А потом так вышло, что, продвигая активную рекламу, делая ее модной, мы сами выкопали себе яму: рекрутеры стали натыкаться на уникумов вроде Яценко, способных в одиночку переплюнуть лучшую тракторную бригаду.
Да, Яценко недешев, и на него работает такая же группа поддержки, как у целой бригады. Но Яценко один, а у меня тракторов штатно десять да плюс резерв, который в трудные дни выходит на линию весь, итого до пятнадцати. И каждому вынь да положь «представительский» бюджет, чтобы человек не болтался по магазину неприкаянный – иначе он не удовольствие будет у посетителей вызывать, а подозрение и раздражение, несмотря на всю свою харизму… И минимальная зарплата, и соцпакет, и налоги, и черт знает что еще. В копеечку влетает бригада.
Поэтому негласно, чтобы трактористы не знали – ха-ха три раза, все мы прекрасно знаем, – дана команда: искать, искать и еще раз искать мощных аттракторов-одиночек. Чтобы работу бригадами потихоньку свернуть.
Особенно такая перспектива угнетает сегодня, когда «Мономах» перезаключает контракт с нашим агентством. Вот прямо сейчас они с моим начальником разговаривать должны. Почему я не нервничаю – да потому что бесполезно. Мы свою работу делаем четко, а чего этому мономаху в его шапку взбредет, от меня не зависит…
Звонок в левом ухе – значит не по работе, личный.
– Вовик! Дружище!
Старый мой приятель Бобик – и, похоже, нетрезвый.
– Роберт! – говорю строго. – Я на боевом посту, значит, если что-то срочное – излагай, а если до вечера подождет…
– Вовик! Представь себе, меня баба бросила!
Бобик у нас, понимаете ли, большой ученый, доктор философии, поэтому в быту изъясняется предельно четко и ясно.
– Представляю, – говорю. – Они тебя постоянно бросают, мог бы уже привыкнуть, тем более немедленно появляются новые, и каждая следующая моложе и симпатичнее.
– Моложе – это да… Дальше уже только малолетка. Это у меня от неуверенности в себе… Вовик, как же мне хреново…
Бобику всегда хреново, и вокруг него перманентный апокалипсис. У него под окнами на светофоре что ни день – авария, а соседи если не пьют горькую, так дерутся. Уточняю: все соседи, весь дом на двести квартир. Говорят, место проклятое. Ага, поверил. Я же тракторист, дорогие вы мои. Я Бобика насквозь вижу. И слишком давно его знаю – набрал статистику. Ему достаточно куда-нибудь прийти, чтобы там все посыпалось. Молодые и неустойчивые структуры он просто уничтожает, старые и крепкие – расшатывает. Попросите Роберта написать статью для вашего нового сайта – сайту конец. Публикуйте его почаще в вашем научном журнале, чтобы журнал загнулся. Бобик – убийца розничной торговли в радиусе трехсот метров от места прописки, там ни один магазин дольше года не живет. Он свой родной институт почти до закрытия добил, но пока не справляется, институту все-таки под сотню лет, почтенное учебное заведение с богатыми традициями, поди такое завали, это же нарочно стараться надо. А Бобик добрейшее существо и против института ничего не имеет. Но пожар и затопление там уже были.
Нельзя даже сказать, что у Бобика отрицательная харизма. Напротив, харизмы там хоть отбавляй, и она самая положительная. Женщины у него молоденькие – потому что по юности лет покупаются на широкоплечесть, брутальную звероватую красоту, ученую степень и хорошо подвешенный язык. Бобик выглядит надежным и старается таким быть, только эта надежность с отрицательным знаком. Вы от него надежно остервенеете, а потом осатанеете, абсолютно не понимая, чем он вас бесит. Да ничем. Просто бесит.
Я, кажется, единственный, кто выносит этого типа спокойно и не попадает в его разрушительную волну. Мы, что называется, друзья по песочнице. У маленького Бобика были проблемы с дикцией, и я его невнятную речь переводил остальным детишкам. Уже тогда был трактористом, сам того не подозревая, – тем, у кого нюх на особенных людей и кто умеет с ними ладить.
– Вовик, мы же друзья!
– У меня тут десять человек. Я не могу их бросить, извини.
