— Проходите, — и на пороге опять дорогу в квартиру перегородил, — Мне сказали, что у вас ко мне дело. По литературной части? Принесли рассказ написанный? — У Вовки тетрадка в руках с синопсисом.

— Лев Абрамович, давайте всё же пройдёмте в кабинет ваш и присядем. Нужно переговорить и разговор долгий. Думаю, вас заинтересует. Даже отпускать не захотите, — попытался максимально открыто улыбнуться Фомин.

— Даже, так, — чуть губы скривил, но пошёл вглубь квартиры, Вовку не пригласил, и сам догадается.

Кабинет писателя ничем особым от кабинета Аполлонова не отличался большой древний стол, книжные полки вдоль стен. На видном месте сочинения Сталина. Красно-коричневый переплёт золотые буквы на корешках. Под номером тома мелкими золотыми буквами: «институт Маркса Энгельса Ленина». Всё же, чуть отличается, цветы везде, словно в оранжерее, а не в кабинете.

Сам хозяин как-то крадучись уселся в кресло деревянное у стола, а Вовке указал на стул.

— Слушаю вас, молодой человек. — Сам ещё не старый. Лет сорок.

Вовка набрал воздуха и на одном дыхании рассказал о задуманном фильме. Кассиль слушал не перебивая. Руки сложил на колени и лишь изредка похлопывал правой рукой, как бы в такт своим мыслям. Фомину минут пять потребовалось. Описывал финты, даже сценки кое-какие в лицах пытался изобразить. Закончил и стал реакции метра ждать.

— Слушаю вас, молодой человек. — Чего это было? Спал что ли писатель с открытыми глазами? А нет, он же рукой по колену хлопал. В трансе был? Глуховат?

— Ну, я, то есть мы … Да, я рассказал о своей задумке Аркадию Николаевичу Аполлонову и мы … Он предложил … Вам надо написать такую книгу и по ней сделать сценарий, по которому снимут фильм. — Вовка замялся. Энтузиазм из Льва Абрамовича не фонтанировал.

— А сами чего же. У вас всё не плохо продумано, садись да пиши. — Кассиль опять кривовато улыбнулся.

Блин, да что такое, где и что пошло не так? Звонок от Аполлонова, как то он связан с расстрелом брата? Сложные времена.

— Лев Абрамович, я не писатель, тем более даже не представляю, чем повесть, скажем, или роман от сценария отличается. Давайте я вам первоначальную задумку озвучу.

— Озвучу? Слово какое-то интересное. Ну, озвучьте, молодой человек. — Вроде улыбнулся или это мошка в нос попала.

В прямом смысле. В кабинете писателя было полно горшков с цветами и фикус и ещё всякие традисканции и видимо в них, как и положено, расплодились мушки, заварку в фикус выливают. Мушек было прилично. Фомину и самому уже одна в нос залетела. Чуть не чихнул.

А как залегендировать знание финтов? Твою ж налево! А он уже их пять штук показал и никто ни Чернышёв, ни даже Якушин не спросил, а откуда шестнадцатилетний пацан знает приёмы, которыми в стране никто не владеет. От слова «СОВСЕМ». Привыкли, что Артист знает и умеет то, что не знает и не умеет никто, даже те же чехи с канадцами. Откуда? Да, от верблюда. Его же молния шарахнула. Вон, какое дерево без горшка на спине вырастила. Самосевом. Да, он, вообще, псих, и даже на Канатчиковой даче уже лечился.

— Я тренирую молодёжный состав «Динамо». И показываю ребятам всякие вот такие финты. Вот и подумал, а что если показать фильм документальный в кинотеатрах с этими финтами, с детальным разборам. Для мальчишек в футболе, это почти что главное. Дриблинг, обводка. Этот фильм увеличит популярность футбола в СССР и привлечёт ещё больше мальчишек в секции и через несколько лет поднимет уровень нашего футбола на недосягаемую высоту. И мы даже можем замахнуться на чемпионат мира.

Вовка проговорил это в запале и вдруг остановился. Кассиль сидел напротив и впервые улыбался.

— Ну, а потом я подумал, что если фильм будет игровой с актёрами, то эффект будет ещё больше. А ещё вам надо написать сценарий и по нему нужно снять фильм про «Матч смерти». И назвать надо именно так. И показывать во всех соцстранах.

