Вовка еле успел на самолёт. Прямо бегом бежал, его на взлётной полосе догоняя. Вначале ничего такой гонки не предвещало. Заранее договорился с таксистом, что тот его перед стадионом будет ждать. Ждал тот, как и договорились. Вот только на старенькой Эмке на полдороге мотор заглох. И дальше ни в какую. Хорошо ехал пацан на велосипеде и согласился довезти Вовку до аэропорта. Местами-то сразу поменялись и это Вовка пацана вёз. Всё же в нём метр восемьдесят восемь сантиметров. Ещё на сантиметрик подрос. Да и в плечах раздался. Скоро с амплуа нападающего придётся завязывать, тяжеловат становится. Придётся в полузащиту отходить распасовщиком.

Это просто счастье, что Вовка минут по десять в день кувыркался. Вестибулярный аппарат тренировал. Так бы вывернуло наизнанку. Маленький почтовый У-2 то и дело падал в ямки, потом выбирался из них и падал в ямы, а ещё время от времени падал в ямищи. Тогда, даже у тренированного Вовки ком к горлу подкатывал. А мужичка, что сидел рядом, их двоих только и везли, полоскало регулярно. Запах стоял в салоне так себе, хотя его и продували сквозняки. Долетели, и без аварий и приключений сели в Ташкенте. Вовка дошёл до касс и поинтересовался, всё ли в порядке со следующим самолётом. Полетит?

— Конечно, дорогой, ещё как полетит. Быстро полетит. Это же бывший военный скоростной бомбардировщик. Был АНТ-40, теперь стал ПС-40. Только это название сменилось, самолёт-то прежним остался, — обрадовал его словоохотливый мордатый мужик в окошечке кассы. Изыск. Обычно девушки сидят, а тут совсем и не девушка.

У Вовки Фомина при себе только небольшой военный вещмешок с мыльно-рыльными принадлежностями. Всю амуницию в бауле по договорённости доставит Третьяков до их общаги. Одел он, собираясь в эту поездку, всё то же драповое перешитое модное пальто, ну, альтернативой только вельветовая куртка, но в Ленинграде может быть прохладно, Всё же май месяц непредсказуем, может и снежок выпасть и морозец слабый ударить, не хватало простуду схватить. Не вовремя, что-то сразу столько дел навалилось, и артель мебельную открывать, и артель по производству бутс, да ещё клад. На голове фуражка восьмиклинка. Под пальто бостоновый костюм, что куплен на талон, выделенный спортобществом «Динамо». На руке золотые часы, снятые с насильника. Одним словом, настоящий пижон. Пора вызывать на комсомольское собрание и пропесочивать.

В бауле имелся бутерброд, в котором место колбасы, за неимением оной, занимала котлета. Гамбургер. Так как целые сутки предстояло провести в дороге, то Вовка купил пять котлет таких в столовой и бутербродов наделал. Неизвестно, есть ли в тех аэропортах буфеты и даже если и есть, то, сколько стоит удовольствие в них поесть, читай — отравиться. Республики южные. Мало ли чем немытым накормят.

Выкупив заказанный для него Аполлоновым билет, Вовка, вышел на улицу подышать ароматным южным воздухом. Рядом со зданием аэропорта цвели какие-то деревья, но аромата не чувствовалось. Не сирень и не черёмуха, от запаха которой лёгкие сами расширяются.

Стоял, смотрел на садящееся за горы солнца и всё обдумывал, как же залегендировать ломание стены в жилом доме, или в этом «Тресте Столовых», ничего интересно в голову уставшую не приходило. Нужно было сходить в туалет и поспать те четыре часа, что оставались до его рейса.

— Парень, закурить не найдётся? — нет, не узбек. В этом времени узбеки ещё не курят. Разве насвай свой сосут. Подошедший был русский, щетина, фиксы железные. Кепка на глаза надвинутая.

— Не курю.

— Спортсмен?

— Ну, да спортсмен, — говорить не хотелось, но этот пристал, как клещ, не отдерёшь.

— А время не подскажешь, спортсмен? — мужичонка был на голову ниже и угрозы Вовка не чувствовал.

— Скоро восемь, — на часы глянул.

— В Москву? Есть время. Тут за углом Равшан плов варганит, недорого. Пальчики оближите. Пойдём? — Как-то так сказал, мелкий, что ответить ему «нет», не получалось. Словно загипнотизировал. Какое-то нейролингвистическое программирование.

Вовка молча пошёл за мужичком. Здание аэропорта, необычное. Изыск архитектуры среднеазиатской. Или греческой? Вдоль всего здания колонны. От начала до конца и крыша как бы лежит на этих колоннах. Получается такой, как это называется — балкон, нет. Балюстрада? Нет — это лестница. А как тогда? Портик? Точно, наверное, портик, только не украшенный всякими ионическими колоннами. Колонны простые. Ни каких украшений. В летнюю жару, Ташкент же, наверное, хорошо постоять под этим портиком, обдуваемым ветерком с гор. Дошли до поворота и Вовка увидел, что и правда, там варили плов — настоящий узбек в полосатом ватном халате. Дымок как раз в их сторону слабым ветерком сносило.

— Ай, брат, подходи такой палов вкусный. Сам бы всё съел. Тебе как другу один коса насыплю. Двадцать сом.

Двадцать рублей? Не бесплатно.

Большой казан, почерневший от огня, и с крышкой, тоже почерневшей. Рис янтарного цвета. Даже кусочки разорванного мяса видны и большая головка чеснока сверху. Эх. двадцать рублей не деньги, решил Вовка, и присел на небольшую скамеечку. Что там той котлеты было после двух часов тяжёлого футбольного матча, он килограмма три всяко-разно потерял. И огромную кучу килокалорий. Футболистов толстых не бывает. Все сухие. Побегай полтора часа по полю.

Косушка, это миска такая небольшая, получилось на один зуб. Так хотелось ещё с двадцатью рублями расстаться. Вот только в туалет сходить надо.

— Слушай, уважаемый, — обратился Фомин к повару, — где тут у вас удобства?

— Какой удобства? А, эти удобства. Нет ни какой удобства. Вон, туда в посадку иди, там неудобно, но мал-мал удобно.

— В эти? — Метрах в пятидесяти было что-то типа аллеи, ну, или на самом деле посадок.

— Та, туда ходить.

— Я провожу, да и самому надо, — поднялся зазывала, что его сюда заманил.

Дошли до аллейки этой. Там сразу запах мочи проявился. Да, мал-мал удобно. Вовка расстегнул штаны и тут какой-то подозрительный шум за спиной образовался.

Вовку кто-то ворочал. Что вставать пора? А будильник? И Третьяков почему-то молча его ворочает. А не аккуратно трясёт за плечо со словами: «Фома, подъём!». Ерунда какая. А голова почему болит? Простыл? Заболел? Стоп, он же плов ел. Отравился, но при отравлении не голова болит, а совсем другое место. Его опять перевернули и стали штаны снимать. Врачи? Понятно, в больницу попал.

Фомин попытался открыть глаза. Какая-то корка мешала. Получилось только один. Он лежал не на кровати или, там, на каталке в больнице, а в той самой аллейке, куда и пошёл насущную потребность организма осуществить. Прямо перед глазами маячила чья-то голова, и голова была почему-то в его фуражке восьмиклинке. Вовка попытался второй глаз открыть, но только боль в затылке усилилась. В это время товарищу, что снимал с него бостоновые брюки, это удалось, и он выпрямился, встав на колени. Оба-на. Да это же тот самый фиксатый зазывала, что уговорил его «палова» попробовать. И спрашивается, зачем он с него штаны снял?