– Понимаю. Ты молодец. Ты добрый. Ты всегда меня выручал… Как же мне хреново…
Мне Бобика искренне жаль – он умеет и любит убиваться горем и вот-вот начнет это делать в полную силу. Но я действительно не могу все бросить и кинуться его утешать. Тем более он просто меня напоит до положения риз, вот и все утешение. Нет уж, пускай страдает в одиночестве. Главное, потолок у него не рухнет, раз не рухнул до сего дня, а все остальное поправимо. Соседей он и так уже довел до состояния, когда им сам черт не брат. Они сами черти конкретные. Их многоэтажку можно брать и в полном составе десантировать в горячие точки планеты, чтобы там стало очень и очень холодно.
Ураган нынче будет, форменный ураган с мордобоем, это к гадалке не ходи.
– Я тебе вечером позвоню.
– Врешь ведь, зараза.
– Я тебе вечером позвоню! Все, пока.
Отдуваюсь, гляжу на Ваню. Хочу послать его по этажам, но не могу, какая-то мысль неясная свербит в голове – нечто, связанное с Бобиком.
Что-то важное я поймал, важное по работе, – и упустил.
Ладно, если это действительно важно – само всплывет.
– Скоро будем обедать, а пока ты пройдись по слотам, улыбнись бригаде. Пусть знают, что мы рядом. Спроси, не нужно ли чего. У дверей сейчас Тарасов стоит, ему особое внимание, у него слот трудный. Заодно купишь там в цветочном большую темно-красную розу и отнесешь Кате Мироновой. Ей пора взять цветок в руки. Это тоже в файле не записано.
– А она от цветка – что?.. Активизируется?
– Ей просто будет приятно.
Помощник мой напряженно обдумывает услышанное, аж мозги скрипят. Привыкай, молодой человек, тракторист думает о своих тракторах, даже когда спит.
– А что сказать? Что это от вас?
– Ну, не от тебя же, ты ведь сам не догадался. Ваня, послушай, ну, естественно, она активизируется. Потому что будет лучше себя чувствовать. Но цветок – не для этого. Цветок именно для того, чтобы Катя лучше себя чувствовала. Понимаешь разницу?
– Э-э…
– Мы зовем их тракторами, но они живые люди. Если тракторист на секунду забудет об этом, он уже никакой не тракторист, а очень посредственный менеджер, который быстро развалит бригаду. Поймал себя на том, что сотрудники не волнуют тебя как люди, а тебе важна только выработка, – сразу уходи с поля в офис. Потому что бригада почувствует это мгновенно и упадет духом. Работа в поле – только для трактористов, друг мой.
Ваня кивает и уходит. Будем надеяться, что понял. Он быстро схватывает, просто еще не привык к нашей специфике. Ну и как заходит разговор про Катю, Ване становится трудновато соображать.
Звонок в правом ухе – служебный.
– Владимир Сергеевич?
– Какие новости, Миша?
– По бригаде все в порядке. У нас в целом… Проблема.
Миша в штате бригады обозначен как «консультант по внешним связям», попросту говоря – отвечает за охрану. У него в «Мономахе» схвачено все, он знает в лицо каждую неприметную бабульку, которая на самом деле соглядатай и «пасет» воришек. Естественно, на короткой ноге с начальником службы безопасности. Со мной тот за руку здоровается, а с Мишей-то они говорят на одном языке. Миша в некотором смысле тоже тракторист, просто узконаправленный – влезет без мыла прямо в душу любой силовой структуре.
– Сливают нас, Владимир Сергеевич.
– Это начальник местной СБ сказал? – спрашиваю, а сам к ощущениям своим прислушиваюсь. Вроде бы не грустно мне и не больно. Ждал я чего-то подобного.
– Так точно. Контракт продлен не будет. И самое интересное – знаете, кто заступает вместо нас?
– Дай угадаю.
– Не угадаете.
– Они перекупили Яценко, – говорю я так спокойно, будто меня это совсем не волнует.
А действительно – волнует? Не особенно. Мне интересно, куда агентство поставит бригаду. Не возьмут же нас в «Золотой век». Там слишком хорошо запомнили, как мои сотрудники лупят охрану по головам дорогими бутылками.
– Угадали… Ну да, вы же тракторист, еще бы не угадали. Яценко заступает прямо завтра. А в «Золотой век», по слухам, приходит какой-то одиночка из молодых.