаться от всех в своей спальне, но увидела, что дверь открыта, и там играют дети. Тогда девочка побежала на чердак и села на балконе у перил. Её никто не видел, но она видела и слышала всех.