— Ого. — Кассиль встал, открыл форточку и закурил «Герцеговину Флор». Выпускал струйки дыма туда в чирикающее воробьями зелёное шевелящееся марево и думал. Затушил, не докурив и половины папиросы. Вернулся к столу.

— Занятный вы молодой человек. Ну, товарищ Аполлонов меня предупредил, что вы с другой планеты. Просил сильно серьёзно ваши слова не воспринимать. Вечно, говорит, несёт чего-то. Прав, на сто процентов прав, товарищ Аполлонов, вы с другой планеты. С какого-то коммунистического завтра. У меня были другие планы. Пишу сейчас повесть «Улица младшего сына» в соавторстве Максом Поляновским о жизни и смерти юного партизана Володи Дубинина — героя Великой Отечественной войны. Про Керчь. Послезавтра туда собираюсь на месяц другой. Оторвали вы меня. Ну, в смысле отрываете, То есть собираетесь оторвать. Тьфу. Прямо хоть бросай «Улицу младшего сына». Вечно всё не успеваю. Ещё вот домработница уволилась и уехала, не знаю на кого квартиру на эту пару месяцев оставить.

— Лев Абрамович, а давайте я у вас два месяца поживу. Меня из общежития выселяют. А вы что же с детьми и с женой в Керчь?

— Да, там, в санатории нам две комнаты выделяют. Правда, поживёте, за фикусами и канарейками поухаживаете?

— Конечно. Мне же жить негде …

— Вот и замечательно. Я обещаю вам, молодой человек, что закончу повесть за эти два месяца и, как вернусь, мы с вами и напишем повесть про финты в футболе. Именно с ВАМИ. Будете моим соавтором.

Эту неделю можно назвать неделей походов по звёздам, первым был писатель Лев Кассиль, вторым — поход к целому семейству звёзд. Всё не получалось, то Вовка приболел, то заболел сам Лазарь Вайсбейн, простыл. Теперь вот все в более или менее нормальном здравии.

Сказать, что Фомин не хотел идти в эту квартиру на Красносельской в недавно построенном Доме железнодорожников, так это ещё ничего не сказать. Всё естество противилось. И если бы не настойчивость Антонины Павловны, то ещё бы оттягивал и оттягивал «визит вежливости». Но мама Тоня железной рукой боролась за счастье дочери. Пока у неё ничего не получалось. Да, приехала в школу, устроив переполох, Русланова, да сказала «Гут» и всё, ну, разве что, рассказала о хорошей песне Утёсову, сказала и исчезла, укатила на юга с гастролями. Юга это не Сочи, это Ташкент, Сталинабад, Фрунзе и прочие Ашхабады с Ленинаканами.

Леонид Утёсов во второй раз согласился послушать молодое дарование. На этот раз Аркадию Николаевичу пришлось для этого просить самого Кагановича позвонить мэтру. Леонид Осипович, он же Лазарь Вайсбейн был обижен на правительство, но отказать Кагановичу не мог. Обидел же не он, а сам товарищ Сталин. Чем обидел? Не дал премию своего имени. Тихон Хренников включил его в список лауреатов Сталинской премии, однако Сталин его фамилию из списка вычеркнул. Он при обсуждении небрежно бросил: «Это какой Утёсов? Который песенки поёт? Но у него же в голосе ничего нет, кроме хрипоты!»

Самое интересное, что тот же Каганович говорил, что Сталину очень нравятся блатные песни в исполнении Утёсова, при любой возможности заставляет ставить себе пластинку на граммофон с песней «Лимончики» и «Гоп со смыком». Вот и пойми великих.

Вовка не считал, что Утёсов это тот человек, который может помочь маме Тоне сделать Наташу певицей. А ещё он ну очень сильно не хотел, чтобы она этой певицей становилась. Перед глазами была судьба Игоря Нетто, который женился на известной актрисе. Какая там жизнь, если то он всегда в разъездах по стране, то она. И чем она на тех съёмках и гастролях занимается — неизвестно. А когда Игорь заболел, испытывал проблемы с памятью, то просто сбежала от больного мужа. Вот так и не получилось у Игоря с Ольгой Яковлевой. «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас».